Fleurs d'orange (СИ) - Пузыренко Оксана. Страница 63

Я скинул плащ и поймал за локоть горничную, которая пыталась проскочить мимо, отделавшись кивком в знак приветствия:

— Где Элеонора?

— Не знаю, сэр. Возможно в саду с детьми, сэр.

— С детьми? — Я удивленно посмотрел на девушку, но выпытывать у нее, откуда у моей рыжей птички появились дети за неделю моего отсутствия не стал.

Раньше, чем увидел девушку, я услышал ее заливистый смех. Мелодичный, как множество серебряных колокольчиков. Он переплетался с детскими голосами, заполнявшими сад, но был слышен и узнаваем даже в этом хоре ребятни, которым девушка действительно себя окружила.

Элеонора МакАртур, выпускница пансиона благородных девиц, бегала по моему заднему двору за детьми моей прислуги. На глаза ей надели платок и дети не переставая хлопали в ладоши, кружась вокруг девушки. Элеонора явно им подыгрывала, постоянно проходя мимо и делая вид, что совершенно не может ориентироваться без одного из органов чувств.

Я шагнул вперед, пройдя между кустами рододендрона и вышел на площадку, которую дети и дама, с повадками ребенка, выбрали для игр. Четверо малышей сразу притихли, заметив меня, но я прижал палец ко рту, прося не выдавать моего присутствия. Сорванцы понимающие и хитро заулыбались.

— Эй, чего вы замолчали? Попрятались? Это не честно! — Возмутилась Элеонора, сверкая улыбкой и, выставив вперед руки, пошла прямо на меня.

Я поднял руки и хлопнул. Она прислушалась и сделала еще шаг ко мне. Я отошел чуть вправо, хлопнув в ладоши еще пару раз. А это действительно весело! Хлоп-хлоп. Девушка быстро подскочила ко мне и схватила за полы пиджака, ожидая, очевидно, что ловит кого-то не столь высокого:

— Попал… — Не знаю, что именно выдало Элеоноре ее оплошность, но она резво сдернула платок с лица, и ликующее выражение сменилось шоком. — Ты!

— Ты так удивлена, как будто я здесь не живу.

Было приятно смотреть, как ее лицо заливает красноватый оттенок. Девушка была смуглой и когда смущалась не выглядела, как будто кто-то брызнул ей в лицо багровой краской, чтобы разбавить бледность, ведь именно так смотрелась добрая часть двора. Нет, Элеонора и тут утерла всем нос, и на ее скулах стыдливо распускались розы, делая ее еще прекраснее и невероятно юной. Как я заметил еще давно, в Элеоноре легко сочеталась детская наивность и непосредственность с женственностью. Страстная натура авантюрщицы свободно уживалась с леди. И это впечатляло.

— Но ты же уехал в Сантониум.

— Оттуда, по твоему, не возвращаются? — Скептически изогнул бровь я.

Самообладание возвращалось к девушке. Она хмыкнула и сняла повязку, все еще висевшую на шее, аккуратно сложив ее. Я кивнул застывшей в паре шагов от нас ребятне и те, давясь смехом, сразу скрылись в кустах, как стайка испуганных воробьев. Элеонора на мой жест поморщилась, но промолчала. Я предложил девушке согнутую в локте руку, молчаливо приглашая пройтись со мной по саду, с небольшой задержкой она ее приняла.

— И как дела в нашей яркой столице?

— Это светская вежливость или тебе, правда, интересно?

— Это светская вежливость и мне, правда, интересно. — Не стала отметать ни один из вариантов девушка.

Я хмыкнул и пожал плечами.

— Ты не будешь отвечать? — Надулась рыжая.

— Задай какой-нибудь другой вопрос. И я отвечу.

Мимо нас пролетела бабочка. Узорчатые крылышки трепетали. Элеонора проводила ее взглядом. Вопросов больше не было.

Я поднял руку и сорвал бледно-розовый цветок с куста. Роза — королева всех цветов. Сочетает в себе опасные, колкие шипы и прекрасные бутоны. Опасность и наивность. Не так ли я думал недавно о девушке, идущей рядом? Осторожно обломав два шипа, я погладил нежные лепестки большим пальцем. Затем остановился и, повернувшись к своей спутнице, осторожно вдел цветок в ее густые, чуть спутанные от беготни и детских забав волосы. Она не стала возражать против этого жеста, лишь чуть поправила розу левой рукой:

— Знаешь, думаю, этот подарок мне нравится больше иных. — Хитро улыбнулась эта рыжая лиса.

Ну да, потребность привозить Элеоноре подарки появилась как-то внезапно. Но все мои попытки добиться ее искренней радости терпели крах. То, от чего иные барышни трепетали, заставляло ее лишь вежливо улыбаться и благодарить меня. И вот, цветок в ее волосах распустил свои бутоны и заставил засиять ее ярко-синие глаза. Кто бы знал. Глядя на нее, я осознал кое-что важное для меня. Я чувствовал, что ее совершенно не волнует лорд Батори. И я надеялся, что ее интересует Эйден.

— Может, мне стоит подарить тебе весь сад? — Прошептал я, охваченный тем непонятным, давящим чувством, что вызывала во мне ее улыбка.

Носик, чуть тронутый веснушками, как будто поцелованный солнцем, сморщился:

— Любишь же ты утрировать. — Девушка снова двинулась вперед, пользуясь тем, что я больше не держу ее под руку.

— У меня есть еще один подарок. Точнее, не совсем подарок. — Я достал из кармана пиджака письмо.

Глаза девушки загорелись:

— Это мне? — Она быстро взяла конверт из протянутой руки. — Он вскрыт! — Возмущенно ахнула она и одарила меня злым взглядом.

— Ну да. Я не привык, что письма приходят кому-то помимо меня. Вскрыл по привычке.

Это была ложь, и Элеонора понимала это, но спросить не стала. Письмо было от девушки из дома Мори, семьи, что нашла и выходила ее после похищения. Но мог ли я подумать, что они стали подругами? Впрочем, в строках я не нашел ничего подозрительного.

Кейко Мори, наследница третьего правящего клана, ее родители имеют сеть медицинских учреждений и живут весьма самобытно. Она рассказывала Элеонор какие-то глупости. О платьях, чае, о том, что ее брат проводит много времени со своим «новым огромным псом и его вечно тявкающим щеночком». Даже не знал, что Мори интересуются собаками. Еще был какой-то бред про чай, луну, платья. Также она выражала надежду, что Элеоноре тут хорошо и надеялась на скорый ответ. Прочитать ответное письмо мне хотелось гораздо больше.

Элеонор жадно вчитывалась в текст и постоянно улыбалась. Ну вот, опять оно. Чувство, горячее и давящее. Не хочу, чтобы ее улыбка принадлежала кому-то еще. Хочу ее только для себя. Цветок в ее волосах отбрасывал маленькую тень на волосы, делая это место чуть темнее. Красивый, глубокий цвет. Остальные волосы девушки ловили солнечный свет и искрились всеми оттенками красного. Дочитав, она аккуратно сложила конверт пополам и положила его в глубокий карман платья.

— Если хочешь, пригласи Мори в поместье. Я не стану возражать. — Предложил я.

Глаза Элеоноры вспыхнули от радости, но затем она снова опустила ресницы и задумчиво прикусила губу:

— Спасибо, Эйден. — Поблагодарила она, не удостоив меня и намеком, воспользуется ли она моим предложением.

Вместо этого она опять взяла меня под руку. Сама. Такой простой обыденный жест, но я почувствовал волнение в груди. Мы снова двинулись по саду, уходя вглубь. Нас обступало все большее количество кустов роз: белых, розовых, красных.

— Почему розы? — Поинтересовалась она, нарушая молчание.

Задавать верные вопросы — это искусство. Наверное, эта девушка обладала особым чутьем, выискивая темы в душах окружающих. Я задумался на миг, кто из гостей поместья спрашивал меня об этом? Никто. Некоторые вскользь восхищались садом. Другие пытались выклянчить цветок, особенно наивные девушки, которые жеманно говорили добрые слова в адрес роз, и пытливо смотрели на меня, желая, чтобы я преподнес им подарок, а они потом будут молоть языком, что лорд Батори подарил им букет. Романное воспитание делало их желания слишком очевидными. Ну, а я ни разу не подарил ни одного цветка. Подумав об этом, я бросил взгляд на розу в волосах Элеоноры. Я даже не задумался, когда украсил ее волосы… Наверное, поэтому я ответил:

— Поместье и, конечно, сад, принадлежали моей матери. Она очень любила розы и сама постоянно возилась с ними в саду. Ни одного садовника не подпускала. Только пара помощников…

— Ты не шутишь?! — Восхищенно воскликнула девушка и ее удивленный взгляд заскользил по окружающим нас кустам. — Это все — дело рук одной женщины?