Товарищи китайские бойцы - Новогрудский Герцель Самойлович. Страница 41
К нам будут примыкать все новые и новые силы, и близок час, когда мы пойдем вперед, имея в своих рядах представителей уже нескольких народов».
В зале на разных языках раздались приветствия в адрес революционной России и революционной Венгрии.
«Браво!», «Ельен!», — кричали венгры; «Живио!» — восклицали сербы, и, вторя им, китайцы провозглашали: «Совета ваньсуй!»
Кирова слушали не только красноармейцы интернационалисты. Здесь были и китайцы — портовые грузчики, и китайцы — рабочие рыбных промыслов. После собрания человек тридцать, обступив Пау Ти-сана, стали просить принять их в китайский батальон. Они явились на смену тем, кто вместе с Лю Фа-ляем покоился в астраханской земле.
Проходили дни, жизнь текла своим чередом. Однажды в казарму вестовой доставил тоненькую книжечку с переводом на китайский язык Конституции РСФСР.
Когда бойцы узнали, что Конституция — это основной закон Советской республики, где записаны важнейшие права и обязанности граждан, брошюра заняла их внимание всерьез и надолго.
Она была не легкой для понимания — тоненькая книжечка. В ней говорилось о сложных вещах довольно сложным языком. По многу раз бойцы заставляли читчиков перечитывать параграфы Конституции, пока каждое слово не доходило до сознания. Некоторые параграфы просто заучивались наизусть.
Мы спросили Ли Чен-туна, сохранились ли у него в памяти какие-нибудь положения из Конституции 1918 года — те, которые привлекали особенно большое внимание китайских добровольцев.
Старик ответил не сразу. Он что-то вспоминал, потом своими словами стал излагать отдельные. места документа. Восстановить их по хранящемуся в Нальчикской библиотеке экземпляру Конституции не представляло труда. Речь шла о пунктах, где говорилось о признании равных прав за гражданами РСФСР независимо от их расовой и национальной принадлежности и о предоставлении, исходя из солидарности трудящихся всех наций, политических прав российских граждан иностранцам, проживающим на территории Российской республики для трудовых занятий.
Но это было не все. Ли листал старое издание вместе с нами, что-то искал и наконец нашел. «Вот, — показал он, — эта страница тоже вызвала много разговоров среди бойцов батальона. Здесь правильные слова записаны».
Пункт Конституции РСФСР, утвержденной III съездом Советов, на который указал нам Ли, гласил:
«…III Всероссийский съезд Советов настаивает на полном разрыве с варварской политикой буржуазной цивилизации, строившей благосостояние эксплуататоров в немногих избранных нациях на порабощении сотен миллионов трудящегося населения в Азии, в колониях вообще и в малых странах».
Благополучие эксплуататоров строится на порабощении сотен миллионов трудящегося населения Азии… Кому, как не солдатам китайского батальона, было знать об этом! Они говорили о высоких словах, записанных в брошюре, и вспоминали мастерские Мукдена, фабрики Шанхая, заводы Пекина, хозяев-иностранцев, инженеров-иностранцев, мастеров-иностранцев, их высокомерие, их презрение к китайцам, те порядки, которые они установили. Взять хоть такое характерное для порабощенного Китая понятие, как «ижи» — «одно солнце»!..
Люди работали «ижи», то есть от утренней до вечерней зари, и получали за это ровно столько, чтобы можно было съесть после бесконечного рабочего дня горсть вареного риса…
А рикши — «люди-лошади», на которых ездили иностранцы в китайских городах! А их обращение с китайцами!.. «Бой» — «мальчик», — говорили они каждому, будь то даже седой человек. Для них любой китаец был всего только недоростком.
Да, было о чем поговорить в казарме, когда читалась на китайском языке Конституция РСФСР — эта «маленькая книга с большими мыслями», как называли ее бойцы.
22. Первые танки
Командовал дивизией Левандовский.
Переформирование коснулось и батальона Пау Ти-сана, численность бойцов в котором уменьшилась наполовину. Батальон был сведен в отдельную китайскую роту при штабе дивизии. На рассвете ясного майского дня она покинула Астрахань.
В городе на Волге Ча Ян-чи оставил своих сородичей, перевелся в другую часть.
Это произошло еще до астраханского мятежа. Однажды, после немалых колебаний, Ча Ян-чи отправился на окраину Астрахани со странным названием Черепаха, где шло комплектование новых воинских частей, зашел в штаб и подал заранее заготовленное заявление. Написано оно было не им, но за его собственноручной «звездочкой». Неумело нарисованная пятиконечная звезда заменяла тогда неграмотному бойцу подпись. Китайский боец просил в своем заявлении зачислить его в Таганрогский полк.
— Ты что же, не хочешь со своими земляками служить? — удивились в штабе.
— Зачем не хочу… Хочу.
— Так в чем же дело?
— Там лешадь нет.
— Лошадей нет?.. Разве ты кавалерист?
— Ага… — Красноармеец утвердительно закивал головой. В узких глазах блеснула радость. — Верно, говоришь, — кавалерист…
Называя себя кавалеристом, Ча Ян-чи выдавал желаемое за действительное. Он никогда не служил в конных частях.
Но это не имело значения. Ча Ян-чи был прирожденным конником. Лошади были его мечтой, страстью. В кавалерийском корпусе Гая, куда Ча Ян-чи позже попал, он отдавал все силы, ухаживая за ними, приучая их к строю, к повиновению воле бойца.
Однако служба в прославленном кавалерийском корпусе пришла потом, а пока Ча Ян-чи просился в Таганрогский полк.
Надоумил его идти к таганрогцам Василий Костомаров, с которым он познакомился в фельдшерском околотке, ожидая очереди на перевязку обмороженных рук.
Василий был разведчиком, но не простым, а конным. У него был хороших статей, хоть и мелковатый, мышастый конек. Когда Костомаров приезжал в околоток, Ча Ян-чи глаз не мог оторвать от скакуна.
— Ай лешадь!.. — говорил он и причмокивал языком. — Какая лешадь!.. Моя такую хочет. Моя Китае лешадь не имел, может, быть, здесь можно…
— Отчего же, можно, — великодушно соглашался Костомаров. — Ты кто? Боец Красной Армии, защитник революции. Тебе лошадь вполне положена… — Тут последовала пауза, и Костомаров внес поправку: — Если, понятно, ты в кавалерии служишь…
— Не служу, — горестно качал головой Ча Ян-чи. — Китайцы кавалерию мало идут, китайцы лешадь мало знают. А моя много знает, если на лешадь сяду — белым хуже будет.
Разобравшись в словах нового приятеля, Костомаров дал совет:
— Иди к нам — коня получишь. Нам бойцы в разведке нужны.
Он же и написал заявление с изображением звездочки, пририсованной рукой Ча Ян-чи.
К заявлению в штабе отнеслись со вниманием. Это был, кажется, первый случай, когда китайский боец просил о переводе из китайского подразделения в русское. Просьбу Ча Ян-чи удовлетворили. Стал он конным разведчиком Таганрогского полка, получил в свое полное распоряжение тощего гнедого мерина.
— Как коня назовешь? — спросил Костомаров.
— «Леша».
— Не годится. Леша значит Алексей, человечье имя. Коней так не называют.
— Нет, Василий, «Леша» значит лешадь, — терпеливо пояснял Ча Ян-чи. — Правильное имя. Конь такое имя всегда понимать будет.
С тех пор, сколько коней не перебывало у нашего китайского друга, пока он служил в армии, всем им давалось правильное, понятное для лошадей имя — «Леша».
Ча Ян-чи недолго находился у таганрогцев, где только разведка была конной, а сама часть пехотной. Он стремился в конницу и добился своего: стал бойцом 3-го Кубанского кавалерийского полка. Здесь вместе с ним служили еще восемь китайских добровольцев.
— К нам в полку очень хорошо относились, — вспоминал Ча Ян-чи. — Иногда попадем в какой-нибудь новый город, идем с бойцами по улицам, на нас, китайцев, все оборачиваются, не понимают, кто такие. С виду кубанцы и кубанцы — черкески с газырями, мягкие сапоги, круглые каракулевые шапки, бурки, шашки… но лицом отличаемся.