И снова девственница! - Соломахина Анна "Fjolia". Страница 12

– Нет, конечно, – спокойно, а оттого еще более раздражающе ответила иномирянка, – Двадцать три, а также биографии всех членов монарших семей.

– Зачем? – опешил маг. – Тебе сейчас куда важнее иметь хоть какое-то представление о местной знати.

– Что сказали, то и учила, – буркнула Люба. – В конце концов, я ведь принцесса, причем сопредельного государства. Откуда мне знать, кто здесь герцог, а кто барон, когда я десять лет ковры ткала под опекой старой няньки? – У Любы вновь включилось логическое мышление. – А вот знания о других правящих домах – самое оно.

– Восемь лет, – поправил Брэг. Как ни неприятно это признавать, но девчонка оказалась права. И он снизошел до ответа. – Змеи – символ знаний и мудрости, а орел – силы и власти. Род Брионских издревле владеет тайными знаниями, благодаря которым и возвысился.

Гордость и самодовольство – вот что звучало в голосе высокомерного мужчины. За ним действительно стояли гордость предков и величие рода. Но Люба, рожденная на обломках СССР, изучившая тысячу и один вариант выверта мозга, начиная с Аристотеля и заканчивая пресловутым Фрейдом, будь он хоть трижды усопшим, лишь усмехнулась. К счастью, про себя, ибо давно поставила магу диагноз и назначила лечение, все упиралось в отсутствие медикаментов и смирительной рубашки. Желательно – с антимагическим эффектом. Вот тогда бы она ему объяснила, в чем разница между Бахом и Фейербахом, а также между феназепамом и гидроксизином.

– Я тебе буду подсказывать, – вмешалась Ждара, снимая напряжение, – ведь для того вы меня и наняли.

Люба подозрительно покосилась на компаньонку. Вчерашние слова не шли у нее из головы. «Интересно, если она сообщница герцога, почему ведет двойную игру? Она явно имеет на него зуб – сколько раз его подкалывала. А меня так вообще собирается под него подложить, причем явно не из большой любви к сводничеству. Надо с ней держать ухо востро».

Прибыв наконец во дворец, они, в отличие от не настолько высокородной знати, как седовласый, попали внутрь без очереди. Кучер зычно кричал: «Дорогу герцогу Брионскому!», вышеозначенный явно что-то приколдовывал, так что лошади ржали, кареты сцеплялись колесами, дамы пронзительно визжали, несмотря на то что придворный этикет запрещает громкие публичные звуки. Какой позор! Вездесущие репортеры радостно крапали сенсационные строки.

Вздрогнув от громогласного объявления о прибытии его сиятельства такого-то с подопечной, Люба во все глаза уставилась на лютую мешанину цветов, местами посверкивающую драгоценностями. На ней самой кроме сапфировых заколок в виде незабудок была лишь скромная цепочка с круглой подвеской – символом бога – покровителя Меравии. Этакий тонкий намек на толстые обстоятельства. Все дебютантки были одеты в наряды пастельных тонов, дамы постарше – более эффектно, ее же платье балансировало между первыми и вторыми. С одной стороны, вызов, с другой – еще одна дань меравийской традиции: девушек на выданье там одевали поярче.

Впрочем, не только наряд способствовал повышенному вниманию к вошедшей троице. Отлично выполненная работа по распространению политинформации, иначе говоря – банальных слухов, и, конечно, одиозная личность новоиспеченного «опекуна» сделали свое дело. От пристальных взглядов Любе стало не по себе, в них было все: от брезгливости до откровенной оценки. Дамы всячески показывали свое фи по отношению к нестандартному туалету, возмутительно блестящим волосам и просто отвратительной красоте девицы. Мужчины, напротив, все вышеперечисленное одобряли и явно жаждали познакомиться поближе, желательно без свидетелей. Единственное, что всех сдерживало, – каменное лицо и сумрачная аура герцога Брионского. Как ни странно, опекун и его подопечная неплохо дополняли друг друга, как синее море и мрачный гранит прибрежных скал. Воздушная юбка пышного платья с шелестом разбивалась о черный рельеф брюк парадного костюма, то игриво обволакивая, то в ужасе отталкиваясь. В зале стало настолько тихо, что жертве повышенного внимание очень захотелось сказать: «Бу!» – и хоть как-то разрядить атмосферу.

– Ваше величество, – наклон головы, выше положенного, но все же обозначен, – нижайше приветствую и прошу позволения представить вам мою подопечную – Грэзиэну Дарийскую.

Люба присела в элегантном реверансе, отрепетированном до боли в суставах. Отошедшая к толпе компаньонка одобрительно кивнула. Его королевское величество даже глазом не моргнул, пытливо вглядываясь в лицо. Да, она действительно имела характерные черты павшей меравийской династии: овал лица, разрез глаз, форма бровей. Разве что миниатюрная фигура никак не напоминала о высоких Дарийских, правда, помнится, мать отличалась деликатностью сложения. Но главным фактором были, конечно, глаза. Того редкого оттенка, который он встречал лишь однажды, когда заключал помолвку своего десятилетнего сына с пятилетней принцессой соседнего королевства. Где-то даже портрет висел – рука не поднялась выбросить такую красоту.

Принц, который в первую очередь отказался избавляться от изображения пропавшей через несколько лет после помолвки нареченной, еле сидел, с трудом сдерживая порыв сорваться с малого трона и заключить нежную красавицу в объятия. Уловив справа нервное движение, король нахмурился и неодобрительно качнул головой.

– Приятно познакомиться, – подал наконец голос монарх. – Не уделите ли мне минутку вашего драгоценного внимания после того, как откроете со мной бал?

Принц обиженно взглянул на отца, но тот не обратил на него никакого внимания. Люба слегка опешила от ультимативного приглашения на танец и бросила вопросительный взгляд на опекуна. Тот, не меняя надменного выражения, слегка кивнул.

– Почту за честь, – вышло слегка сдавленно, но девушке позволительно волноваться в столь почтенном окружении.

Отходя в сторону, она поймала хлесткий, как нагайка взгляд. Утонченная брюнетка, одетая в дивное лиловое платье и сверкавшая минимум десятком украшений на всевозможных местах, с неприкрытой ненавистью смотрела в ее сторону.

– Фаворитка, – шепнул Любе на ухо маг, уловив реакцию. – Ты лишила ее одной из главных привилегий вечера – возможности открыть бал. Можешь гордиться.

Как ни странно, но несмотря на щекотливость ситуации, волнение улеглось, как только зазвучали первые аккорды менуэта. Плавные движения, более чем пионерское расстояние между партнерами и неспешная беседа. Голос короля, густой и низкий, очаровывал своей мужественностью. Если не смотреть на глубокие морщины, избороздившие лицо, да седые волосы, можно было подумать, что он могучий воин, эту особую стать не мог скрыть даже почтенный возраст. Упрямый квадратный подбородок, обрамленный аккуратно подстриженной бородой, острый взгляд голубых, немного выцветших глаз. Картину слегка портила старческая пигментация и слегка оплывшая фигура, хотя чувствовались и сила в руках, и мужской магнетизм.

Принц серьезно проигрывал рядом с отцом. У его высочества был мягкий округлый подбородок, курносый нос, полные губы, румяные щечки и светлые кудри. В детстве с него можно было писать херувимов, зато сейчас… Единственное, что подкупало, – это его искренняя радость от встречи с внезапно появившейся невестой, не замутненная сомнениями и подозрениями. Сущий ангел, право слово, весь в покойную матушку, как просветил в свое время Любу учитель.

– Где же вы пропадали столько времени, прекрасное видение? – прощупывал почву Базальд.

– Мы с нянюшкой ткали ковры на заказ. – Смущенный взгляд на натруженные в процессе освоения ремесла руки. – Она меня всему научила.

– Вот как? – Ласковое поглаживание слегка шершавых от мозолей пальцев. – Кажется, я припоминаю: приятная такая женщина, слегка полноватая.

– О, вы, должно быть, путаете ее с гувернанткой. – Люба быстро уловила, куда клонит потенциальный свекор. – Кормилица была стройной, как ива, а донну Лизетту, о которой вы говорите, убили повстанцы. Они вместе с Клотильдой защищали меня, только мы успели убежать, а она нет.

«Любопытно, это он со времен сватовства все помнит или в связи с новостями память освежил?» – ехидничала про себя псевдопринцесса.