Перекресток Теней (СИ) - Гельман Юрий. Страница 12

- Да, ваше высокопреосвященство, - робко согласился епископ Парижа, - возможно, так и было.

- Вы говорите "возможно"? Вы не уверены в этом?

- Осмелюсь сказать, что сейчас нельзя быть уверенным ни в чем.

- Знаете, де Бофе, - раздраженно сказал папа, - меня вовсе не удивляет, что сокровища тамплиеров бесследно исчезли. Жак де Моле, и это очевидно, был весьма неглупым и осторожным человеком. И он окружил себя людьми, способными не только героически сражаться, но и чрезвычайно строго хранить секреты Ордена. И если нам удалось, в конце концов, развалить эту старую крепость, то это вовсе не означает, что мы одержали безоговорочную победу. Где трофеи? Где несметные богатства, о которых мы столько слышали, ради добычи которых затеяли эту кровавую авантюру, но которых нам так и не удалось не только осязать, но и увидеть?

- Это известно одному Богу, - осторожно ответил Гильом де Бофе.

- А должно быть известно мне! - вспылил папа, ударяя ладонью по столу. - Вы столько лет занимались следствием, потратили столько средств! Где результат? Где результат, я вас спрашиваю? И почему, в конце концов, самые важные показания, полученные на допросах, теряются в ворохе бесполезных документов и доходят до моего сведения с таким чудовищным опозданием?

Чем больше он кричал, тем больше заводил и накручивал самого себя. Казалось, этому не будет конца.

- Мы безусловно виноваты, ваше высокопреосвященство, - поспешил ответить епископ Парижа. - Однако осмелюсь предположить, что следователи, которые вели это дело с самого начала, могли не все документы передать нам вовремя. У них ведь тоже свой интерес...

- Вы имеете в виду короля?

Папа задумался. Де Бофе заметил, что он колеблется. Наконец, Климент продолжил более спокойным тоном:

- Филипп расточителен и несдержан. К тому же он глуп и вспыльчив, и вы сами об этом знаете. Не так ли? - Епископ Парижа, не моргая, смотрел на папу. - От его неоправданной горячности пострадало уже немало людей. Что нашел он в подземельях Тампля после ареста де Моле и его окружения? Несколько оброненных монет? А ведь по его собственным словам там содержалось по крайней мере несколько десятков сундуков с золотом и драгоценными камнями, старинные изделия и украшения, которым нет цены. Но самое главное, там хранились святые христианские реликвии, в том числе Священный Грааль. Где теперь это всё?

Епископ Парижа угрюмо молчал. Гильом де Бофе хорошо знал, что гнев папы не может продолжаться долго. Пройдет еще минута, другая, и глава Церкви поменяет интонацию разговора. Так случилось и на этот раз.

- Присядьте, де Бофе, - после паузы спокойно предложил папа. - И слушайте меня очень внимательно.

Епископ устроился на стуле против понтифика, сложил руки в замок и преданно смотрел ему в глаза.

- Мне хорошо известно, - приглушенным голосом произнес Климент, - что в Париже осталось несколько человек, принадлежность которых к Ордену тамплиеров очевидна и не вызывает сомнений, но которую эти люди со всей возможной тщательностью теперь скрывают от посторонних. Вы удивлены, де Бофе? Вы полагали, что все, кто избежал арестов, давно покинули Францию?

- Я удивлен не этим, а вашей осведомленностью, ваше высокопреосвященство!

- Я делюсь с вами, епископ, только потому, что мне в Париже нужен человек, способный не только преданно служить Церкви, но и способный в определенный момент проявить необходимую твердость и сообразительность.

- Благодарю за высокое доверие. - Де Бофе склонил голову. - Я весь внимание, ваше высокопреосвященство.

- Слушайте же. - Папа сделал паузу, будто все еще сомневался, стоит ли доверять епископу свой новый замысел. Затем, взглянув на де Бофе, он продолжил: - Сейчас где-то в городе находится некий Венсан де Брие, бывший рыцарь Ордена Храма, который в свое время являлся помощником прецептора Франции. После того, как его начальник Жерар де Вилье исчез с обозом сокровищ, о чем я говорил в начале разговора, этот де Брие остался в Париже на тайном положении исполнять обязанности прецептора. Я уверен, что он поддерживает связь с теми, кто покинул королевство. Кроме того, два года назад Жак де Моле, понимая, что его участь практически решена, передал свой титул Великого магистра рыцарю Жану-Марку Лармению, который находится на Кипре и посвящает все свои силы сохранению последнего оставшегося там отряда тамплиеров. Я не исключаю того, что между де Брие и Лармением существует тайная связь. Я не исключаю и того, что де Брие может знать, куда подевались сокровища Ордена. Вы понимаете, епископ, к чему я клоню?

- Вы хотите поручить мне разыскать этого де Брие, арестовать его и допросить с пристрастием? Я перепоручу это дело самым надежным и преданным сыщикам!

- Вы разочаровываете меня, де Бофе! - Папа снова проявил раздражение. - Нужно быть гибче, епископ, и мыслить тоньше. Арестовывать де Брие было бы опрометчиво и глупо, это не привело бы ни к каким результатам. Наверняка он тверд, как скала, и ни в чем не признается. А вот приставить к нему нашего человека, который бы сумел войти в полное доверие... Это принесет гораздо больше пользы. Мы будем регулярно получать сведения о деятельности остатков Ордена и, возможно, когда-нибудь нащупаем главное...

- Гениально, ваше высокопреосвященство! - воскликнул епископ Парижа.

- Возможно, результат придется ждать долго, - добавил Климент. - Рыцари храма всегда были скрытными, в особенности же теперь. И тем не менее... У вас, де Бофе, найдется надежный человек, которому можно было бы доверить это весьма деликатное дело?

- Найдется! - уверенно ответил епископ Парижа.

2

Порой люди совершают ошибки, наивно полагая, что их можно исправить в будущем. Это не так. Ни одной ошибки исправить нельзя - можно только не совершить новой, но для этого нужны немалые душевные усилия, которые не каждому по плечу. Впрочем, кто и каким образом способен определить, в какой степени тот или иной поступок принадлежит к разряду ошибок? Можно ли считать ошибкой опрометчивый окрик "постой, не уходи!", если он был продиктован мимолетным движением сердца, а не выверенным приказом разума? Можно ли считать ошибкой приверженность многолетним привычкам, если они никому не мешают жить? А навязчивые идеи - кто и когда их рассматривал в лупу? А внезапно вспыхнувшая страсть - окрыляющая и сжигающая одновременно? Можно ли дарящую полёт и отнимающую покой считать ошибкой? Любовь... если это она...

...И прошла новогодняя ночь, и еще одна, и еще несколько... И всё вернулось на круги своя - как должно было вернуться.

"Господи! Что я натворила? - говорила она самой себе, пытала себя, терзала. - Зачем всё это затеяла?"

"А что ты хотела? - отвечала другая Инна, оттуда, из самой глубины. - Душа и физика - два сообщающихся сосуда. Любые чувства оплачиваются болью".

Андрей не писал целую неделю. Можно подумать, что он нарушил какой-то договор. Размечталась... Сама виновата, вот! Лезу к человеку со своими откровениями, экзальтированная дурочка. Чего ждать? У него семья и творчество, а ты - кто? Внешность... сомнительная, а запросы... Примитивная училка языка и литературы, начитавшаяся классики. Думаешь, что в современной жизни всё, как у Тургенева или Толстого? Ты где-нибудь, у кого-нибудь такое видела? То-то же.

Ну, понравились стихи. Ну, написала бы, что понравились. Спасибо, успехов, пока... Да сотни у него читателей, тысячи. И половина что-то высказывает по поводу творчества - так принято, так нормально. А что вместо этого? Глупое ожидание, напрасные надежды, необоснованная ревность. И как следствие - сдвиг сознания к началу координат - к нулю...

И закончились каникулы. И пошел по программе Лермонтов, и на одном из уроков она прочитала ученикам:

И скучно и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды...

Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..