Фаворит. Сотник - Калбазов Константин. Страница 6

Кожаная портупея с тремя подсумками. В одном находились две гранаты. В двух других – полсотни патронов. Еще два десятка в газырях на груди. Эти исключали лишние движения при перезарядке и предназначались для скорой стрельбы. Также на поясе медная фляжка непременно с кипяченой водой.

За нарушение этого условия незамедлительно следовало наказание. Причем не только стрельцу, но и десятнику, которому придется надзирать за строевой подготовкой незадачливого подчиненного. Ну а тому зачастую обидно, поэтому он вовлекает в это веселье весь десяток.

Вещмешок, не имеющий ничего общего с известными здесь котомками с лямками из обычной веревки. Эти были продуманны и, хотя изготавливались из парусины, имели даже полумягкий каркас со стороны спины. С помощью нескольких кожаных ремешков крепилось различное имущество.

К примеру, четыре составные жерди длиной в локоть каждая. С их помощью можно было как устроить палатку, так и собрать легкую рогатку. Не сказать, что увязанное из них заграждение столь уж неодолимо. Но непременно заставит всадника остановиться и подставиться под выстрел или вынудит его отвернуть.

На вещмешке крепилась плащ-палатка из тонкой парусины. Ее пользу стрельцы уже успели прочувствовать на собственной шкуре. Еще бы. Ведь из нескольких кусков вполне возможно собрать самую настоящую палатку и переждать непогоду или поспать, укрывшись от пронизывающего ветра.

Не забыл Иван и про длиннополые кафтаны. Они тут в роли эдакой шинели. В поход-то выступали, когда еще было достаточно холодно. А летом куда их девать? Обрастать обозом? Вот уж не нужно такой радости. Поэтому собирался кафтан в скатку и крепился, огибая по верху все тот же вещмешок. С одной стороны, получалось громоздко. Зато с другой – скинул лямки, и тут же налегке в бой.

Ну и в довершение медный котелок, причем с крышкой и хранящейся внутри медной кружкой. Только эта пара предметов лишь по весу меди тянула на тридцать копеек. Но пользу их переоценить сложно.

Полная экипировка стрельца составляла полтора пуда. И с полной выкладкой он должен был за день преодолеть походным маршем добрых три десятка верст. Ускоренным – так все сорок. Тяжко, не без того. Но то было на тренировках. С выступлением же армии в поход стрельцы Измайловской сотни просто прохлаждались. Шутка сказать, за день им доводилось преодолеть всего-то десять – двенадцать верст.

Мобильность сотни в немалой степени увеличилась благодаря полевой кухне. Она существенно экономила время, так как пища готовилась, пока стрельцы были на марше. Впрочем, для этого похода ввиду его медлительности преимущество несущественное. А вот что имело поистине важнейшее значение, так это отсутствие у людей Ивана каких-либо кишечных заболеваний.

Все же централизованное питание, санитарные меры и регулярное наблюдение у лекаря сделали свое дело. Сегодня вся армия маялась животами. Едва ли не четверть воинов уже нашли свой конец в степи или, став жертвами болезней, отстали и угодили в полон. Измайловцы же полностью сохраняли боеспособность, и первые настоящие потери случились только сегодня…

Сборы получились недолгими. Не прошло и пяти минут, как вторая полусотня уже была готова продолжить движение. Молодые и ладные парни построились повзводно в походном строю в колонну по четыре и начали движение.

Молодость – вообще отличительная черта их сотни. Иван специально настоял на том, чтобы отбирать молодых и холостых. Нет, он вовсе не думал о том, чтобы не осталось обездоленных семей.

Если на то пошло, то он верил, что его сотня понесет самые скромные потери. Просто помнил, чем обернулся поход Голицына на Крым. Хотя его не отпускало ощущение, что в его мире тот вроде как случился пораньше. Ну да чему тут удивляться, другой мир – он и есть другой.

Ивана заботило иное. Молодых куда проще обучить и даже переучить, чем ломать ветерана. У него воинские ухватки уже въелись в кровь, а все новое встречает неизменный протест, основанный на многолетнем опыте. На Руси вообще с новым извечная проблема. Уж это-то в обоих мирах неизменно.

К тому же в сотне существовал запрет на женитьбу до двадцати семи лет. Учитывая, что самому старшему стукнуло двадцать четыре, у Ивана было три года на то, чтобы добиться от стрельцов максимальной самоотдачи. Все же семья и уж тем более дети накладывают свой отпечаток и меняют отношение человека к жизни и к службе в том числе.

Как ни хотелось продолжить путь в повозке, Иван предпочел соскочить и присоединиться к полусотне в пешем марше. Не стоит пренебрегать такой малостью, которая оборачивается лишним плюсом в глазах подчиненных.

Бросил взгляд направо. Ага. Рассмотрели и установленную палатку, и колышущийся над ней белый флаг с красным крестом. Впрочем, даже если бы не было палатки, раненые все одно потянулись бы к его сотне. А куда им еще податься? Хорошо как среди своих найдется сведущий в лекарском деле. А как быть, если такового нет? Рудаков же помогал всем. Причем делал это совершенно бесплатно.

Признаться, Иван поначалу пыхтел, как перегретый самовар. Что ни говори, но и лекаря, и все его снаряжение он тащил в поход исключительно ради своих стрельцов. Но, поразмыслив, все же решил наступить на горло своей жабе. В конце концов Рудакову не помешает обширная практика. И пусть он сегодня израсходует медикаменты и перевязочный материал на посторонних людей, это позволит ему обогатиться опытом. Так что лучше уж он будет учиться на чужих.

Как и предполагалось, до места стоянки добираться оказалось недалеко, пусть и несколько растянуто по времени. Их обычная скорость четыре версты в час здесь оказалась невостребованной. Они даже пообедать успели, чтобы не вырываться вперед. Правда, кухню пришлось отправлять обратно, кормить отставших. Отдалились от места стычки верст на пять и, все так же оставаясь в боковом охранении, начали разбивать лагерь.

Парни с матерком брались за лопатки и, поплевав на ладони, вгрызались в неподатливую землю. Работать пришлось, что называется, за себя и за того парня, половина сотни сейчас хорошо как только на подходе.

Когда первая полусотня наконец подошла к стоянке, все было закончено. Им оставалось составить свои рогатки из палаточных жердей и замкнуть периметр перед бруствером окопов.

Нет, Иван вовсе не собирался отрывать окопы полного профиля. В этом нет никакой необходимости. Вполне достаточно и для стрельбы с колена. Правда, от этого земляных работ меньше не становилось. Сначала квадратный периметр из окопов. Потом еще два квадрата с траншеями и небольшими валами. Препятствие для всадника никакое. Но выкопанные на определенном расстоянии, они все же исключали взятие этого заграждения с ходу. Далее пусть и жидкие, но все же рогатки.

Словом, противник вполне качественно замедлялся и подставлялся под выстрелы. Если же находились горячие головы… Ну что тут скажешь. Этих идиотов и не жалко вовсе, а вот лошадок очень даже. Ведь потом стрельцам приходилось их добивать.

Кстати, с момента начала отступления их солонина оставалась совершенно нетронутой. Подумаешь, конина не идет ни в какое сравнение с говядиной. Это смотря с чем сравнивать. Если с той же солониной, то она значительно проигрывала свежатине.

– Здрав будь, сотенный, – задорно поздоровался Фрол, спрыгивая с седла.

– И тебе не хворать. Давно не виделись. Ты чего это тут учудил, Фрол Емельянович? Нешто столько знатных лошадей подобралось? – недоуменно рассматривая чуть ли не с дюжину лошадей, поинтересовался Иван.

– Да так себе коняги. Не сказать что клячи, но и не из дешевых, – с кислой миной ответил казак.

– Ну и к чему нам с такой обузой возиться?

– А то ты Павла Валентиновича поспрошай. Не на горбу же нам тащить всех тех раненых, что он по доброте душевной подобрал.

– Та-ак. Рудаков, значит, – наконец рассмотрев укрепленные между лошадями носилки с ранеными, констатировал очевидное Иван.

– Он, – тут же перекинул все на подлекаря казак. – Сам ить знаешь, стоит только нашей санитарной палатке встать, как к ней тут же начинают тянуться увечные. Ну а тут шестерых принесли. Здорово им стрелами досталось. Ну, Павел Валентинович и говорит, давай, Фрол Емельянович, думай, как вывозить страдальцев станем.