Комната с видом на звезды (СИ) - Шиндлер Марина. Страница 27

Обычно я не слишком общительная. Все разговоры с малознакомыми людьми вызывают у меня большие затруднения. Но сейчас это было легко, потому что лицо охранника выглядело бесконечно одиноким. Стоило на секунду заглянуть в его глаза, чтобы понять, — он будет только рад любому участию. Видно, он уже давно перестал чувствовать себя живым и отвык от людского общества. Старый пьяница, держащийся на службе из жалости, он осознано лишал себя права приобщиться к другим, более успешным и счастливым людям. Никто не замечал его. Никому не было дела до человека с глазами, полными усталости и скорби.

— У меня такая работа, — проговорил Анатолий Степанович, и со слабой улыбкой закивал мне, словно благодаря за этот вопрос. — А ты опять шаришь здесь по ночам?

— Вы меня вспомнили? — удивилась я. Мне казалось, что с нашей прошлой встречи охранник почти все забыл.

— Я, может, старый пьяница, но не кретин, — будто ответил на мои мысли Анатолий Степанович.

— Вам повезло, — я не удержалась от шутки, и охранник негромко засмеялся. — Хорошей вам ночи.

— Иди с Богом, — попрощался со мной Анатолий Степанович, и я вышла в прохладный сентябрьский вечер.

***

Автобус неспешно вез меня по улицам, и за его окнами мелькали огни городских заведений, отбрасывающих золотистый свет на асфальт. На своей остановке я вышла из салона и, пока двигалась к дому, наблюдала за проходящими мимо людьми. В основном, это были прогуливающиеся старики или молодые люди, и лица их неясными пятнами мелькали в вечернем тумане. Город с каждым днем все сильнее промерзал под холодными ветрами, а первые опавшие листья теснились у края дорог. Меня угнетало это серое, безликое небо, плотной пеленой застилающее солнце. День казался бесконечным и тоскливым, и лишь к вечеру, когда темнота окутывала жителей, все приобретало свои краски.

Мой взгляд ловил рассеянный свет уличных фонарей, в лучах которых виднелась едва ощутимая морось. Кожаная куртка приятно грела тело, и не нужно было спешить домой, как это обычно бывало, если ветер продувает тебя насквозь. Тогда появляется одна мысль, — поскорее укрыться в теплом доме. Но сейчас мне хотелось подольше оставаться в этом вечере, наслаждаясь тишиной улиц и спокойствием, которые заполняли воздух.

Помню, эта мысль возникла именного тогда, в тот чарующий вечер, и я больше не могла выбросить ее из головы. Узкая дорожка вела меня к дому, и все это время я думала о Максиме. Мне хотелось, чтобы между нами не было этой незримо возникшей стены. В чем причина ее появления? Может, все дело в Даше? Или мы были друзьями слишком долго, и чувствам стало тесно в этой дружбе? Ответить я не могла, — мысли Максима оставались загадкой.

У подъезда снова сидела пухлая рыжая кошка. Она смотрела на меня в прищур, и сейчас ее глаза отсвечивали изумрудным блеском. Я в смятении замерла перед дверью, чувствуя, что не могу бороться с желанием увидеть Давыдова. Позвонить или написать? И что сказать? Раньше для этого не требовался повод, но что-то случилось со мной, и прежние пути оказались иллюзией.

Давыдова все еще не было в онлайне. А у меня висело пять сообщений, и ни одно из них не отправил Максим, они были от ребят с курса. Видимо, мой взгляд, в котором, как любила повторять мама, сверкали искры, не оставил никого из них равнодушными, и они периодически присылали мне любезности разного рода и предложения встретиться. Как правило, их сообщения начинались с банального «Привет. Как дела?». Раньше я посмеивалась над подобной гениальностью, а сейчас глубоко раскаялась. Что еще может написать один человек другому? Что я могу написать Максиму, кроме вопроса о его делах? В голову не приходило ничего другого, поэтому я отправила Давыдову сообщение на телефон. Когда все было сделано, я почувствовала себя глупо и смешно.

Поднявшись в лифте на свой этаж, я вошла в дом. Под ноги с заливистым лаем бросился Зевс, — похоже, сегодня бабушка не была готова забрать его к себе. А из глубины квартиры доносились родительские голоса.

— Пришла главная хозяйка! — услышала я смеющийся голос отца.

— Скучали по мне? — было приятно оказаться дома, в этом уютном теплом местечке.

— Конечно, — мама с улыбкой встретила меня и пошла на кухню. — Весь день пропадаешь на учебе, голодная?

Отрицать этот факт не было смысла, ведь я сейчас могла бы съесть хоть слона. Сколько не пей в институте чай с пирожками, а нормальный обед все равно не заменить. Пока мама подогревала ужин, мы болтали о прошедшем дне, о самочувствии бабушки и смеялись над мамиными учениками. Особенно над девчонками из пятого «в» класса, которые считали себя довольно взрослыми для того, чтобы красить глаза и губы в невероятные перламутровые оттенки. Мне всегда хотелось спросить у их родителей, видят ли они вообще своих детей.

Максим наверняка уже прочитал мое сообщение. Но ответа не было. После ужина я отправилась в свою комнату и стала собирать сумку на завтра, положив все необходимые тетради. Нестерпимо хотелось спать, а утром снова рано подниматься. Вскоре моя комната погрузилась в темноту, которую разрезали отблески городских огней, проникающих через неплотную ткань штор. Мне снился сон. Мне снилось, что я сижу на пустынном взморье, и прибрежный песок, зажатый между моими ладонями, стремительно ускользает из них. Не могу объяснить, какое это чувство, но казалось, что-то важное уходит от меня в бездонный океан времени, в котором не найти, не разглядеть ничего, — невозможно.

***

Мы с Настей уже прослушали лекции по математике, общей химии и генетике. Если генетика оказалась наукой довольно интересной, то математика вернула меня во времена дифференциальных уравнений различных порядков, которые никогда не вызывали ничего, кроме головной боли.

Четвертой лекцией стояла медицинская физика. Ее нам должны были прочитать курсом из ежедневных лекций на протяжении трех недель, и это занятие было первым. Как обычно, студенты вздыхали и спрашивали, зачем вообще нужна физика. Я тоже плохо понимала, для чего нам изучать этот предмет, но все-таки надеялась на лучшее. А именно, на снисходительного преподавателя и зачет автоматом посредством каких-нибудь успешно сданных лабораторных работ.

Преподавателя звали Яковлев Алексей Евгеньевич. Так значилось в расписании, но мы еще не представляли, что он за человек. Заходя в аудиторию, все обратили внимание на шкаф внушительных размеров. Он стоял в другом конце зала, но не у стены, а так, словно его пытались передвинуть, а потом позабыли о нем.

— Итак, всем здравствуйте! — мы оторвали взгляды от шкафа и увидели, как в аудиторию вошел мужчина лет сорока. Он держался непринужденно, и его добродушный взгляд скользил по студентам. На висках у Яковлева уже виднелись знатные залысины, сам он был невысок и тучен, но двигался легко и стремительно.

— По своему опыту уже знаю, что вы все не понимаете, на кой черт вам сдалась физика, — продолжал Алексей Евгеньевич, продвигаясь между рядами к шкафу. — Поэтому мне придется вас убеждать в этом. Вы все видите этот шкаф?

Ребята подтвердили это. Мы с Настей переглянулись с улыбками, — Яковлев обещал быть отличным преподавателем.

— Как вы думаете, сколько человек потребуется, чтобы перенести его?

Ребята стали выкрикивать предположения. Мы слышали варианты «два», «три», «четыре».

— Не будем гадать, — улыбнулся Алексей Евгеньевич. — Предлагаю вам попробовать поднять его. Добровольцы!

Двое парней сразу решили испытать себя и вышли к шкафу.

— А где Кобзев? — спросила Лебедева. — Он бы этот шкаф один перенес.

— Точно, — кивнула я, вспоминая нашего старосту. Правда, его сейчас не было видно, хоть на генетике он присутствовал. Неужели решил прогулять?

А у шкафа продолжала разыгрываться сцена. Два парня потерпели неудачу, и поднять шкаф пытались уже трое. Удивительно, но им снова потребовалась помощь. Только вчетвером ребята сумели поднять мебель и пронести на несколько метров, когда преподаватель остановил их.

— Что ж, как видите, для этого эксперимента потребовалось четверо молодых людей, — подытожил он.