Штурм Берлина (Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин) - Герасимов Евгений Николаевич. Страница 57

Узкие берлинские улицы были усыпаны грудами кирпича, обломками мебели, среди них валялись вражеские трупы.

Штаб, который обслуживала наша радиостанция, двигался метрах в 600–800 от передовой. Радиостанция, смонтированная на автомашине, шла с командным пунктом, менявшим по нескольку улиц в сутки. Радисты при каждой такой смене должны были дать сигнал — «связь кончаю», свернуть радиостанцию, чтобы вскоре, по приезде на новое место, развернуться и начать восстанавливать потерянную на время переезда связь с корреспондентом, который в этот момент, быть может, сам переезжает из горящего дома…

Такое напряжение продолжалось все дни штурма. Несколько суток кряду мы не спали — сон стал недосягаемой роскошью. Но о себе никто не думал. Беспокоились только о связи. Приходилось преодолевать, казалось, непреодолимые трудности, чтобы сберечь рацию.

Приезжая на новое месторасположение, первым долгом бросаешься искать укрытие для радиостанции. Более или менее надёжно укрыть её от осколков, пуль и огня можно только в подворотнях или в достаточно просторных вестибюлях зданий. Подыскав подходящую по ширине и высоте подворотню, мы вгоняли машину и развёртывали радиостанцию. Антенна ещё только укреплялась наверху дома, а дежурный радист, включив питание, уже вслушивался в эфир.

Улицы кишели автомашинами и танками, и от работы моторов в наушниках стоял неистовый треск. Но острый слух опытного радиста всё-таки улавливал среди этого сплошного шума, усугубляемого работой тысяч радиостанций, слабый писк своего корреспондента.

Надо было видеть, с каким напряжением сидел в такие минуты радист с наушниками и какой радостной улыбкой озарялось его лицо, когда ему удавалось поймать «уходящую» волну. Казалось, что вся жизнь твоя зависит от этих едва слышимых звуков. Впрочем, это недалеко от истины. Ведь порой жизнь не только радиста, жизнь тысяч таких же, как и он, солдат зависит от точности приёма нескольких цифровых групп.

Мне особенно запомнилась одна боевая ночь. Расположившись, как обычно, под аркой ворот и войдя в связь со своими корреспондентами, мы решили впервые за сутки поесть. Вдруг прибегает часовой:

— Дом горит!

Вслед за часовым появился командир роты капитан Мехедько. Он в минуту опасности всегда мгновенно появлялся на радиостанции, словно из-под земли. Капитан приказал свернуть рацию для переезда в другое место. Радисты помчались искать новое укрытие. Подвели рацию к одному подъезду, попытались въехать — не тут-то было: потолок оказался низким. Пришлось ехать в другой конец квартала, но и здесь подворотня оказалась не по размеру: узка. Командир роты приказал нам расширить проход. Сняв с петель ворота и расколов сложенные из гранита выступы, мы вогнали машину и, развернув радиостанцию, решили продолжать прерванный ужин. Но не суждено нам было в ту ночь получить передышку. Через полчаса помещение, в котором мы находились, стало наполняться дымом, а ещё минут через пять — десять мы уже возились на новом месте…

Так было всю ночь. И только к утру, сменив седьмую стоянку, нам удалось обосноваться более или менее прочно.

Красноармеец З. МИЛЬМАН.

Во время боёв в Берлине из-за скопления огромного количества раций на сравнительно небольшой площади весь диапазон волн был сильно загружён. Не оставалось, кажется, ни одного градуса шкалы, на которой можно было бы работать без помех. Приходилось всячески ухищряться, всячески напрягать свой слух, чтобы обеспечить командиру части связь со своими подразделениями.

Поступил приказ форсировать Шпрее и занять плацдарм на левом берегу. Командир части выбрал новый наблюдательный пункт. Нам предстояло установить там нашу рацию.

Разведгруппа, которая была послана для выяснения пути подхода к этому новому наблюдательному пункту, установила, что вся дорога простреливается немецкими снайперами и сильным артиллерийским огнём.

Мы двинулись. Путь преграждал горящий квартал. Всё было окутано чёрным едким дымом, сверху то и дело падали головешки и раскалённые камни… Кое-как, поддерживая друг друга, мы выбрались из этой непроглядной тьмы. Но в следующем квартале оказалось не легче. Пожара здесь, правда, не было, но зато вся местность находилась под сильным артиллерийским обстрелом.

Старший нашей группы гвардии капитан Лобцев скомандовал: «Бегом». Впрочем, бежать пришлось недолго. Ожесточённый артиллерийский огонь прижимал нас к земле, и значительную часть пути мы проползли по-пластунски. Всё это время наше внимание было поглощено лишь одним: как бы не повредить радиостанцию. Она теперь была дороже жизни! В этом бушующем море огня единственным средством, гарантирующим командиру части в бою связь со своими подразделениями и взаимодействующими частями, являлось радио. И от того, донесём ли мы свою рацию в сохранности, зависел, быть может, исход боя на нашем участке. Между тем одно неосторожное движение могло вывести радиостанцию из строя.

Вот, наконец, и развалины дома, в котором располагался наблюдательный пункт командира части. Моментально протянута антенна, и уже через 2–3 минуты мы стали принимать сообщения от наших подразделений. Форсирование началось. Немцы усилили артиллерийский обстрел. Осколками снарядов и взрывной волной то и дело обрывало антенну, но мы быстро восстанавливали её.

Вскоре от раций наших подразделений стали поступать сигналы, что они сворачиваются для перехода на новое место. Для нас, радистов, это весьма ответственный момент. Необходимо с особым напряжением следить за ушедшими станциями. Долго тянутся минуты напряжённого ожидания. Как добрался радист до своего нового пункта? Не сразил ли в пути осколок, донёс ли он в целости свою рацию?..

Командир части нервничает. Он не отходит от стереотрубы и то и дело спрашивает:

— Есть связь с сынами?

«Сынами» он называет командиров своих подразделений. С горечью приходится отвечать, что связи ещё нет.

Вдруг в наушниках раздаётся знакомый голос радиста. Он произносит мои и свои позывные.

Радостно докладываю командиру:

— Связь есть!

Командир части принимает сообщение:

— Задача выполнена. Веду бой за расширение плацдарма!

Гвардии старший сержант В. БАРАНОВ.

Старшина

Г. РОЩИН

В батальоне Макоева

Это было поздним вечером на Линденштрассе, неподалеку от Монетного двора. Наш батальон несколько дней уже не выходил из боя. Снабжение его было очень затруднено: улицы завалены глыбами и обломками, вокруг — горящие дома, и к тому же каждая площадка, каждый проход простреливался немецкими снайперами и пулемётчиками.

Я с группой старшин должен был доставить в батальон продукты и боеприпасы, но мы не могли найти его. Разыскали командный пункт полка, там нам сказали, что связи с батальоном нет, а находится он «вон в том доме».

— Видите — горит дом, и вон второй, а в третьем — батальон майора Макоева. Только на улицу не очень высовывайтесь, простреливают.

Подняв на плечи свои термосы и сумки, мы вышли на улицу и по одному, прячась за выступы здания, добрались до подъезда, где нас предупредили, что дальше по улице идти нельзя. Дорога, которую нам показали тут, шла через подъезд во двор, со двора в подвал, потом через пролом в стене в следующий дом, в этом доме дорога пошла на подъём — по лестнице на чердак, там, на другом конце, начался спуск по лестнице к подъезду. Спустившись в подъезд соседнего дома, мы остановились, чтобы передохнуть и оглядеться. Впереди — перекрёсток улиц. Направо и налево улица так завалена обломками домов, что пройти по ней совершенно невозможно. Прямо — Линденштрассе, здесь меньше разрушений, но по обеим сторонам горят дома, на улице светло, как днём, и немцы простреливают её всю из подвалов. Нам обязательно надо было проскочить через эту улицу. Став за угол дома, я посмотрел по сторонам, набрал воздуха, как перед прыжком в воду, и со всей скоростью, на какую только был способен, кинулся через улицу прямо в открытую передо мной дверь дома.