Мадам Икс (ЛП) - Уайлдер Джасинда. Страница 7

— Как мы познакомились, Икс?

— Ты с-с-спас меня.

— Правильно. А от чего я тебя спас?

— От него. От него, — я чувствую, как из моих снов просачивается враждебность и жажда крови.

— Я нашёл тебя на тротуаре, ты лежала, истекая кровью. Была тяжело ранена, избита почти до смерти и до неузнаваемости. Я взял тебя на руки и понёс в больницу. Ты проползла в одиночестве, умирая... так далеко. Почти целую милю. Полиция думает, что ты знала, где находился госпиталь, и что пыталась попасть туда. Но не успела.

— Ты отвёз меня в больницу, — рассказывая, я потихоньку восстанавливаю своё дыхание.

— Верно, — пауза, вдох. — Я внёс тебя, врачи не разрешили тебя сопровождать. Но тебя не могли опознать, и ты была без сознания. Я просто не мог оставить тебя там, не узнав, что произошло. Не осведомившись, будешь ли в порядке. Поэтому, мне позволили остаться в комнате ожидания, пока они оказывали тебе помощь.

— Ты ждал шесть часов. Я умирала на операционном столе, но меня смогли вернуть с того света, — я знала эту историю. Это единственная история, которая у меня была.

— У тебя были сильные повреждения головы. Мне сказали, что из всех твоих многочисленных ран, черепно-мозговая была самой опасной. Говорили, что ты можешь никогда не прийти в сознание. А если очнёшься, то можешь ничего не помнить. Те или другие события, или, вообще, всё. Мне сказали, что ты можешь быть парализована. С таким повреждением мозга ничего не было ясно до тех пор, пока ты не пришла в себя.

— И я почти всегда спала.

— В конце концов, мне нужно было уйти, но я пришёл проведать тебя на следующий день.

— И на следующий, и на следующий, — я знаю в каком ритме произносить свои слова, и когда делать паузы. Обретаю возможность дышать. Мои лёгкие снова работают: вдох-выдох, вдох-выдох. Сжимаю пальцы, несколько раз моргаю, сосредотачиваясь на сгибании пальчиков на ногах. Знакомые упражнения.

— Полиция обнаружила место преступления, где ты подверглась нападению. Это было убийство. Всю семью убили. На твоих глазах. Ты видела всё это. И сама еле выжила.

— И преступник всё ещё на свободе.

— Ожидает тебя, чтобы увидеть твоё лицо. Ждёт, чтобы удостовериться, что ты никогда не сможешь никому рассказать о том, что знаешь.

— Но я ничего не знаю. Не могу ничего вспомнить, — это правда. Это часть ритуала, но это правда.

— Я это знаю, и ты это знаешь. Но он — нет. Убийца на свободе и знает, что ты жива и всё видела.

— Ты защитишь меня.

И это тоже правда.

Одна из немногих. Я защищена. Меня оберегают. Держат в целости и сохранности. Держат.

— Я буду защищать тебя. Ты должна верить мне, Икс. Я обеспечу твою безопасность, но нужно доверять мне.

— Я верю тебе, Калеб, — я должна ухватиться за эти четыре слова. Иногда я в них не верю, иногда — наоборот. Сегодня вечером — первый из двух вариантов.

Это как есть апельсин, пытаясь отделить зёрна от мякоти, и выплюнуть только семена. Есть правда, но существует и ложь. Я ему доверяю, но чувствую при этом какую-то горечь, какую-то грязь.

— Хорошо, — он зарывается пальцами в мои густые тёмные волосы. Гладит меня. Ласкает. — А сейчас поспи.

Щелчок. Меня окутала темнота, и я накрылась одеялом. Генератор шума успокаивает звуками волн, мягко разбивающихся о воображаемый берег. Я позволяю этим звукам унести меня с собой, как корабль по течению.

Отдалённо, слышу, как открылась и захлопнулась входная дверь.

Я осталась одна.

ГЛАВА 3

Луч рассвета принёс с собой жалость. Я слаба. Я была слаба. Кошмары черпают все мои силы. Превращают в какое-то существо, в мягкую, уязвимую вещь, весь низ живота и никакую броню. Жажда кислорода, желание света и прикосновений напоминают, что мечты — это выдумка, подсказывают, что я в безопасности. И я возвращаюсь к единственному утешению, которое могу найти.

К ритуалу.

К словам.

К истории.

Но наступает день — я принимаю душ и переодеваюсь, заплетаю волосы и закручиваю их в узел на затылке, тщательно наношу макияж, надеваю дорогие каблуки — и вот я в своей броне, я не тот мяукающий котёнок, я презираю ту слабость. Если бы могла вцепиться в ту версию меня, раскромсала бы без милосердия, порвала бы на кусочки. Трясла бы так сильно, что у неё застучали бы зубы, дала бы ей попробовать своего словесного яда, который я использую, чтобы контролировать сбившихся с пути богатых мальчиков. Сказала бы, что леди не должна показывать страх. Она ни перед кем не плачет. Леди никогда не обличает слабости. Выше нос, выпрями спину. Найди свои достоинства, и одень их на себя, как доспехи.

И я это делаю. Очищаю себя от эмоций. Отворачиваюсь от зеркала в гардеробной, подальше от соблазна рассмотреть шрамы на моём животе, руках, плече, у корней волос на левой стороне черепа, между верхней частью уха и макушкой. Нет никаких шрамов. Никаких напоминаний о потерянном прошлом. Нет слабости, нет кошмаров, нет необходимости в утешении.

Я —Икс.

Сейчас всего лишь пять утра. Я готовлю свой завтрак. Яичные белки, тост из пшеничной муки ручного помола с тонким слоем органического масла. Половинка грейпфрута, остаток которого накрыла полиэтиленовой плёнкой и вернула в холодильник. На каждую дольку грейпфрута выдавливаю несколько гранул подсластителя Truvia. Чёрный чай, без сахара и без молока. Органические витаминные добавки.

Позже, в перерывах между встречами с клиентами, я час позанимаюсь на тренажёре, потом час потрачу на йогу. Далее, по плану — обед: салат из свежего, органически выращенного шпината, грецких орехов, сушёной клюквы, тёртого сыра Блю и соуса. Ещё нарезка свежих фруктов, бутылочка дистиллированной, деионизированной воды. Или смузи из очень питательных продуктов, зелёное, горькое, но полезное.

Мне сказали проводить дополнительные двадцать минут в спортзале. Это означало и то, что я должна урезать калории, получаемые с пищей. Инструкция по диете и упражнениям шла с пакетом, который я получала каждое утро. Большой конверт просовывали под дверь. В нём находились досье на моих клиентов, которые придут в течение дня, и сопутствующие им контракты.

Если спланировать время правильно, всегда остаётся несколько свободных минут после завтрака и перед моим первым клиентом на сегодня. Я заканчиваю трапезу в пять сорок пять, а первый клиент прибывает в шесть пятнадцать; самое раннее место зарезервировано для наиболее трудного посетителя, нуждающегося в жёстком уроке. Если не можете приходить в такое раннее время, проваливаете курс обучения, с Вами расторгают договор и Вы оплачиваете все неустойки.

Целых полчаса я провожу наедине с собой, прежде чем приезжает Уильям Дрейк. Стою у окна в гостиной, глядя вниз на шумные улицы. Это моё любимое занятие, наблюдать, как люди снуют тут и там, говорят по своим мобильным телефонам, сжимают подмышкой газеты, как тонкие разрезы сзади на платьях-карандашах, обнимают женские ноги в чулках. Я представляю их жизненные истории.

Вот человек в тёмно-сером костюме, который ему немного большеват в талии, в длинных брюках, которые достают до середины каблука. Лысеющий, с голым пятном на затылке размером с чайное блюдце. Разговаривает по мобильному телефону, судорожно жестикулируя рукой, возмущённо тыкая указательным пальцем в воздух. Покрасневший. Он предприниматель, борется за власть в беспощадном бизнесе. Может, он занимается акциями. Или он служитель закона. Корпоративный юрист. Всегда позади, почти незаметный. У него есть жена и маленький сын. Он старше своей жены на несколько лет, и его сын только пошёл в школу. Он достаточно взрослый, чтобы заботиться о ребёнке, и при этом продвигать свой бизнес, но это будет похоже на сизифов труд.

Его жена вышла за него замуж, так как думала, что их судьба изменится к лучшему и повышение облегчит им жизнь, а, может, ей просто нужна была зелёная карта. Здесь есть привязанность, но нет настоящей любви. Он слишком занят для неё, чересчур занят, работая шестьдесят или восемьдесят часов в неделю, пытаясь оплатить непомерную аренду в Нью-Йорк Сити. Они живут в Бронксе, скорее всего, таким образом она может быть ближе к своей семье, потому что та нуждается в помощи. Она, вероятно, где-то подрабатывает, пока её сын в школе, скрывает деньги от мужа, потому что теряет веру в его способность заботиться о них. Она накопила уже достаточно для того, чтобы съехать и обеспечить своего сына, в крайнем случае.