Последыш (СИ) - "Терния". Страница 36
Она выгнулась назад, упираясь затылком в его плечо, а потом поняла, что он крепко сжимает ее руку над головой, потому что она пыталась ее вырвать. Зачем? Непонятно.
Потом его пальцы остановились и вместо поглаживания надавили куда-то, и Ника дернулась вперед, не ожидая от собственного тела такого странного поведения. Что еще оно может, о чем Ника не знает? Жить своими законами, не слушая ее приказов? Не поддаваясь управлению?
Он отнял от ее разгоряченного тела левую руку, провел по бедру.
— Закинуть на меня ногу, так будет удобней.
Его голос был тихим и не успел напугать. Впрочем, было поздно. Кожа зудела, тело не ждало команд, а действовало. Нике показалось, что ее нога сама собой поднялась и легла на его колено, отчего подол задрался и между ног стало прохладно. Неужели до этого было горячо?
А она сейчас что, лежит, расставив ноги, как…
Его пальцы вернулись и вновь надавили, и Ника неожиданно укусила себя зубами за нижнюю губу. Это было непонятно.
Он ничего не говорил и Ника могла представить, что это не на самом деле. Это не она лежит, раздвинув ноги и прижимаясь спиной к твердому мужскому телу, и это не она вцепилась в его руки, пытаясь то вырваться, то прижаться, и это не она ждет очередного движения его пальцев так, будто только они и имеют значение.
Когда его пальцы опять оторвались, всего на мгновение, а потом, быстро отодвинув подол, оказались под сорочкой, а потом, слегка оттягивая ткань, мгновенно скользнули под трусики и пустились уже по голой плоти, в самом тайном месте, Ника и слова не сказала. Его большой палец выделывал круги и поглаживал, а остальные массировали ниже, и казалось, он сразу везде, двигается сразу везде, каким-то образом зная, что ей нужно.
Потом один палец Матай уверено просунул куда-то внутрь, в ее тело, остальными сжимая сверху, словно схватил Нику в кулак, и после этого случилось нечто странное — Нику так затрясло, что она сама задвигалась навстречу им, прижималась к ним, не думая, сама насаживалась на твердый палец, и молила, чтобы он не убирал руку, не переставал гладить. Он не убрал.
Зуд взорвался, разрывая тело фейерверком, как его вкус взрывался на языке при поцелуе. Вся боль и натянутость вытекли сквозь его волшебные пальцы, которые все равно не останавливались, подхватывая и успокаивая спазмы.
То, что произошло с ее телом, было нереальным. Такого просто не могло быть. Разум затопила такая же мягкая нега, что и мышцы.
После этого сумасшествия тело вдруг расслабилось и стало как холодец. Такого приятного ощущения Ника никогда не чувствовала. Она расслабилась, тяжело дыша и не сразу заметила, что ее руки освобождают, мужское тело отодвигается, унося тепло и твердость. Конечно, это же сон.
Потом Матай накрыл ее одеялом и поцеловал в висок. Лег поверх одеяла, прижимая Нику к себе.
— Теперь ты веришь, что женщинам тоже очень приятно заниматься любовью?
Спорить смысла не было. Он легко доказал. Выходит, Олеська не врала, когда утверждала, что наслаждалась сексом, а не просто обменивалась на полезные штуки. Ника ведь думала, она просто притворяется, из-за гордости, ведь больше ничего поделать не может — она в плену у четырех самцов. Оказывается, удовольствие, которое получает женщина, существует. Но как такое возможно? Это просто в голове не укладывалось. Столько лет… столько женщин в стае и ни одна ни разу не заявила, что это приятно? Или Ника просто не слушала?
Она перебирала в голове разговоры, пока смутно не вспомнила — да, парочка самок утверждала, что бешеные скачки с самцами им нравятся, но Ника не поверила, думала, врут. Мама ни разу ничего такого не говорила. Может ли это означать, что мама никогда ничего такого не испытывала? Ни разу за свою короткую тяжелую жизнь?
Ника всхлипнула. Какая ужасная участь — никогда не узнать, как бывает приятно…
— Ника.
Его голос звучал растеряно.
— Да?
— Бог мой, ты плачешь?
— Это другое.
— Ты испугалась?
— Нет, я вспомнила маму.
— Маму? — изумился Матай. — Сейчас?
— Не знаю, почему, — поспешила соврать Ника. Все-таки мама слишком личное, чтобы ему рассказывать.
А то, что произошло между ними, не личное? Это что, в порядке вещей, каждый день происходит?
Действительно, каждый день. Олеська делает это каждый день, не зря же она слюну роняла, ожидая своих мужей. Теперь понятно, почему.
Это другое и ничего не меняет, поспешила Ника себя убедить, но тут сон, который, конечно, не заканчивался, вступил в полную силу и не дал додумать.
Утром она проснулась одна и обрадовалась этому. Значит, и правда, сон.
Надела новые джинсовые шорты и красивую футболку с дельфином на груди, тщательно расчесалась и спустилась к завтраку.
Дверь в столовую была нараспашку, Матай уже ждал, нетерпеливо смотря на лестницу, по которой она спускалась.
— Хочешь побегать? — спросил альфа сразу после приветствия.
— Побегать? — удивилась Ника.
— По лесу. Со мной.
— Зачем?
— Выгулять наших зверей.
— Поохотиться?
— Не обязательно, — он пожал плечами. — Погуляем, а там посмотрим, как дела пойдут.
Ника открыла рот, но пока думала, строить планы стало поздно.
Дверь открылась — вошла Ларим с Марией.
Наверное, впервые за последнее время Ника подумала, что сестра появилась не вовремя. Они отправились завтракать, а Матай ушел, ссылаясь на дела.
После завтрака они втроем уже привычно прогулялись по поселку и зашли в дом Ларим. Та побежала к телефону, который начал трезвонить еще на подходе к крыльцу.
— Да! Да, это я, милая. Где ты сейчас? — голос Ларим звучал очень нервно, она почти всхлипывала. Ее рука, держащая трубку, дрожала. — Приезжай! Приезжай немедленно. Нет, ты никому не сделаешь хуже. Нет, он не дал разрешения. Ну и пусть, ты моя дочь и можешь приехать в любой момент. Сколько тебе времени нужно добраться? Да, я дома, жду. Приезжай, слышишь?
Ларим опустила трубку и осталась стоять на месте. Ее плечи подрагивали.
— Мне нужно… нужно подготовиться. Моя дочь будет здесь через час.
Ларим как слепая побрела по коридору и исчезла в кладовке. Сестры переглянулись — наверняка она хочет остаться одна. Получается, они свободны, могут делать, что угодно.
— Пойдем, может, побегаем? — просила Ника. В голове тем временем вертелось ночное происшествие — то ли сон, то ли быть. Если сон, почему такой натуральный? Если быль, почему утром Матай не напомнил, ничего не сказал?
— Перекинемся? — удивилась Мария.
— Конечно. Так чего бегать?
— А не боишься?
Ника махнула рукой, мол, нет, конечно. А голове продолжали вертеться ночные воспоминания. Тут уже не до страха было.
— Матай сказал, парк вокруг его дома предназначен для всех, кто хочет побегать оборотнем, главное, за забор не забегать, иначе можешь попасть в лес, а там все что угодно случается. Внутри безопасно.
— А если там кто-нибудь будет?
— Из местных? И что?
— А если там будут самцы?
— Тогда они там будут и все. — Буркнула Ника.
Мария неожиданно сжала губы и кивнула. Сестры больше не разговаривали, добрались до парка и вошли в раздевалку, откуда уже выскочили волчицами. Нырнули в парк и стали изучать окрестности.
Волков встретили почти сразу же, но это были щенки. Ника уже сто лет не видела щенков вблизи, почти забыла, как приятно они пахнут. Щенки с радостным тявканьем побежали на сестер, запрыгнули на них сверху и принялись возиться в получившейся куче.
Мария вначале стояла столбом, пока по ней прыгали, а потом принялась играть, напрыгивать, будто собирается укусить и, быстро уворачиваясь, отскакивать. Ника не отставала.
Прошло, вероятно, несколько часов, потому что когда щенков позвали домой и они бросились к выходу из парка, солнце стояло высоко.
Сестры перекинулись и переоделись. Оказалось, иметь раздевалку очень удобно — одежда не пачкается, не мнется и голышом скакать по кустам не нужно. У Олимпа, естественно, и близко ничего такого не было, там заботились только об удобстве самцов.