Любя, гасите свет - Андреева Наталья. Страница 3
После обеда можно, конечно, поработать. И даже нужно. Но горький опыт меня давно научил: Соня, не суетись. Начальники сами не знают, что им надо. Главное, срочно. Никто в этом городе не работает, а, возможно, и во всей стране. Ведь мы идем не по пути прогресса, а по пути регресса. Жить-то все хуже и хуже. Разве это возможно, когда люди с утра до ночи трудятся? Поэтому я выслушивала очередные угрозы молча, брала бумажку, клала ее на стол, по правую руку, и спокойно запускала какую-нибудь «Косынку». Пару раз ко мне подходили:
– Ну что? Сделала уже?
– Делаю. – И я с озабоченным лицом щелкала мышкой.
– Молодец! Трудись!
В конце рабочего дня мне, как обычно, сообщали:
– Уже не срочно. Рассосалось. Займись-ка лучше этим. Но это срочно.
– Ага.
Через год обо мне сказали: ценный сотрудник. Всегда успевает в срок. Это совсем не проблема, когда сроки постоянно отодвигаются. А если вдруг выясняется, что работа не сделана и деньги потрачены неизвестно куда, тут же находится какой-нибудь коррупционер или даже группа коррупционеров. Ни черта не делают все, но отвечает кто-то один. И все его ругают. Называют ворюгой. А себя жалеют. Кто-нибудь, когда-нибудь осудил какого-нибудь секретаря, клерка или кадровика? Мелкую сошку, которая ежемесячно получает свои копейки? Мы достойны жалости. Хотя бы за то, что дважды в день штурмуем переполненные вагоны метро или пригородной электрички.
Мне очень нравилась моя работа. Но дорога… После того как я вышла замуж, моя жизнь сильно осложнилась. И это все заметили.
– Что с тобой, Соня? Ты плохо выглядишь.
– Ты не беременна? Выглядишь неважно.
– Что-то ты похудела.
И так далее. Это меня электричка доконала. И марш-броски на железнодорожную станцию. Двадцать минут пешком, с утра. В городе природных катаклизмов. Я стала замечать, что в Москве гораздо теплее, чем в пригороде. И не так ветрено. И вообще метро – это классно! Я было приуныла, но тут вмешался Паша.
Он целый вечер сидел на диване, в углу, и, вооружившись калькулятором, делал какие-то подсчеты. А когда я уже собиралась идти спать, муж сказал:
– Соня, я сделал вывод, что твоя работа нам не выгодна. Вот посмотри…
Мне не надо было смотреть его выкладки, я этот вывод сделала давно. Три вида общественного транспорта, причем, не полностью московского. Никакой «Тройкой» тут не обойдешься. Проезд в пригородной электричке все время дорожает, вся область ездит на работу в Москву, заплатят, куда они денутся. Так думает их железнодорожное начальство, постоянно увеличивая количество контролеров. Скоро нас будут обилечивать прямо у дырок в заборе, окружающем платформу. Я от контролеров не бегаю, замужней женщине несолидно, поэтому всегда покупаю билет, а это накладно. Плюс покушать в обед. У нас в офисе не принято приносить еду с собой. Можно, конечно, кофе с бутербродом обойтись, но прогулка в обед по торговому центру не проходит бесследно для семейного бюджета. Иначе умрешь не от голода, от тоски, во всем и всегда себя ограничивая. Таким образом, я трачу около двадцати тысяч в месяц, а зарабатываю двадцать пять, если без премии. Которую в последнее время никому не дают. Это из-за санкций и вездесущей Америки. Сначала исчез пармезан, а вслед за ним и премия. Как будто одно с другим связано! Лично я патриотка и понимаю, что надо, сплотившись, затянуть пояса, но за «жирные» годы во мне успели воспитать потребителя. Который без подпитки новинками превращается в капризного ребенка. Он не хочет ничего знать о политике, он просто ноет: дай!
Я все понимаю, да, кризис, но постоянно раздражаюсь, слыша о громкой свадьбе сына какого-нибудь олигарха, заплатившего американскому певцу миллион долларов за сорокаминутное выступление, или о новой шикарной квартире звезды отечественного шоу-бизнеса, приобретенной семьей селебретис в Майами или Тель-Авиве. Терпеть так всем. А то получается, что народ повернулся к Америке спиной, над которой возвышаются головы широко улыбающейся элиты. А лично я почти всю свою зарплату трачу на дорогу и обеды. Обидно.
– У тебя не остается времени на готовку, – нажал муж. – Мы заказываем на дом пиццу и суши. И перекусываем в кафе.
Ха! Готовка! Я прихожу домой в восемь вечера, измочаленная электричкой и маргиналами в метрополитене! Мне что, еще надо после всего этого варить щи и крутить фарш для котлет? А в выходные я тоже хочу поспать. Имею законное право. Муж, между прочим, тоже не собирается посвящать эти святые дни уборке. У него футбол или посиделки в спорт-баре с друзьями. Машина, которую надо мыть и чинить. Мама, которую надо навещать. У нас разные мамы, каждой нужно внимание.
Не знаю, как я позволила мужу себя уговорить?
– Ты все равно скоро станешь матерью, – сказал мне Паша. – Надо отвыкать от работы.
– Ты что, гинеколог? – съязвила я, не удержавшись. – Уже знаешь, что я беременна!
Он отчего-то разозлился.
– А разве замуж выходят не для того, чтобы иметь детей? – Муж смотрел на меня с таким видом, будто я понапрасну занимаю место в его чудесной двухкомнатной квартире.
Я-то в отличие от него прекрасно знала, что не беременна, потому что пила противозачаточные таблетки. Стоило мне только подумать, что так будет всегда. Я и Паша, в этой квартире, потому что купить другую нам не светит. Да и какую другую? Эта ведь двухкомнатная! Даром что до станции пять автобусных остановок!
Наше с ним будущее… Перепачканные калом памперсы, бутылочки со смесями, засаленный домашний халат. Очереди в детских поликлиниках, потому что сейчас все рожают. Детей столько, что лично меня оторопь берет: куда их всех распихают? В какие садики и школы? А потом еще и институт! И я в этой бесконечной очереди, за прививками, за местом в ясли, в класс к хорошему учителю, в очередь к репетитору по английскому и по химии. Или по физике. Не важно. Главное, в очередь. С деньгами, которые заработает Паша. А если не заработает? Не очень-то он преуспел к своим тридцати годам. И судя по всему, уже не преуспеет.
Элита ведь тоже детей нарожала. Известные актеры, звезды шоу-бизнеса, богатые бизнесмены, влиятельные чиновники. Не пойдут же их дети работать в Макдоналдс или супермаркет на кассу? Не то, что социальный лифт давно уже не работает, а и на верхних этажах такая давка, того и гляди, обвалится потолок!
Стоило мне об этом подумать, и рука сама тянулась к блистеру с таблетками. Кстати, я их и не прятала. Они лежали на видном месте, на моей полке, странно, что моему мужу понадобился год, чтобы их найти.
Хотя… Он ведь никогда мною не интересовался. Как я провожу время без него, куда хожу, с кем встречаюсь. Каждый месяц Паша спрашивал:
– Ты не беременна? Давай, поторопись, тебе уже двадцать пять!
До моего дня рождения оставался месяц, но муж все равно говорил: двадцать пять. А его день рождения мы отметили два месяца назад, но Паша на вопрос, сколько ему лет, все равно отвечал: тридцать. Странная логика. Или это мужская логика? Возраст женщины – средство для ее устрашения. Поторопись! А для мужчины медаль на грудь: да разве же это возраст? Тридцать, сорок, пятьдесят… Хоть завтра в ЗАГС. Товар ходовой – разберут.
Мы просто не любили друг друга, вот в чем все дело. Мы стали заложниками ситуации. Стереотипов. Надо, значит, надо. Надо замуж. Надо жениться. Надо ребенка. Надо порадовать маму, которая хочет увидеть внуков.
Когда мы разошлись, меня никто не понял. Подчеркиваю: меня.
…Нас всех объединяет то, что мы обожаем мечтать. О том, где бы мы жили, если бы у нас были деньги и был выбор. Куда бы мы поехали, что купили. Об интересных людях, с которыми могли бы познакомиться, если бы ходили в такие же интересные места. О той красоте, которая, как говорят, повсюду нас окружает. Только стоит денег. Которых у нас, увы, нет.
Этот дом был очень красивый. Можно сказать, новостройка. Что такое десять лет? Бизнес-класс. Сорок этажей, на последних – огромные квартиры с панорамными видами. С роскошными лоджиями, все – с чудесным видом на парк. И эти окна… Трехметровые потолки, так что вы себе представляете эти окна! Я никогда не мечтала об Остоженке, или об особняке на Рублевке. О Кутузовском проспекте и о Тверской. Мне нравился этот дом. Мне всегда казалось, что там живут какие-то особенные люди. Особенно в тех квартирах, видовых. Люди, с которыми я никогда не познакомлюсь и не узнаю, как они живут. Потому что они вряд ли до меня снизойдут со своих тридцатых и сороковых этажей. Из пентхаусов, которые словно парят над Москвой, выше только небо.