Мадам Икс (ЛП) - Уайлдер Джасинда. Страница 25
Я качаю головой, освобождаясь от рук Лена аккуратно, внимательно и осторожно.
— Ничего, — произношу я шёпотом, мой голос охрип. — Спасибо.
Я иду в свою спальню и ложусь на кровать, по-прежнему одетая в платье. Лен задвигает шторы и включает генератор шума.
— Вы не должны сердить его, мэм. Это глупо. Вы дёргаете тигра за хвост, лучше не раздражайте его. Понимаете, что я говорю?
— Классическая апологетика домашнего насилия, Лен, — мой голос ещё хриплый. Однако не думаю, что у меня появятся синяки.
— Я не оправдываю, а просто говорю.
— Апологетика это... знаешь что, не бери в голову. Спасибо, Лен. На сегодня всё.
— Ладно, тогда, — пауза, — я приду завтра с дизайнером.
— Дизайнером?
— Подобрать наряд для мероприятия с тем богатым ублюдком.
— Вы имеете в виду Джонатана.
— Да, как угодно. Они все, чёрт возьми, одинаковые.
Я не отвечаю. Чувствую, что мои глаза тяжелеют. Игнорирую суматоху в своём сердце, в своей голове, игнорирую жжение в горле и боль в глазах.
Я слышу шум, когда меняют входную дверь, а затем ставится тихо.
Я засыпаю.
***
Темнота. Густая, сырая и хищная. Урчание зверя с острыми клыками и когтями. Красные глаза, светящиеся орбиты.
В кромешной тьме с босыми ногами я спотыкаюсь. Ударяю палец, чувствуя как новый укол боли пронзает со всех сторон агонией, поскольку отрывается ноготь.
Другой зверь с горящими белыми глазами. Громкий, ревущий.
Вокруг меня завывания и усиливающиеся стенания, вопящие и оглушительные. Столько монстров, они быстрые и из железной плоти, беспечно разгуливающие во тьме, у них яркие глаза и красные светящиеся хвосты.
Снова спотыкаюсь, молния освещает путь в темноте, мои кости сотрясаются от грома, а мои следы стираются потоком холодного дождя. Я не плачу и не кричу, потому что пострадала слишком сильно, потому что плач требует дыхания, а у меня нет кислорода, нечем дышать, лёгкие опалило голодным пламенем.
Пламя.
Они где-то позади меня, всё ещё мелькают и воняют поджаренной плотью.
Звери ревут вокруг меня, светя своими слишком яркими глазами, дотрагиваясь когтями, таща бинты и иглы.
Квадраты, бесконечные квадраты надо мной. Квадраты, усыпанные миллионами, миллионами точек. Сто десять тысяч четыреста двадцать четыре точки, чёрные дыры и все в белых квадратах.
Голоса, жужжащие вокруг меня, как эхо из прошлого тысячелетия.
Слова. Звуки, которые должны быть понятными, но я их не понимаю. Слова, слова, слова, которые ничего не значат. Ничего.
Потеря.
Агония.
Скорбь.
Агония.
Лицо. Снова и снова, и снова.
Мечты о свете.
Мечты о темноте.
Темнота.
Хватит тьмы. Нужно держать её на расстоянии! Там в темноте звери. Им нужна моя кровь, моя плоть.
Не могу сделать вдох.
Я тону в океане тьмы и не могу дышать.
— Дыши, Икс, — звучит команда.
Я начинаю дышать, делая долгий болезненный вдох.
— Дыши.
Я дышу.
Руки ласкают моё лицо, чьё-то тело убаюкивает моё. Я нахожу утешение и смутно вспоминаю страх, пульсирующий во мне.
— Калеб.
— Дыши, Икс. Всё в порядке. Это был сон.
Боже, сны. Они опустошают меня, грабят мою душу.
Осознание возвращается как вспышка, словно молния поражает дерево.
— Отпусти, — я отползаю, — не трогай меня.
— Икс.
Я пулей вскакиваю с кровати, падая на пол грудой костей и прижимаясь в темноте к окну. Тень поднимается, эти мужские плечи, угловатое и красивое лицо, ангельское в своём совершенстве даже в затемненный профиль. Моя дверь открыта, впуская небольшой яркий лучик, пронзающий тьму, очерчивая слишком красивый силуэт, который хочет помочь мне.
— Прости. Ты знаешь, что мне нелегко говорить это тебе или кому-либо другому. Я никогда не извиняюсь. Несмотря ни на что. Но я виноват перед тобой, Икс, прости. Я не должен был делать этого, и я сожалею, — он присаживается рядом со мной, одетый в одни трусы-боксеры. Его одежда аккуратно сложена в кресле.
— Я знаю, — это всё прощение, на которое я способна.
— Тебе больно?
— Нет.
Касаясь пальцем моего подбородка, он поднимает моё лицо, чтобы я взглянула на совершенство.
— Посмотри на меня, Икс.
— Смотрю.
Эти глаза такие тёмные, такие загадочные, пронзительные, они открыты, печальны и обеспокоены.
— Не бойся меня.
— Я не боюсь.
О, оказывается я профессиональная лгунья, когда это необходимо.
Он поднимает меня и укачивает у своей твёрдой, тёплой голой груди. Я слышу пульс, медленный и стабильный. Он гладит мои руки, плавно убирает волосы назад. Я до сих пор в платье. Не знаю, сколько сейчас времени.
Моё сердце колотится в груди.
— Сара.
— Что? — позволяю себе смущённо спросить я.
— Её зовут Сара. Девушку, с которой ты меня видела. Сара Эбигейл Хиршбах. Её родители — евреи, видные члены ортодоксальной еврейской общины здесь в Нью-Йорке. Её отец — мой деловой партнер. И Сара... ну, у нас сложная история. Мы сходимся и расходимся. Она хотела бы, чтобы мы не расходились, хоть я и объяснил, что никогда такого не будет. Но она продолжает возвращаться, чтобы получить больше того, что я даю ей. На чисто физическом уровне.
— Почему ты мне это рассказываешь? — я изо всех сил стараюсь сохранить голос нейтральным.
Мой вопрос игнорирует.
— Я собираюсь быть честным с тобой, Икс. Никогда ничего не жди от меня. Ты знаешь обо мне всё, что необходимо знать. А правда... ты знаешь настоящего Калеба Индиго намного лучше, чем любая из моих других... знакомых — назовём их так — когда-нибудь узнает. Они получают меньше, чем ты. Меньше времени, и меньше меня в те краткие моменты. Ты... ты особенная, Икс.
— Сколько их?
— Кого?
— Знакомых, — я добавляю яда в свой тон.
— Много. Я не стану извиняться за то, кто я есть, Икс. Зверь в твоих снах? Мне нравятся такие звери. Всегда голодные, ненасытившиеся, не удовлетворённые. И много-много девушек, которых я... посещаю — они лишь лёгкие закуски. Перекусываю тут и там. Достаточно, чтобы продержаться, пока не наступит время пировать.
Его горячее дыхание ощущается на моей коже. Он рвёт моё платье сверху вниз.
— Калеб...
— Ты лучшая, Икс.
Его губы на моей коже. Руки пожирают плоть. Пальцы ищут мою влажность, моё скрытое тепло. Внутри меня есть страх, но он только возбуждает. Я боюсь, о... как же я боюсь крадущегося за мной хищника. Боюсь когтей в тени и хищного зверя, чей голод нельзя утолить. Я боюсь, но дрожу от волнения, когда мельком его вижу, и я не удивлюсь, если он пришёл за мной. Когда я вижу его глаза и отблеск лунного света от когтей, то знаю, что он пришёл за мной. Он сожрёт меня, поскольку я — всего лишь мягкая вещь, легко разделываемая плоть.
Но этой ночью? Этой ночью я обнаруживаю собственные когти.
— Нет, Калеб, — я освобождаюсь, обнажённая, но ещё в трусиках. Скрещиваю руки на своей груди, она вздымается от страха, нужды, гнева и бесчисленных бурных эмоций, слишком смешанных и непонятных, чтобы дать им название. — Нет. Ты причинил мне боль.
Тишина полна напряжённости.
Его ноги чётко попадают в штанины брюк, пуговицы на рубашке застёгиваются без промедления. Носки и ботинки также легко надеваются. Пиджак обтягивает мощное предплечье. Рука проскальзывает в карман брюк и вытаскивает телефон, белый экран ненадолго подсвечивается, после чего телефон снова убран в карман. Ключи звенят, вращаясь на указательном пальце.
— Я дам тебе немного времени, Икс, если это то, что тебе нужно. И я говорю в последний раз: прости, что обидел тебя.
Между этими словами есть скрытое обещание: твоё время, чтобы смириться с этим, ограничено.
Вопрос, что кипит внутри меня, когда моя входная дверь закрывается, и я остаюсь одна, очень простой: Смогу ли я смириться? Что делать, если не смогу?
Смогу ли я простить? Должна ли? И хочу ли я этого?