Половина моей души (СИ) - Порфирова Елизавета. Страница 24

- Есть один человек, который может помочь. Я могу с ним связаться. Спрошу у него.

И мне казалось тогда, что я совершила ужасную ошибку, посмотрев на мгновение в глаза Полины. Я увидела ее взгляд и почти физически ощутила правду: она знает. Она же телепат. Мы договаривались, что она не будет читать наши мысли, но гарантии в этом нет.

Я смотрела в ее глаза, смущенная и напуганная. А она словно бы ждала какого-то решения от меня.

«Потом,» - я выдавила это слово из хаоса мыслей, стараясь, чтобы оно прозвучало как можно яснее. Остальное она поймет сама. Если не поймет, то объясню позже. Не сейчас.

Я не знаю, получила ли она мое послание. Но через несколько мгновений она ответила, то ли на мой секрет, то ли на мою фразу, которую я только что произнесла:

- Это не опасно?

- Нет, - тут же отозвалась я.

«Что бы ты ни имела в виду,» - закончила уже про себя.

Алиса, казалось, все так же спокойно пьет свой коктейль, но взгляд ее тоже стал каким-то настороженным. Она, чуть прищурившись, смотрела то на меня, то на Полину. Я подумала, что сейчас мне лучше уйти. Осознание того, что Полина знает мой секрет, было сродни ощущению, когда на тебя выливают ушат холодной воды.

Я постаралась взять себя в руки еще хотя бы на пару минут, собралась с мыслями как могла и сказала:

- Я узнаю, не переживай.

Попытка улыбнуться была не очень удачной. Я встала.

- Пойду, наверное, - посмотрела невидящим взором на часы. - Спасибо, что посидели со мной.

Собралась, просто хватая кое-как свои вещи, судорожно махнула рукой и ушла, стараясь идти как можно медленнее, хотя бушующее в душе волнение гнало вперед.

- Вот видишь, - с досадой сказала Полина, глядя мне вслед. - Она пока не готова. А теперь вообще, может, надолго замкнется…

Алиса вздохнула:

- Не надо было так на нее смотреть.

- Лучше было давить намеками: «Как твои дела? Чего нового? Не беспокоит ли тебя что-нибудь по ночам?» - огрызнулась Полина, очень похоже передразнивая подругу.

Обе надулись и просидели молча некоторое время. Затем мысли обеих постепенно перетекли с обиды на возможные способы решения проблемы. Уже через пять минут Полина сказала:

- Ладно, подождем, что она узнает у своего знакомого.

- Да, - кивнула Алиса. - А с ней, если она замкнется, поговорим потом. В конце концов, ты же чувствуешь ее переживания. Она знает это. Ей известно, что кто-кто, а ты-то точно можешь понять. А я уж как-нибудь.

Полина кивнула.

- А как с Ладой?

Алиса пожала плечами:

- Не думаю, что получится лучше, чем с Диной. Может быть, если Дина поделится с нами, то и Лада тоже?

- Да, возможно… - Полина печально и устало посмотрела на подругу. - Давай по домам? Может, удастся поспать до ужина.

Алиса в очередной раз оценила бледность лица и синеву кругов под глазами у подруги и кивнула:

- Да, пожалуй, пойдем. Самое время посидеть, закутавшись в плед, и посмотреть какой-нибудь новый сериальчик.

Несмотря на снежные заносы, я стремглав летела по улице. Скорость приводила мысли в порядок, холодный воздух охлаждал пыл. До тренировки было еще около двух часов, но я уверенно направилась в сторону стадиона, не думая пока, что буду делать, если приду раньше. Мне просто нужна была цель, куда идти. И я шла. Шла и опять думала.

Полина знает. Я уверена. И это, наверное, хорошо. Ведь она слышит не только мысли, но и чувства. Она понимает, слушая мое сознание, что зверь во мне может быть вовсе не так опасен, как это принято представлять. Она понимает, и ей объяснить будет намного проще, чем кому-либо другому.

Но я пока не могу. Я не могу сказать это сама. Если бы кто-нибудь сказал это за меня, я была бы очень рада, но сама пока не могу. Время, наверное, еще есть. Торопиться вроде бы некуда. Лишь бы это промедление не испортило той дружбы между нами, которую я так пытаюсь сохранить.

Сегодня я схожу к Силлу. Я пообещала узнать у него про Полинины сны, но как я это сделаю в образе волка? Придется, наверное, написать письмо. Или опробовать вариант с телепатией…

Ворота стадиона были, как и всегда, открыты. Я не заметила, как добралась, полностью увлеченная своими мыслями. Стадион был пуст. Плотная и ровная снежная шапка укрывала его, заставляя вспомнить о белом листе бумаги. Это великолепие чистоты и белизны было потревожено только одной узкой, но основательно вычищенной лопатой тропкой, ведущей к двери спортивного зала.

Я не могла отвести глаз от белоснежного ковра, пока шла по тропинке. Как и многие люди, я трепетала перед подобной чистотой и пустотой и испытывала двоякое чувство: желание сохранить эту девственную чистоту и еще более сильное желание заполнить чем-либо пустоту. Так, имея перед собой чистый лист бумаги, мы стремимся исписать, изрисовать его, сделать из него фигурку. Мы не можем просто оставить его таким, какой он есть. Вот и здесь: хочется создать узор из следов; упасть и, как в детстве, разводя руками и ногами, вытесать фигурку ангелочка; или пойти и слепить огромного снеговика; или еще что-то в этом духе. Искушение было велико.

Но осознание того, что все остальное, что было чистым и пустым вокруг, уже истоптано, использовано, загрязнено, все же останавливало. Больше творчества хотелось хоть где-то сохранить нетронутую белизну. Поэтому я оставила все как есть и вошла в зал.

Кажется, здесь тоже было пусто. Только дверь в дальнем углу была слегка приоткрыта и оттуда доносился мальчишеский смех и крики.

Эта дверь вела во двор за сараем. Там была небольшая площадка, огороженная со всех сторон. Здесь росли деревья и кусты, стояли скамейки. Это был маленький уютный садик, где в иные дни бывало так же тихо и спокойно, как на участке за городом.

Но сейчас тут было немало народа. Младшая группа, состоящая из семи мальчишек от двенадцати до четырнадцати лет, принимала водные процедуры.

Шур притащил сюда бочки и наполнил их водой, и теперь ребята, одетые в одни плавки, бегая босыми ногами по снегу, красные от мороза, обливали друг друга из ковшиков. Тренер стоял рядом, в штанах и легкой кофте с длинным рукавом, тоже босиком, показывая упражнения и постоянно напоминая, чтобы ребята двигались, а не стояли и не мерзли.

Из небольших колонок звучала песня Высоцкого «Утренняя зарядка». Я улыбнулась. Скоро и нас это ждет.

Каждую зиму Шур устраивал уроки закаливания для учеников любого возраста. Он выводил их сюда, в этот садик, в одних купальных костюмах, включал Высоцкого и говорил:

- Пока песня не кончится, в тепло не возвращаемся. Обливаемся и больше двигаемся, чтобы не замерзнуть!

Те, кто помладше, сами придумывали, чем бы себя занять: гонялись друг за другом, играли, обливались, дрались. Для тех, кто постарше, Шур проводил активную зарядку.

Конечно, все это устраивалось только притемпературе не ниже десяти градусов по Цельсию и только с разрешения врачей и родителей. Заставить себя выйти почти голой на улицу в такой холод, да еще и облиться водой было очень сложно. Зато после, когда тело наполнялось внутренним жаром, ты чувствовал себя словно бы заново родившимся, полным сил и энергии.

Всегда в такие дни всех ждал горячий чай с плюшками и какая-нибудь активная игра. Это было здорово. Мне нравились такие занятия.

Проводя параллели с тем, что сегодня произошло в университетской столовой, я вдруг подумала, что ушат холодной воды может быть очень даже полезным. Подумала, и тут же отложила эту мысль.

Я стояла и с улыбкой, постепенно забывая обо всех своих проблемах, смотрела на мальчишек, резвящихся в саду. Я подпевала знакомой песне, пока она не кончилась. Потом тренер загнал раскрасневшихся мальчишек в зал, улыбнувшись мне по дороге, и наказал им скорее одеваться и выходить к чаю.

- Рано ты сегодня, - сказал он, когда я шла за ним в каморку.

Его босые ноги оставляли особенно большие мокрые следы на деревянном полу зала.