Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка - Мак-Канн Кейт. Страница 55

Триш и Эйлин проводили с нами в Прайя-да-Луш последнюю неделю. Услышав шум, они прибежали из соседней комнаты, где играли с Шоном и Амели, узнать, что происходит. Через пару секунд слез и взволнованных возгласов стало еще больше. Дела обстояли все хуже и хуже! Тогда я думала, что хуже и быть не может.

Рикарду ушел с видом скромного посыльного, кем он, по сути, и являлся. Мы же, совершенно растерянные, пытались понять, как нам быть дальше. Первым делом я подумала о Шоне и Амели. Если этот фарс будет продолжаться в том же ключе и нас в конце концов официально обвинят в том, что мы сделали что-то ужасное с Мадлен, у нас их могут отнять. Я почувствовала, что мое сердце сжалось от панического страха. Заливаясь слезами, я рассказала о своих страхах Триш и Эйлин.

Трудно описать их реакцию, но если вы представите себе двух разъяренных львиц, защищающих своих детенышей, это даст вам какое-то представление. Сейчас, вспоминая об этом, я даже улыбаюсь. С двумя разгневанными женщинами из Глазго не сравнятся никакие фурии.

«Этого не будет! Мы никому не позволим их забрать! Никто к ним и близко не подойдет. Даже не думай об этом, Кейт». Глаза их горели, на лицах была написана решимость. Но я все никак не могла успокоиться.

Наши планы на вечер пошли прахом. Мы отменили интервью с «Пари Матч» и ужин с Клементом Фрейдом. Джерри позвонил старшему инспектору Бобу Смоллу, который был не меньше нашего поражен таким развитием событий. Он пообещал сделать несколько телефонных звонков, и ему удалось связаться с Луисом Невесом, который, как выяснилось, был за границей. Луис заявил, что ничего об этом не знает.

Мы и сами стали звонить разным людям, в том числе и Алану Пайку, чтобы сказать ему, что мы все же попали в «мир фантазий». Поужинав по-семейному, дома, мы с Джерри стали вместе укладывать детей. Мы сделаем все, чтобы защитить свою семью, чтобы она снова стала полной.

«Шон был такой нежный, когда я лежала рядом с детьми ночью. Он два раза поцеловал меня в губы и обнял. А Амели болтала без устали, пока не заснула».

В 21:50 я позвонила Клементу. «Заходите в гости, — сказал он. — С радостью приму вас у себя. Если вас не смутит моя пижама».

Клемента мы застали за просмотром кулинарной программы. Был он, как и обещал, в пижаме. Это создавало такую спокойную, такую «домашнюю» атмосферу, что я почувствовала себя так, будто пришла в гости к дедушке после тяжелого дня в школе. Он бросил на меня свой неповторимый взгляд и вручил огромный бокал с бренди, а потом заставил меня улыбнуться, обронив: «Итак, Кейт. Примерная католичка, алкоголичка, депрессивная нимфоманка — говори, что из этого правда».

Мы принялись перечислять ему наши ужасы, на что он только бровью повел. Клемент обладал удивительной особенностью: в его присутствии все начинало казаться не таким уж страшным. Услышав про собак, он лаконично заметил: «И что дальше? Они вызовут их в суд давать показания? Один раз гавкнула — “да”, два раза — “нет”?» Конечно же, он был прав. Это было просто смешно.

Спустя два часа, приободренные бренди (я тогда впервые попробовала этот напиток), несколькими мудрыми советами и парочкой забавных жизненных анекдотов, мы покинули дом нашего друга, чувствуя себя гораздо лучше, чем до того, как пришли к нему. Тяготы последних дней и мысли о предстоящих, боль от разлуки с Мадлен не оставляли нас ни на секунду, но благодаря таким паузам у нас находились силы продолжать жить.

На следующий день, с самого утра, у нашей виллы стали собираться фотографы. Репортеры дежурили возле церкви, операторы с камерами готовились преследовать нас на улицах, хоть пешком, хоть на машине. Все это очень раздражало и утомляло. Жюстин время от времени просила нас «дать» им что-то («на них ведь тоже давят»), и мы неохотно позволили им фотографировать нас входящими в церковь и сидящими на камнях. Мы бы все равно не смогли уберечься от объективов. Единственным способом избежать съемки было не выходить из виллы, чего мы не могли себе позволить. Происходило то, с чем мы боролись два месяца: внимание репортеров было сосредоточено на нас, а не на Мадлен.

Позже нас пригласили в гости Сьюзен и Хейнс Хаббарды. У них нам удалось расслабиться, насколько это было возможно. Шон с Амели в это время плескались в их бассейне, собирали игрушечную железную дорогу и играли с куклами. Сьюзен приготовила восхитительный обед. Близнецы тогда впервые попробовали королевские креветки и с тех пор их очень любят (спасибо, Сьюзен!). Дети же, включая наших, приготовили нам десерт: разрезанные вдоль бананы со взбитыми сливками и другими фруктами. Надо было видеть, как от гордости задирали носы Шон и Амели!

Сьюзен и Хейнс были и остаются для нас источником сил. Иногда приходит понимание, что те или иные люди оказываются рядом с тобой в то или иное время не просто так. Я всегда считала, что Хаббарды были посланы нам свыше. День, который мы провели в их обществе, был похож на самый обычный день, но для нас это и было самым ценным. Нам очень хотелось, чтобы наша жизнь снова стала «обычной». Но пока нам приходилось довольствоваться этими скоротечными промежутками «нормальности», драгоценными минутами, проведенными в кругу друзей вместе с Шоном и Амели. Кто знает, быть может, это все, что у нас осталось.

«Какие трудные дни! Сколько боли я пережила! Как долго мы сможем так жить? Иногда мне хочется, чтобы жизнь можно было “перемотать вперед”, чтобы не чувствовать больше боли, чтобы мы снова были все вместе».

Среда, 5 сентября. Допросы пришлось отложить на день, потому что наш адвокат Карлос был в суде и не смог присутствовать. День мы провели, отвечая на письма, телефонные звонки и готовясь к отъезду. Встретились с Жюстин и обсудили, как сделать так, чтобы наше возвращение в Англию не вызвало много шума. Во время пробежки мы с Джерри снова увидели Жюстин. Она быстро спускалась к нам с холма. Вести оказались недобрыми. В этот день должен был выйти номер «Ивнинг стандард» с заголовком на первой полосе «Получены результаты экспертизы. Арест неминуем». Накануне допросов, это, конечно же, было бомбой замедленного действия. Сейчас может показаться, что я отнеслась к этому легкомысленно, но тогда, поверьте, все это воспринималось совсем по-другому Поскольку полиция не соизволила нас проинформировать, мы не знали, получены ли из Великобритании результаты экспертизы и какие они.

Позже мы с Джерри поговорили о стратегии судебной полиции, вернее, о нашем ее восприятии. Судя по всему, они хотели, используя свои связи с прессой, создать для нас такие невыносимые условия, чтобы мы, если виновны (или даже если невиновны), сломались. И мы действительно находились под сильнейшим давлением. Мы оказались в положении, на которое никак не могли повлиять. И Джерри, и я — врачи и привыкли работать, постоянно испытывая нервное напряжение (например, с тяжелобольными пациентами), но это было совсем другое.

Еще оставалась слабая надежда, что нас все же не сделают arguidos. Возможно, наша готовность остаться в Португалии, чтобы ответить на любые вопросы, нарушит их планы представить нас в плохом свете перед лицом общественности. Может быть, разговор, состоявшийся 8 августа, когда они явно хотели выжать из меня признание, был первой ласточкой, но когда попытка сломать нас не удалась, они решили сменить тактику. Отмечу, что давление, оказываемое на нас, не уменьшалось, и в прессе каждый день появлялись все новые и новые обличительные статьи. Как я уже сказала, надежда не стать arguidos была слабой.

К следующему дню я подготовилась должным образом: одежда, душ, прическа, даже сама себе сделала эпиляцию воском. Это покажется глупостью, но я думала, что, если буду чувствовать себя уверенно, это поможет мне. И вообще, как я должна была готовиться к разговору с полицией о похищении моего ребенка, да еще на иностранном языке? Все, что я могла, — это рассказать всю правду — снова — и надеяться, что их интересует именно правда.