Тёмная радуга (СИ) - Орлова Ирина Олеговна. Страница 93

— Ну, вот и хорошо, значит, поживем еще немножко, — улыбнулся он.

Еще через неделю появились полочки, два стула и новая дверь в каморку. Стены стали как будто поновей, а на пол старик сплел толстые циновки. Животные тоже преобразились. Шерсть не свисала клоками, а стала шелковистой, мускулы налились силой, глаза заблестели. Отец Онуфрий не вмешивался, наблюдал издалека, но не мог не отметить, что лошади любили старика. То ли он просто к ним хорошо относился, то ли слово какое знал, но стоило деду войти в стойло, как оттуда раздавалось радостное ржание жеребцов и кобыл, кони тянулись к нему мордами и стояли смирно, пока старик их осматривал. Пасти лошадей дело нелегкое, но к всеобщему удивлению, животные не разбегались далеко и сразу же возвращались, стоило деду тихонько позвать. И, видя все это, его преподобие радовался, что сделал правильный выбор. Да и кухарка как будто бы расцветала на глазах. Пропала ее угловатая неуклюжая походка, спина распрямилась, глаза засияли.

По вечерам Яса приходила к Мосу, и они долго разговаривали, рассказывая друг другу о своей жизни. Собственно, девушке, как оказалось, и рассказывать особенно нечего, а дед многое повидал на своем веку. При свете свечей он иногда читал ей разные истории, а потом начал учить ее грамоте. Уже через месяц Яса могла сама читать книги, которых у старика было множество. Книги, столярные и плотницкие инструменты да портрет жены — единственное, что он захватил с собой, навсегда покинув дом. Постепенно Мос начал рассказывать девушке о травах и как распознавать и лечить болезни. Яса все схватывала на лету, и старик не мог нарадоваться на талантливую ученицу. Но строго-настрого запретил девушке рассказывать кому-нибудь о приобретаемых знаниях.

— Весной, Ясонька, мы с тобой уйдем отсюда. Пойдем бродить по белу свету. Ты должна посмотреть на мир новыми глазами. А то ведь кроме своей зазнобы ничего и не видела, хоть столько городов прошла. Ты, девонька, молодая, не гоже тебе запираться в монастыре на всю жизнь. Монахи, они народ гнилой, хорошему не научат, да и ни к чему тебе на них всю жизнь убивать, — наставлял Мос девушку. — Ты не гляди, что я такой старый, сил у меня еще надолго хватит, у нас в роду все были долгожителями. Мне еще всего-то шестьдесят с небольшим, а у нас и до ста лет живали, и даже больше.

— У нас ведь денег нет, дедушка. Как же мы пойдем?

— Это не твоя печаль, девочка. Деньги у меня есть, нам с тобой за глаза хватит. Спрятанные лежат в укромном месте. И одежку тебе новую справим, и домик где-нибудь в хорошем месте купим.

— А вдруг, какой лихой человек найдет их и заберет? — переживала Яса.

— Не бойся, Ясонька. В моем роду умеют прятать так хорошо, что никакому лихому человеку не достать. Старухой моей клянусь, пусть земля ей будет пухом. Я ведь когда уходил, не думал, что они мне еще понадобятся, а на всякий случай все-таки наложил на них заговор от чужих глаз.

— Ну, хорошо. А если маги их найдут? Что им твой заговор? Они сами заговорить и разговорить могут что угодно.

— А вот тут ты ошибаешься. Магам деньги не нужны, потому что, все, что им необходимо, они себе с помощью заклинаний достают. Так что не волнуйся. Ты, главное дело, учись, пока мы с тобой здесь живем.

— Дедушка, — Яса сменила тему, — скоро осень, а за ней зима. Замерзнешь ведь ты здесь. Лошади и то мерзнут. Как холода настанут, перебирайся ко мне в комнату.

— Ну, это дело поправимое. Я уже сейчас конюшню утепляю, щели конопачу, а там и печку сложу. Его преподобие обещал камень печной. Говорил, что на следующей неделе привезут. Я ведь ему все уши прожужжал, что, мол, лошади могут не выдержать зимней стужи. Они хоть и нагуляли жирку, да я не ручаюсь. Он и согласился. Помнит еще, что за последнюю зиму половина коней полегла. Хотя, это я приврал. Выдержат лошадки, теперь точно выдержат. Я ведь их специальным настоем пою, так, чтобы святоши не видели.

— Вот мы с тобой уйдем, дедушка, а коняшки останутся. Они ведь не монахи. Их-то жалко.

— А мы их выпустим. Пусть на воле живут или других хозяев себе найдут, кто о них должным образом заботиться будет.

— Как же они разберутся кто хороший, а кто плохой?

— Ну, Ясонька, животные это лучше нас с тобой чувствуют. Теперь они плохого хозяина за версту обходить будут. Ты вот на лошади умеешь ездить?

— Умею. Пришлось научиться, когда из одного плохого дома убегала. Неделю скакала, пока до города добралась, а потом продала коняшку. Она хоть и старая уже была, да тех денег мне на месяц хватило.

— Вот и славно. Я, правда, на лошади уже лет десять, как не сидел, но думаю, что не забыл еще. Если получится, мы с тобой отсюда на лошадях уходить будем.

Однажды вечером, закончив с делами, Яса, как обычно, направилась к старику, захватив ему большое сочное яблоко, оставшееся от ужина. И вдруг услышала, как старик с кем-то разговаривает. Заглянув в приоткрытую дверь, девушка никого не обнаружила, зато увидела Моса, беседовавшего с портретом своей жены.

— Вот видишь, как все обернулось, милая. Нежданно-негаданно в этом проклятущем храме я нашел сокровище. Совсем еще девочка, круглая сирота, а заботится обо мне, как о родном. Эх, не дал нам бог деток, а ее я бы с радостью удочерил, хоть по возрасту ей в дедушки гожусь. Как думаешь, милая? Вот закончу свои дела и увезу девочку отсюда. И имечко у нее славное — Ясонька. И душа чистая, как родничок. Уж ты поверь мне, я сразу, как заговорил с ней, понял, не место ей здесь. Ей учиться надо. Я вот помаленьку начал ее обучать грамоте, травки показал. На лету схватывает. Такая умница. Жаль, Лейси, что ты не дожила, ты бы тоже порадовалась.

Старик сидел к девушке спиной, и Яса смотрела на портрет. Пару раз ей показалось, что молодая женщина улыбнулась и склонила голову в знак согласия.

— Дедушка! Она живая?!

Старик повернулся к девушке.

— А, это ты, Ясонька? А я вот заболтался по-стариковски. Нет, милая, она не живая, но она меня слышит. Видишь ли, моя жена много тайного знала. А перед смертью наказала мне приложить портрет к ее голове. Когда человек умирает, душа его через голову выходит и попадает на небеса. А моя старуха не захотела без меня туда отправляться, вот ее душа и переселилась в портрет. Так что, почитай, что она почти что жива. Конечно, картинка не может заменить живого человека, но так все же лучше.

— Ты прости, дедушка, я нечаянно разговор слышала. Скажи мне, какие у тебя дела здесь? Получается, что ты не заблудился в лесу, а специально пришел?

— Всему свое время, девонька. Не торопи старика. Придет час, скажу, а может, и помощи попрошу. А пока не думай об этом, — Мос провел рукой по голове Ясы, и она моментально забыла о своем вопросе.

В комнате у деда было жарко. Он нынче устраивал пробную протопку печки, над которой трудился почти неделю, и остался доволен. Видимо от жары Ясу разморило, она зевала, глаза слипались.

— Иди спать, Ясонька, и ни о чем не волнуйся. У нас с тобой все будет хорошо. Вот по весне выправим документы, и будешь ты моя родная внучка. Ты уже заметила, что моя старуха тоже согласна?

Девушка сонно кивнула.

— Вот и славно. Иди, моя хорошая, утро вечера мудренее.

А на утро Яса прибежала к деду взволнованная.

— Дедушка, дедушка, ОН приехал!

— Кто, Ясонька? — невинно спросил старик, хотя все уже понял.

— Рой. Ну, помнишь, я тебе рассказывала, знахарь из той деревни, где я его повстречала.

— Не волнуйся, милая. Поглядим на твоего Роя. Где он сейчас?

— С преподобным Соулом в храме. Там и настоятель, и все верховные жрецы.

— Важная птица твой знахарь. Ну, не трясись. Не съест же он тебя, в самом деле.

Яса постаралась успокоиться, но руки ее нервно теребили передник.

— Поди-ка, сядь у меня в комнате и смотри в окошко, — старик легонько подтолкнул ее в конюшню.

Через некоторое время из храма вышел настоятель в сопровождении жрецов и молодого человека. Было достаточно одного взгляда, чтобы понять, — никогда он не посмотрит на Ясу. Однако Моса что-то зацепило. Кто-то очень осторожно пытался прозондировать его мысли. Старик усмехнулся. Смотри на здоровье, да много ли увидишь и, почти полностью закрывшись от ментальных контактов, стал старательно думать о сложенной печке.