Пламя Атлантиды (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame". Страница 32

Древним амазонкам, Оциллам, как называл их спаркалиец, в искусстве дозора и разведки не было равных. Отсутствие разграничительных знаков и незаметное наблюдение говорило лишь об одном — за ними следили с самого начала и намеренно сопровождали в западню, ничем не выдав своего присутствия. Археолог проклял себя за излишнюю самонадеянность и беспечность. Не нужно было быть оракулом, чтобы догадаться, что его самого ожидает точно такая же участь. Пусть не в эту ночь, но к следующему закату эти горячие самки наверняка восстановят силы и не откажут себе в удовольствии полакомиться второй переменой блюд.

Ночью он провалился в чуткий недолгий сон, но пришлось проснуться практически сразу. Приглушенный женский шепот рядом всколыхнул, предупреждающей об опасности тревогой, реакция воина дала знать о себе сразу — он сжал тонкое женское запястье за миг до того, как пальчики коснулись его лица, и открыл глаза. Блики костров на поляне падали на лицо молодой оциллы с темными волосами и горящими похотливым огнем карими глазами, а от ее решимости и возбуждения, казалось, дрогнули прутья деревянной решетки.

Их было двое. Вторая искательница эротических приключений, совсем юная девчонка с выбритыми висками и искусной вязью татуировки, переходящей на скулы, достала нож, готовая защитить свою подругу, но брюнетка не обратила на нее внимания — ее губы сложились в дьявольскую улыбку при одном-единственном прикосновении мужчины, а голосовые связки испустили довольный рык хищницы во время весеннего гона.

Она не делала попытки вырвать свою руку из грубого захвата. Савичев слегка свел брови, их взгляды скрестились подобно мечам, высекающим искры — по телу лесной прелестницы пробежала волна вожделения, но ни малейшей покорности или податливости не промелькнуло в миндалевидных глазах. Только непреклонное желание получить все и немедленно, не принимая во внимание согласие или несогласие мужчины, выбранного с целью утоления плотского голода. В современном мире никто и никогда не смотрел подобным образом.

Савичев заставил себя прогнать прочь картину недавней вакханалии и улыбнулся девчонке хищной улыбкой, приглашая к игре. Ноздри прелестницы слегка дрогнули, и страсть в глазах уступила место презрительному возмущению. У нее явно не укладывался в голове тот факт, что мужчина — всего лишь средство для удовлетворения основного инстинкта, лишенный права голоса и вообще каких-либо прав, — осмеливался улыбаться ей, как равной, даже с превосходством уверенности в собственной неотразимости. Но тем не менее оцилла была настолько сильно возбуждена, что едва уловимый аромат ее вожделения передался мужчине, ударив в виски оглушающим набатом, заставив сердце колотиться в быстром темпе, а кровь отхлынуть от мозга, аукнувшись легким головокружением. Член налился силой за считанные секунды, и Дмитрий попал под ошеломительный гипноз колдовских глаз темноволосой красавицы. Ее влажные пухлые губы манили к себе, невзирая на витающие в воздухе флюиды потребительского любопытства — возможно, он настолько привык к вниманию всех без исключения женщин к своей персоне, что сейчас подобная властность и непримиримость дочери Евы разбудила в нем неведомое прежде темное начало. Она не собиралась падать к его ногам, готовая на все за одну только улыбку, нет, — она привыкла брать силой ласку и взаимность, считая ниже своего достоинства опускаться до разговоров или же уговоров, отчего единство опасности и о вожделения насытило кровь мужчины ответным желанием близости.

Забыв напрочь о том, что точно такие же страстные прелестницы не более нескольких часов тому назад сделали на поляне со спаркалийцем, Савичев протянул ладонь, очертив точеный контур лица девушки. Все без исключения, оциллы были прекрасны, как ангелы «Викториас Сикретс», хотя Дмитрий особо не разглядывал каждую из обитательниц этого племени, но уже был готов признать, что, доводись ему вручать пальму первенства ведущей красавице, просто не смог бы этого сделать.

От его прикосновения глаза девушки потемнели, она инстинктивно потерлась щекой о ладонь и тут же, словно проклиная себя за проявленную слабость, вонзила зубки в его большой палец. Прикус не был игривым, но от этой боли волна сладкой дрожи прокатилась по позвоночнику археолога, аукнувшись в эрегированном пенисе сладкой судорогой. Что, во имя всех богов и чертей древности, эта малышка умудрилась с ним сотворить одним своим взглядом и ароматом жаждущей соития самки?

Он уже плохо понимал, что готов позволить ей абсолютно все, продать душу за глубокий поцелуй и хотя бы кратковременную возможность ощутить прикосновение тонких пальчиков и влажных губ к своему члену, гладкость смуглой кожи и обжигающее дыхание вместе со стонами удовольствия. Когда раздался возмущенный окрик и девушка ловко освободила кисть из захвата, он едва не застонал в голос от разочарования.

Две едва различимые в темноте тени отделились от высоких деревьев, сверкнула сталь клинков, и этого оказалось достаточно, чтобы брюнетка потянула за руку свою спутницу, и они быстро метнулись в сторону поляны, не сказав ни слова и не обернувшись. По всей видимости, охрана периметра не стала приближаться к клетке, растаяла в ночной тьме, словно ее и не было.

С первыми лучами зари четверо изрядно уставших и растрепанных оцилл внесли в клетку Ведикуса с запрокинутой головой — мужчина находился в полубессознательном состоянии — и, излишне не церемонясь, швырнули его на охапку сухой травы. На Савичева ни одна из девчонок не обратила внимания, они взахлеб обсуждали подробности своего циничного развлечения со «спаркалийским самцом», от которого можно было только взять максимум и выбросить за ненадобностью. Дмитрий едва удержался, чтобы не высказать им все, что о них думает в презрительно-возмущенной манере, но промолчал, дождался, когда опустится решетка, закрывая камеру их заточения.

Ведикус, застонав, зашевелился в своем спасительном забытьи. Его лицо казалось неестественно бледным, несмотря на смуглую кожу, на лбу выступила испарина, одежда превратилась в лохмотья, обнажившая тело с отметинами ногтей и зубов, а также темных пятен засосов по линии рельефного гладиаторского пресса и до самой шеи. Савичев испытал практически настоящую, слепую, убивающую ненависть к этим ангелоподобным тварям, для которых ничего не стоило растоптать и унизить человека, который не причинил им ни малейшего вреда. Он знал из истории, что войны не знают сантиментов, захватчики всегда грабят, убивают и насилуют женщин в захваченном городе, но между Атлантой и Спаркалией царило мирное соглашение, пленник не мог считаться врагом.

Красоту великих и таинственных амазонок с лихвой компенсировала угольная тьма их безжалостных сердец, которые не знали сострадания и милосердия в обращении с попавшими в их руки мужчинами. Он сам недавно восхищался Атлантидой, в которой царил матриархат и мир, но теперь убедился воочию, как выглядело закулисье этой воспетой в рукописях империи, славившейся своей мудростью и миротворческими настроениями.

Ненависть зажглась в его душе ярким огнем, готовая испепелить все на своем пути. За всю свою жизнь он еще ни разу не поднял руку на женщину. Раз в Эль-Пасо во время карательной операции ему пришлось выстрелить прямо в сердце любовницы наркобарона, но тогда у него не оставалось выбора — или убиваешь ты, или убьют тебя. Он мог вырубить ее хуком правой, параллельно ломая запястье с зажатой в руке утонченной женской «береттой», но сама вероятность того, что придется ударить представительницу прекрасного пола, показалась настолько дикой, что проще было выстрелить в упор.

Сейчас же никакого оружия у него в руках не было, но он понял одно: если на закате нового дня с ним решаться повторить точно такое же надругательство, то лично переломает хребет каждой, кто осмелится к нему приблизиться. Он давно не боялся смерти. Научился смотреть ей прямо в глаза и даже улыбаться, дезориентируя своим хладнокровием, заставляя, бежать прочь — и она отступала, сдавалась, обещая вернуться, но так и не возвращалась, лишь кружила рядом в бессмысленной попытке выстрелить в незащищенный участок пятки. Ахиллесова пята у него отсутствовала напрочь. Сил было предостаточно, и он был уверен, что сможет лишить жизни самых ярых активисток, не смущаясь того, чтобы пустить в ход кулаки. Эти ошалелые суки с кусками гранита вместо сердец не заслуживали ни малейшей галантности, одержимые дикарки, прикрывающие свою извращенную сущность мифом о принадлежности к избранной расе богинь. Слова воина Спаркалии о том, что их место в цепях у ног мужчин, сейчас казались истиной в последней инстанции. Такие сволочи не заслуживают ничего иного!