Глазами Странника (СИ) - Элдер Алеф. Страница 108

Вниз к морю спускалась отвесная адарионовая лестница. Она ширилась на две сажени и состояла из крупных редко расположенных и множества маленьких перекладин, так что по ней могли бы сойти и великан, и цверг. Лестница оказалась немногим холоднее песков, так что жар ее чувствовался и сквозь армячные перчатки. Первое время спуска Вараил беспокоился о трепещущем пламени, с которым еще предстояло свидеться, но по мере продвижения, усталость перенесла все его внимание в руки. Он спускался с остановками, поочередно разминал руки, менял хват, переводил дыхание. Сосредоточенный на одной мысли: как бы ни упасть, он не заметил, как вклинился между остриями огня и спустился на небольшую, немногим шире лестницы базальтовую площадку. Ее передний край утопал в огне, и подсказок дальнейших действий не было. Вызванные неопределенностью малодушие и тревогу Вараил подавил холодным спокойствием. Сделав это, он сразу же увидел огромную, вершиной панциря достигающую ему плеч, черную черепаху, выползающую из моря. Предположив, что верхом мог бы переплыть море, он сказал:

- Не знаю, кто ты, и кем послана, но, если по силам тебе - доставь меня на Альмир-Азор-Агадор.

Черепаха подползла и улеглась у ног просителя. Вараил счел это согласием, но, оседлав, так и не смог заставить ее двинуться с места. Попытки привести черепаху в чувства также потерпели поражение, столь крепко она уснула, а может - умерла. Последнее предположение подтвердилось, когда Вараил уколол лапу черепахи мечом, и она не разомкнула глаз. Ему не доставило удовольствия раскалывать панцирь. Верхнюю его часть, карапакс, он перевернул и подвинул к краю берега, забрался внутрь, оттолкнулся копьем и поплыл, подхваченный волнами огня. В море он увидел утонувшую в огне еще одну исполинскую голову, которая вновь напомнила Пасура, и пришел к верной мысли, что древний народ, населяющий эти края, кем бы он ни был, сохранил черты в кожевнике и силаче Берхаима. Огонь не проникал в черную лодку и, хотя ныне Вараил пребывал в самом горячем месте плода, впервые за долгие дни находился в тепле, без страха обжечься. Он лежал на спине и смотрел, как в ночи вьются колосья огней, осыпаются снопами искр, но ни одна из них не попадает на него. Укачиваемый яростными снаружи, но ласковыми для него волнами, он уснул, словно ребенок в колыбели, а когда приятные, но быстро изгладившиеся из памяти сны окончились, челнок еще продолжал путешествие. Он спал легко, а с пробуждением больше не чувствовал жара. Весь тот день и день последующий Вараил провел в ожидании. Он был жив милостью черепахи, которая, о чем он так и не узнал, отдала взамен его жизни свою. Но не пугали его огненные воды, напротив, не имея ныне власти над судьбой, Вараил отрешился окончательно от страхов, словно все трудности остались на берегу, а сам он теперь лишь сторонний наблюдатель, глазами героя взирающий на окончание истории.

Те дни проплыли незаметно. Вараил стоял, по обыкновению положив руки на борта лодки, когда впереди вырисовалось сердце величайшей цивилизации Яраила. Вырвался из горящих вод и застыл непоколебимой черной твердыней Альмир-Азар-Агадор, остров альмандов, Кровавый вулкан, Адояс. Древний народ жил всегда здесь, но когда кровь обезглавленного занавъяра наполнила долину Горящим морем, перебрались на его тело. Высоко вздымались отвесные мрачные скалы, неприступные горящим волнам, а все-таки уступившие огню. Облизывало склоны пламя: жадно, упрямо, вожделея увлечь в ненасытное чрево богатства сокрытого от него мира. Оно не могло победить. Там, под слоем савана альмандов - сухих, крошащихся скал, незыблемо покоилась плоть павшего титана.

Вараил долго оставался в лодке, прежде чем ступить на черную землю. Хрусткая как снег, она крошилась под ногами. Она не пережила гибели детей и выгорела полностью, на многие сажени в глубину. Однако здесь, в соседстве буйного огня его движениями еще жило воспоминанье жизни. Иную картину, безнадежного упадка, неотвратимого разрушения и смерти прятали погорелые стражи.

Это была обитель мудрецов и волшебников, ученых и поэтов, король всех городов и сердце мира. Здесь, в Альме, собирались цверги, поучиться кузнечеству, сюда спускались альвы, послушать музыку. Голоса альмандов звучали так проникновенно, что песнью радостной они возвращали к жизням почивших, заслышав же их скорбный плач, опускали ветви и смолой исходили деревья. Они, исследователи и первооткрыватели познали письменность и, объединив противоположности, сотворили удивительных существ: кентавров, минотавров, гиппогрифов, гиппокампусов, и многих других. Они сгинули на заре прописных лет, но с кончиной их не смерилась сама земля, отказавшись принимать обломки великой цивилизации.

Заметенный пылью и похороненный пеплом, ныне Альм являет грустное зрелище: выжженная, никогда больше неспособная породить жизнь земля, усыпанная осколками базальта, оникса, обсидиана, адарионовыми пластинами, покосившимися, почерневшими, разрушенными строениями, чьи облики и назначения ныне невозможно определить. Ступени, кольца, черепки, обрывки чудом не истлевшей ткани - не таких почестей достоин король. Он пал в бою, не погребенный и обугленное тело короля присыпал прах его народа.

Альмир-Азор-Агадор давно не привечал дождей, ветер обдувал скалы, но не переступал через них. Носками сапог Вараил загребал пыль тысячелетий. В безветрии прах подолгу висел в воздухе, шлейфом отмечая дорогу странника.

Вараил вышел на тропинку из адарионовых плит, покосившуюся, запыленную, но все же явственно выделяющуюся на фоне иных развалин, и последовал ей. Вскоре по обе стороны дорожки выросли надгробные плиты разных форм и размеров, осыпавшиеся и еще сохранившие очертания, поваленные и расколотые, от иных могил не осталось и следа, другие едва только подверглись разрушению. Время стерло большинство эпитафий, многие сохранившиеся посмертные слова звучали на чужих Вараилу языках, но некоторые не столь древние и написанные родным словом надписи он мог разобрать. «Мой друг и товарищ Варглиф. Ты был лучшим из нас. 1752-1776 Л. А.». «Удел геройский тобою избран, твой путь окончен, спи сладко Киран. 2128». «Ах, сестра, зачем? Помним и любим». «Пугалище драконов, покоритель великанов, светоч Ёрмира, разрушитель оков, перешедший пять пустынь и переплывший три океана, презревший смерть, друг справедливых, защитник сирых и бич злонравных. Зераил Великий». «Ровас 1157-1185 и Налия 1159-1185. Земля тебе пухом, любимый, но одного я тебя не оставлю». Выделяющуюся среди прочих массивную заостренную плиту с торцов подпирали каменные скамейки, предназначенные для сидения. Окаймленная плетеным, во многих местах осыпавшимся орнаментом, эпитафия почти стерлась, так что, только отерев с нее пыль, Вараил смог прочитать: «... Высокочтимый: 12??-137? Л. Д. С. примером... но мудрость осталась... ваши и за гробом подданные». Но гораздо больше, чем признания величия забытого правителя, Вараила поразила следующее обращение к усопшему: «Дурачина, а ведь я предупреждал». Он переночевал среди могил, а на утро продолжил поиски. Переводя взгляд с одной плиты на другую, паломник вскоре приблизился к центру кладбища, где на свободной от могил поляне очерченной идеальным кругом высился Яг-Ра-Тах. Долог был путь, теперь он окончен. «Последний путь», - пронеслась мысль. Адарионовая дорожка заканчивалась базальтовым постаментом и там, под ногами альманда, на различных языках была вырезана уже знакомая Вараилу надпись: «Здесь, пред тобою, я стою: беззащитный и безоружный. Пролей кровь мою, и кровь врагов твоих наполнит долины». Альманд выглядел именно так, как его иллюстрировала «Азбука странника», но теперь Вараил мог рассмотреть его в деталях. Ростом он четырех аршинов, телом красив и строен, кожей бел как мрамор, ликом миловиден. Он обнажен по пояс, одежда его из полос и чешуек адариона. Он стоит прямо, устремив взор мертвых иссиня-черных глаз за горизонт, левую руку приблизил к ним так, словно защищается от солнца, правую протянув перед собой, обратил ладонью к небу. Кожа его гладкая, без морщин, шрамов и волос, лицо без бровей, глаза лишены век. Вараил осторожно прикоснулся протянутой руки, и ощущения подсказали - перед ним не живое существо, но камень. Оставив посох, копье, меч и нож, Вараил уложил походную суму среди могил, и уже собравшись с силами, протянул альманду посох, но промедлил, хватку не разжал и, оставив Яг-Ра-Таха безоружным, опустился у его ног в раздумьях. Причиной измены решению ни в чем не сомневаться стала следующая, не замеченная сразу Вараилом деталь: хотя земля вокруг, словно снежной крупой покрывалась пеплом и пылью, альманд оставался идеально чист. Эта мелочь не испугала Вараила, но показала, как рассеяно его внимание, упустив одно, он мог упустить и что-то еще. Последний раз перед боем упорядочивал он мысли, поначалу они метались как звери в клетке, но, не сумев привлечь внимания дрессировщика, утомились и уснули. Тогда дрессировщик увидел, прежде заслоняемую спинами диких животных маленькую птичку, и вспомнил о том обещании, которое давал Зверю-из-Лучей.