Пламя Атлантиды (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame". Страница 25

Те самые, услышав которые в том же зале совета, она бы пронзила дерзкого самца клинком, долго не раздумывая. Сейчас же они не были угрозой; это был самый мощный афродизиак из всех, что ей доводилось знать — хриплый рык-шепот слов, наполненных роковым смыслом.

Спирали приближающегося оргазма закрутили хаос сладкого торнадо на кончиках пальцев, в ладонях, поднимаясь выше, опоясывая ретивое сердечко, но девушка не спешила отдаваться первой волне наслаждения. Куда слаще было продлевать эту сладкую пытку, растягивать во времени, теряя контроль и доводя себя до самого пика. К тому же, она жаждала ощутить в себе его твердый жезл, который бы вспорол далеко не нежным натиском тесные глубины врат Криспиды, проник еще дальше — пальцев было ничтожно мало. Она сумела удержаться и не оросить соком сладкой разрядки пальцы Аларикса, хотя перед глазами плясали темно-алые пятна, иногда вспоротые бликами огня, сердце сорвалось в оглушающий ритм, а бедра толкались вперед — тело не соглашалось с разумом и жаждало получить освобождение как можно скорее.

— Попроси! — прохрипел Аларикс в ее губы, резко вынимая пальцы. Головка его возбужденного члена коснулась лобка Латимы, скользнула искушающим нажимом по клитору и налитым губкам. Лучезарная не смогла удержаться от очередной судороги, когда бедра выгнулись навстречу, стремясь поймать твердый жезл в свои истекающие влагой тиски, но все же нашла в себе силы выдохнуть в ответ:

— Ни за что!

— Сука! — в устах Фланигуса это обращение давно стало самой тончайшей из ласк, самым возвышенным из титулов, апофеозом страсти, которая сжигала их день за днем в своей бездне, и которой никто из них не мог насытиться полностью. Латима замерла, толкнув свой язык навстречу его губам в ритме непобедимого противостояния, вызывая на бой, провоцируя на дальнейшие действия своей отчаянной смелостью. Поединок взглядов, переплетенных пальцев, жаждущих языков, танцующих ритуальный танец первобытной страсти, трение разгоряченной кожи и желание тесного воссоединения достигли пика, замерли в пространстве и времени за несколько секунд до полета к вратам рая.

— Ты мне за это ответишь! — жарко прорычал Аларикс, капитулируя, проигрывая в этом сладчайшем поединке. Вся женская сущность Латимы воспламенилась от сладкого восторга победительницы, когда мужчина вошел одним резким толчком на всю глубину, растягивая пульсирующие стеночки врат Криспиды, словно это была его последняя возможность утвердить диктат своей власти над дрожащим телом непокорной амазонки. Никто из них так и не смог ни проиграть, ни победить в этой любовной игре; его отчаянная попытка подчинить прекрасную любовницу своему ритму провалилась с треском — он сам не мог сдерживать бурлящее в крови желание и, видимо, уже не хотел. Бедра девушки задали ритм, принимая мужчину полностью в клетку своих тесных ножен страсти. Ничего удивительного, что никто из них не смог долго продержаться на вершине удовольствия — судорога освобождения сотрясла их обоих одновременно. Вспышки ярчайших пульсаров ослепили, оглушая ритмичным током крови в возбужденном теле, и в который раз за три солнечных круговорота, которые Лучезарная провела в Спаркалии, голосовые связки сорвал неистовый крик освобождения, сомкнувшись в первозданной мелодии с хриплым рыком излившегося в нее мужчины.

— Непокорная девчонка! — вес тела Фланигуса придавил ее к постели, но девушка лишь шумно выдохнула и довольно улыбнулась, прижимаясь к его щеке своей, удерживая его голову в ласковых тисках своих ладоней.

Этот мужчина, помимо первобытной страсти, сумел разбудить в ней что-то, подозрительно похожее на нежность. О том, что это и была она, извечная женская благодать в ее чистом виде, Латима остерегалась даже думать. Когда молва о твоей жестокости, непримиримости и коварстве летит далеко за пределы империи, остается только свыкнуться с этим. Она не свыклась: она наслаждалась подобными лаврами своей особе, тем, что так не похожа на Лаэр, но одновременно так близка к своей королеве, которая всегда являлась ее доброй подругой. Гордилась тем, что не знает жалости и не испытывает ни к кому подобных чувств, которые были синонимом слабости. То, что происходило сейчас, было гораздо проще не замечать, гнать прочь и придумывать ему маловразумительные названия, потому как признаться себе было равносильно провалу.

— Кажется, я уже не смогу без своей дикой пантеры! — проговорил Аларикс. Когда его дыхание выровнялось, он не разжал рук, и Латима жмурилась от удовольствия, тая в тепле этой властной нежности. Еще четыре солнечных круговорота, дань вежливости спаркалийскому гостеприимству, и ей придется вернуться в Атланту. Она не хотела думать о том, что половинка сердца навсегда останется здесь, в этой вражеской, по сути, империи, которой правит столь сильный и непримиримый император, что лучше заключить с ним союз и тем самым предотвратить военные конфликты, которые не будут столь легкими как прежде.

— Ты сам понимаешь, что это неминуемо. Моя миссия с каждой каплей масла близится к своему завершению. Я не хочу загадывать, увидимся ли мы куда-нибудь снова.

— Ты увезешь половинку моего сердца с собой, дочь Криспиды. — Губы Фланигуса скользнули по ее скулам, повторяя соблазнительный рельеф. Девушка доверчиво устроилась в кольце его рук. Удовольствие было настолько сильным, что вскоре она стала погружаться в сон, согретая теплом рук мужчины, который стал значить для нее гораздо больше, чем она могла себе признаться.

Аларикс Фланигус наблюдал за ней, затаив дыхание. Когда сон окончательно сморил пылкую амазонку, мужчина осторожно разжал объятия своих рук, выскользнул из постели и подошел к столику, чтобы налить себе вина. Пламя свечей всколыхнулось от его практически незаметной поступи. Поднеся к губам кубок, он довольно улыбнулся, не сводя глаз с обнаженной смуглокожей красавицы, раскинувшейся на ложе страсти. Блики огня плясали в ее темных волосах, падали золотистым отблеском на кожу, словно повторяя маршрут его рук и поцелуев. Латима была прекрасна — во сне ее маски слетали. И он по-прежнему видел чуткую, отзывчивую и страстную девчонку, которую рамки матриархальной державы вынуждали переступать через себя и сражаться с теми, кто хотел дать ей счастья.

Прекрасная амазонка зашевелилась во сне — отблески огня заиграли золотыми переливами на разгоряченной коже, рельефных мышцах живота, осыпались искрами на полушария совершенной груди. Ее роскошные темные волосы разметались по подушке, притягивая свет, сияя в полумраке черным золотом. Мужчина ощутил, как зашевелился, наливаясь силой его член, хотя он полагал, что этот страстный марафон вымотал обоих. Словно подразнивая, Латима протянула руку, ощупывая пустующую половину ложа, и беспокойно нахмурила брови. Даже во сне она тянулась к его теплу и подчиняющей властной силе.

Аларикс сам не мог понять, что с ним происходит. Это было похоже на яркую вспышку молнии, которая не угасла, а растянулась во времени, наполняя всю его сущность своим ослепляющим светом. Весь внутренний мир, который он считал изначально правильным и совершенным, превратился в дымящиеся руины под одним взглядом посланницы Атланты. Она пришла с миссией разрушить его до основания и подарить надежду на что-то более грандиозное и возвышенное, незнакомое, пугающее и манящее одновременно.

Привыкший относится к женщинам, как к потенциальным рабыням, лишенных права голоса, император Спаркалии не был готов к тому смятению чувств, которое сейчас кипятило его кровь и сжигало разум на костре первобытного чувства. Ранее ему не приходилось встречать подобной представительницы прекрасного пола. Ее цепкий и изворотливый ум, чувство собственного достоинства и темная сторона, так близкая ему самому, поразили мужчину. Обладать такой женщиной было подобно обладанию пламенем, ветром, водной стихией — непокорными сущностями, которые, тем не менее, бросали вызов, притягивая и не отталкивая.

Возможно ли подчинить ветер? Заставить огонь мерцать в замкнутом сосуде, чтобы он не сжигал, разрушая, а освещал твой путь? Остановить сметающую все на своем пути энергию шквальной волны? Для Фланигуса не существовало понятия «невозможно».