Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка - Мак-Канн Кейт. Страница 65

родители усыпили детей снотворным».

«Джерри не является биологическим отцом Мадлен».

Вы можете подумать, что к этому времени у меня уже должен был выработаться иммунитет к такого рода заголовкам, но я по-прежнему не могла смотреть на подобное спокойно.

«Пьяные выходки Кейт во время учебы в университете».

Возможно, между всем этим и проскальзывала крупица правды, но такое случалось редко и за потоком лжи не замечалось.

Ангес Макбрайд снова отправился на встречу с редакторами газет, на этот раз вместе с Кларенсом. Майкл Каплан отправил главному констеблю Лестершира письмо с просьбой вмешаться. 17 сентября главный констебль обратился к СМИ с призывом быть сдержаннее в высказываниях, но это практически не возымело никакого действия. 8 октября он отправил очередное письмо, в котором подчеркнул, что большая часть написанного и сказанного о нас ни на чем не основывается и что смакование слухов для многих стало важнее поисков правды.

Тяжелее всего нам было по ночам. Лежа в темноте с открытыми глазами, я уносилась мыслями к той самой страшной ночи, и мой разум, освободившись от дневных забот, без моего на то желания отправлялся в прошлое темными, жуткими переулками. Я то и дело пыталась вернуться в реальность, заставить себя думать о приятном и заснуть, но демоны прошлого не отпускали меня и еще сильнее мучили видениями слишком страшными, чтобы их описывать. Где моя Мадлен? Боже, прошу, сделай что-нибудь!

После того как у нас отняли Мадлен, мои сексуальные потребности свелись к нулю. В других обстоятельствах мне бы и в голову не пришло посвящать кого-то в наши интимные отношения, однако это является такой неотъемлемой частью большинства браков, что было бы неправильно умолчать об этой стороне жизни. Я уверена, что другие пары, пережившие психологическую травму подобного рода, сталкиваются с такими же проблемами, и, возможно, им будет проще, если они узнают, что они не одиноки. Тем же, кому повезло не испытать такой боли, надеюсь, это поможет понять, насколько глубокими бывают раны.

Помимо нашего угнетенного состояния и того, что я не могла думать ни о ком и ни о чем, кроме Мадлен, полагаю, для этого были еще две причины, которые никуда не делись. Первая — это психологический барьер, не позволявший мне испытывать удовольствие, будь то чтение книги или занятие любовью с мужем. Вторая — отвращение, вызванное страхом, что с Мадлен случилось самое ужасное, что только можно вообразить: она могла оказаться в руках педофила. С самого начала мы думали только о педофилах, эти страшные мысли снедали нас с первого дня после похищения Мадлен.

Когда я представляла, как какое-то чудовище прикасается к моей дочери, оскверняет ее, глумится над ее идеальным маленьким тельцем, мне хотелось умереть. И не имело значения, что в действительности этого могло не быть (Господи, пусть этого не будет!), раз такая возможность существовала, этого было достаточно, чтобы подобные мысли терзали меня день и ночь. Преследуемая отвратительными видениями, даже от одной мысли о сексе я испытывала отвращение, что вполне естественно.

Лежа в кровати, я проклинала человека, который сделал это с нами, человека, который отнял у нас нашу девочку и напугал ее, человека, из-за которого вырос барьер между мною и мужчиной, которого я люблю. Я ненавидела его. Я была готова убить его своими собственными руками. Я бы подвергла его самым страшным пыткам за то, что он причинил нашей семье столько горя. Меня переполняли злость и отчаяние. Я молила Бога, чтобы все это поскорее закончилось. Я хотела вернуть свою прежнюю жизнь.

Меня очень беспокоили наши отношения с Джерри. Я боялась, что, если не смогу наладить нашу сексуальную жизнь, наш союз может развалиться. Я понимаю, что отношения — это больше чем секс, который, тем не менее, важный элемент. Мы должны были оставаться вместе и быть сильными ради нашей семьи. Джерри прекрасно меня понимал и поддерживал как мог. Ни разу он не повел себя так, чтобы я почувствовала себя в чем-то виноватой, он никогда не давил на меня и никогда не обижался. Более того, он даже иногда просил у меня прощения. Он часто обнимал меня своей большой, надежной рукой и говорил, что любит меня, просил не переживать.

Но я не собиралась сдаваться, принимать это как один из печальных побочных эффектов трагедии. Мы с Джерри немного поговорили об этом, но в основном я анализировала эту проблему молча, в голове. Обсудила я это и с Аланом Пайком, который заверил меня, что, как и способность расслабляться или получать удовольствие от пищи, это постепенно вернется и что мне не стоит из-за этого слишком беспокоиться. Легко сказать! Я даже подумывала обратиться за помощью к специалистам. И все же глубоко в душе я знала, что для меня существует лишь два способа решения этой проблемы: либо вернется Мадлен, либо я преодолею внутренний психологический барьер. Поскольку первое было мне неподвластно, оставалось попытаться обуздать свой разум и воображение. Этим я и решила заняться.

По утрам наш и без того беспокойный сон часто прерывали дети. Я всегда радовалась, ощущая рядом их тела, однако когда это случалось, о спокойной ночи можно было забыть. Иной раз, когда начинало светать, я с трудом могла определить, кто где находится.

«Шони пришел под утро и улегся по центру нашей кровати. Пришлось нам с Джерри ютиться на краях. Через пару часов появилась Амели. Шон тогда уже ушел к себе, но вскоре вернулся. Я знала, что рано или поздно у нас в семье появится главный!»

В другой раз я проснулась между Амели и Шоном и, подняв голову, увидела, что Джерри лежит в ногах поперек кровати. Ничего не скажешь, удобно устроился.

Каждый раз утром я обнаруживала кого-то из близнецов, а то и обоих сразу, в нашей кровати, и тут же мое сердце наполнялось болью и чувством вины. Где-то в конце 2006-го и начале 2007-го Мадлен тоже прошла через этот этап. Она приходила к нам по ночам, но мы почти всегда сразу отправляли ее обратно. Чтобы она не обижалась, я повесила в кухне на стену специальную табличку (она и сегодня там висит), и за каждую ночь, которую Мадлен проводила у себя в постели, не вставая, клеила на эту табличку звездочку. Когда звездочек набиралось достаточное количество, ей полагался приз. Я рассказала об этом на допросе, и следователей почему-то очень заинтересовала эта табличка. Сколько я ни повторяла им, что для Мадлен это была возможность получить награду, они настаивали на том, что в табличке отмечались наказания. Господи, как же мне хотелось теперь приподнять край одеяла и почувствовать, что Мадлен укладывается рядом со мной! Ей бы уже никогда не пришлось возвращаться в свою комнату.

Моя вера в Бога оставалась непоколебимой, кроме редких минут отчаяния. Я ходила в церковь, испытывая потребность обратиться к Господу, и в часы утомительного труда в кабинете, бывало, бегала наверх, чтобы помолиться кому-то из святых.

«Милый Боже, пожалуйста, помоги нам найти Мадлен! Пожалуйста, пусть тот человек или люди, которые удерживают ее, не придумают что-то страшное. Пусть они не сделают ей ничего плохого. Пожалуйста, подскажи им выход. Пожалуйста, укрепи мою веру. Не покидай нас, Господи. Аминь».

25 сентября мы узнали, что некая светловолосая девочка была замечена с группой марокканских крестьян. Мы получили фотографию, сделанную каким-то испанским туристом, на которой была изображена женщина с ребенком на спине. Девочка была похожа на Мадлен, но нам первым делом бросилось в глаза то, что она слишком мала. Фотография была очень зернистой, и мы не были уверены, что это не она. И пробор в волосах у нее был не с той стороны. Однако же бросалось в глаза то, что она выделяется из этой группы. Она была очень светленькая, тогда как остальные были темноволосыми и смуглыми.