Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом (СИ) - Рейман Андрей. Страница 41

Кейн задумался.

- Хм, откуда ты все это знаешь? - спросил он наконец.

- Из книг и со слов морферимов, - улыбнулся Йорвин. - Ну что, познакомишь меня с Селиверстом?

- Чтобы он сообразил для Юрки железку? Не-а, дохлый номер. Селиверст оружие не кует. Только по мелочи. Инструменты, подковы, замки да шпингалеты. За оружием - это к графьему полковому квартирмейстру. Да только он нам скорей всего не обрадуется.

- И все же я хочу с ним пообщаться.

- С кем, с квартирмейстром?

- Нет, с другом твоим. Может, мы какого консенсуса достигнем.

- Ну, что-ж, ладно. Если с любованием полотном покончено, то так и быть, давай прогуляемся. Только капюшона не снимай и вверх не смотри, - сказал Кейн и глубоко затянулся.

Йорвин с Кейном ушли, оставив морферимов в доме самих по себе. Кейн объяснил Морферимам, что где лежит и строго-настрого запретил им выходить на улицу. Но морферимы глупыми не были и понимали все сами, так что Кейн в некотором смысле успокоился. Он уже по дороге крутил в голове, как снова встретится со старым другом, с которым они не виделись уже несколько недель. Селиверст был первым и самым верным другом Кейна в Гвантане более двадцати лет. В каких только историях они не побывали за эти годы, сколько ночей провели в кабаках, рассуждая за кружкой пива о вечном - войне и женщинах.

Кузнец жил в небольшом доме на небольшой территории с прилегающей к дому кузницей. Жил он ни бедно, ни богато, а именно так как должно честному ремесленнику. Никому не завидовал и ничего не стыдился, и именно за это Кейн его уважал больше всех. Они с Селиверстом были почти ровесниками, но несмотря на преклонный возраст, Селиверст не бросил своего дела потому что, любил его. Помимо работы он любил и свою жену, Данель. Они поженились сорок лет назад, когда ей было семнадцать, а ему - тридцать четыре. И за все эти годы муж не поднял на жену руки, ни разу не хлопнул дверью и ни разу не посмотрел налево. У Данель и Селиверста в браке родилась дочь, но повзрослев, она уехала жить в Митриум, а родителей навещала не так, чтоб уж очень часто, но регулярно.

Остановившись на развилке, Кейн замолчал. В этой части города он бывал не часто, и, к тому же, с возрастом память начала его подводить.

- Мы пришли? - спросил Йорвин, оглядываясь по сторонам.

- Нет, едрить - колотить, плутанул я. Заболтался, попугай старый, да, кажись, где-то не туда свернул.

- Может, спросим у кого-нибудь?

- Да, щас! - рыкнул Кейн. - Что, я в своем городе и дорогу к своему другу не найду? Сюда пошли.

Кейн повернул направо и решительно зашагал вперед, внимательно разглядывая окрестности. Йорвин не видел его лица, но ему было совершенно ясно, что чем дальше он идет, тем более незнакомый встречает пейзаж вокруг. Они забрели в район, в котором Кейн не был очень давно, а может, и вовсе никогда не был, но не хотел сознаваться. Йорвин шел за Кейном не спеша, и чуть приотстал.

- Гордыня - греховная страсть, - сказал он.  - С ней надо бороться.

- Еще один сыскался! Избавь меня от своих нравоучений, поповедник, и прибереги их для паствы в храме. Хватает мне одного Преподобного, который мозги полощет лучше, чем баба - белье. Мой характер меня вполне устраивает. Да и переучиваться мне поздно, повторяю. Сегодня я жив, завтра - помру. И мне не...

На увлекшегося тирадой Кейна налетел парнишка лет десяти. Щуплый мальчик чуть не сбил с ног огромного мужчину и, как будто ничего не заметив, побежал дальше. С такой прытью можно только улепетывать. Мальчик держался за вздувшуюся на животе шубку, судя по всему, пряча под ней что-то тяжелое. Настолько тяжелое, что сил у него уже не осталось и, споткнувшись, он упал на снег, выронив из под куртки мешок муки. Его преследователь не замедлил объявиться. Бесцеремонно расталкивая людей, красный от злости лавочник рвался догнать воришку и линчевать на месте топором для колки дров. Но судьба распорядилась так, что поблизости оказался Йорвин.

- Туда побежал, сученыш, - доложил лавочнику Кейн, показывая пальцем. Лавочник, рыча и размахивая топором побежал в указанном направлении, насколько это позволяла одышка. Йорвин вышел ему наперерез, поправляя перчатку. Лавочник, попытавшись миновать его, встретил лбом бревенчатую стену ближайшего дома, ничего не успев понять. Йорвин поднял мешок и помог мальчику встать. Вытаращив от удивления глаза, мальчик побежал дальше в обнимку с мукой. Йорвин, ласково улыбаясь, смотрел ему в след, пока Кейн не дернул его за рукав.

- Эй, ты что творишь, мать твою? Зачем ты его отпустил? И какого хрена так ухмыляешься?

- Отпусти! - вырвался Йорвин. - Этот мальчик не заслужил лишиться рук за то, что хочет есть. А так, как я табоист, то вмешаться - моя святая обязанность.

- Чего? Ты что такое несешь, каланча? Давай тогда раздадим еду всем голодающим в... хотя бы в этом городе. А что будут делать те, кто эту еду изготавливает и продает, а? Им-то на что жить? - Йорвин молча сглотнул, глядя Кейну в глаза.

- Как раз для этих целей и существует такая вещь, как закон. Слышал о такой, нет? Чтобы какой-нибудь сучий хвост не мог присвоить чужое, зная, что его зад не пострадает.

- Еще есть такая вещь, как добро, - сказал Йорвин.

- Добро? - скривился Кейн. - Не смеши мои чеботы. Добро придумали те, кому не хватает сил защищать свои интересы. Взять, к примеру, этого засранца. Да, без сомнения, для него это был жест великой доброты. Но таких вот голодных, как он миллионы по всему миру. Даже в этом городишке каждый третий - голодан. Всем ты помочь не сможешь. Так какой смысл осушать море черпаком?

- А такой! - твердо ответил Йорвин, и Кейну показалось, что его драконьи глаза вспыхнули на миг. - Для мальчика и его семьи, которая продержится еще, по крайней мере неделю, есть смысл.

Дальше они шли в молчании. Поплутав еще немного, Кейн с Йорвином вышли на большую площадь, окруженную липовым парком.  Параллельно площади шла широкая улица, посередине которой, промеж трехэтажных домов стояла великолепно обустроенная кузница, но, несмотря на разгар дня, огонь в горне был потушен, мехи лежали в стороне, а инструмент был спрятан в сундуке на замок.

- Не понял! - воскликнул Кейн. - В это время Селиверст во всю должен стучать молотком, куда он делся?

Кейн постучал в дверь дома друга. Ответом ему была тишина. Немного погодя он постучал снова, и вновь ответа не последовало.

- Что-то мне это не нравится, - выдохнул Кейн. - Так, дверь лома...

Когда Кейн уже собрался двинуть по двери ногой, она вдруг открылась. На пороге стояла женщина с красными от слез глазами и мучительной горечью на лице.

- Данель, что случилось? Где Селиверст?

- Он умер, Кейн, - хрипло ответила Данель.

- Что? - не поверил ушам Кейн. - Как это...?

- Заходите, - хозяйка широко раскрыла дверь, и Кейн с Йорвином, не мешкаясь, вошли.

Данель отвела их на второй этаж, в спальню, где лежал Селиверст. Друг Кейна лежал на кровати прямо в одежде и сапогах. Можно было бы подумать, что он спит, если бы грудь его вздымалась, а на лице не было бледного отпечатка смерти. Селиверст по меркам людей был гигантом. Хоть рост его был вполне заурядным, жизнь у кузницы сделала его могучим и атлетически сложенным, несмотря на преклонный возраст. Его седые волосы были ровно обстрижены ножом и немного опалены огнем. На лице кузнец носил густые моржовые усы, которые опускались до подбородка.

- Как это случилось? - спросил Кейн.

- Я не знаю, - ответила вдова. - Хочется думать, что просто его время пришло. Вчера вечером он вернулся домой очень уставшим и сразу пошел спать. Даже ужинать не стал. Когда пошла спать я, то нашла его уже... таким.

- Госпожа,  - кашлянул Йорвин. - Мы пришли к вам не просто так. Нам... Мне нужны услуги опытного кузнеца. Мой друг, воин, после последней битвы остался без оружия, и я хотел попросить у вашего мужа... но... Однако я сам в прошлом кузнец, и я владею всеми необходимыми навыками. Мне нужно лишь ваше согласие на аренду кузницы и совет, где раздобыть сырье.