Гоблин - Денисов Вадим Владимирович. Страница 29

Легчало посекундно. Проверенный и кое-как почищенный пулемет стоял в углу, тряпки постепенно подсыхали, запах в каюте стоял довольно аппетитный.

— На ужин у нас будет консоме из вкусного тропического гада, — торжественно объявил я.

Стало жарко, поэтому мне пришлось открутить запорные барашки так, чтобы иллюминатор остался слегка приоткрыт, впуская в тесное помещение свежий воздух. На дверное окошко, лишившееся стекла в процессе вскрытия каюты, навесил длинный лоскут снятой с полоза кожи. Вышло даже эстетично.

Пока варево поспевало и набирало вкус, я в одних трусах выглянул на палубу.

Да… Не видать улучшения погоды. Поливало знатно, громыхало сильно, в просветах крон то и дело сверкали молнии.

Все расстояния в лесу ночью представляются по меньшей мере в два раза большими, чем днем, особенно если есть тени от луны и вспышек молний. Ночной лес вообще резко контрастирует с дневным. Такое впечатление, что даже сейчас никто не спит, из зарослей постоянно доносятся шорохи и вопли, кваканье и свист. На дереве, как мне почудилось, сверкнули раскаленные глаза. Свет фонарика падал на подергивающиеся лианы, какое-то животное задело их в движении. На грунт с шумом падали плоды и сухие ветки. Цикады в грозу заткнулись, а вот невидимая большая птица пугающе вскрикивала.

Длинная цепь островов, вытянувшаяся вдоль реки, была погружена в сумрак. В перерывах между молниями и тогда, когда луну закрывали тучи, — ни зги, единственный источник света находился у меня в руке, но я его выключил, чтобы не привлекать внимания. Только за спиной в коридоре мерцал желтоватый отсвет из помещения, где меня ждал поросенок. Возле невидимой в темноте стены леса кто-то фырчал и подвывал. Сейчас я легко мог приписать эти звуки злым духам, которые вот-вот бросятся из тьмы вперед, чтобы освободить судно от захватчиков, и я стану жертвой их ярости.

Доносившиеся из темноты звуки казались зловещими и страшными. Неожиданно на плечи словно упала какая-то необъяснимая древняя жуть, мне захотелось дико заорать и спрятаться в помещении, и только силой воли я заставил себя выждать с полминуты, чтобы потом не избивать себя за трусость на пустом месте. Или не на пустом?

В каюте меня ждал поздний ужин. Хрюн не смог составить компанию, как я его ни толкал, вот уж, натурально, дрых без задних ног. Что же, пришлось провести вечернее барбекю в вынужденном одиночестве, а кофе-брейк вообще не состоится, у меня даже полевых травок не нашлось, чтобы заварить примитивный чаек.

Плотно отужинав, я со странным недовольством испытал чувство беспричинного счастья, вытеснившее неясной причины тревоги. Какое-то время пытался честно стыдиться: наши сидят в плену, в темном и мокром зиндане, а я тут бессовестно жирую, как курортник, на мягком диване, в тепле и уюте… Но усталость быстро взяла свое. Поворочавшись с боку на бок минут пять, я провалился в такой анабиоз, словно в меня вселилась бутылка водки. Остаток ночи нам предстояло провести под непрестанный грохот дождя. Вскоре мы, тесно прижавшись друг к другу, забылись неспокойным сном.

Побудку учинил поросенок.

Встав на задние ноги и положив копытца передних ног мне на предплечье, он настойчиво толкался в руку прохладным пятачком.

— Хрум-хрум! Вставай, папаня!

Усилием воли разлепив глаза, я судорожно замигал, задышал, пытаясь понять, где нахожусь, и торопясь как можно быстрее загрузить все системы. В каюте царила кромешная тьма, разрываемая проблесками молний, как при работе стробоскопа, яркие всполохи проникали через щель иллюминатора. А еще оттуда выло и стонало. Что за ад… Словно силы зла напали на корабль! Звуки шторма леденили душу, быстро приобретая новый, мистический смысл.

— Случилось? — вырвалось тихое хриплое.

— Хрум!

Не слышу… Там, за металлом корпуса судна, лютовал настоящий шторм. Удары грома следовали один за другим, и мне казалось, что корпус старого сухогруза «Бильбао» раскачивается так же, как в те славные времена, когда это славное судно проходило Бискайский залив.

Но из окна никто не лез.

— Тс-с, малой… — поднял я палец к губам, поднимая с узкого дивана пистолет.

Напарник понял и тихо опустился на все четыре копытца. Но уши его насторожились, глаза горели, напряженные мускулы были готовы к действию. Драпать он был готов, так будет точнее.

В дверь поскреблись.

Я проснулся окончательно. Подтянувшись на диване, сел лицом к двери. В правой руке был зажат «люгер», в левой фонарик, но его я пока не включал.

— И кто это у нас тут в гости ломится…

Никакая любопытная макака не полезет на заброшенное судно штормовой ночью с желанием удовлетворить невесть откуда взявшееся любопытство, а люди в дверь скрестить не станут. Хищник подошел, зуб даю, проголодавшийся убийца, прибывший на запах готовки. Все разумное зверье, конечно, попряталось, но ведь у нас тут целый ресторан. Признаюсь, я бы тоже заглянул, учуяв такие ароматы.

Кожа полоза слабо шевельнулась. Поросенок, заметив это, не стал ждать дальнейшего развития событий. Лихо вскочив мне на пузо, отчего я тихо выругался, он тут же провалился в щель между телом и стеной, где и затаился подлым трусом.

Бумц! Дверь сотряс сильный удар, ого! Это гость уже телом пробует, плечом.

Дынц! Бесполезно — и полотно дубовое, толстое, и замок отличный, даром что старый. За окном опять сверкнула молния, и я увидел в круглом проеме окошка усатую морду большой кошки. Ягуар! Еще одна яркая вспышка, и вместо огромной башки показалась пушистая лапища с длиннющими когтями. Нашаривает!

Бах-бах! Бах-бах! Вы когда-нибудь слышали два сдвоенных выстрела из пистолета, произведенных в тесном купе железнодорожного вагона? В ушах зазвенело накатами, как при работе двигателя винтового самолета, морда в окне пропала, но зато сразу же раздался громкий вой раненого зверя. Затем какой-то тупой стук и треск. Плохо стрельнули, товарищ сталкер, халтурите, добрать бы нужно!

Охреневший от грохота выстрелов поросенок обморочно лежал под боком, а я вскочил на ноги.

— Да вы дадите мне спокойно поспать, гребаные паразиты?! — Заорав раненым носорогом, я босиком вылетел в короткий и пустой коридор с пистолетом и фонарем.

Меня распирало от желания отправить в сторону сбежавшего визитера парочку более крепких ругательств позамысловатее, но помешало вовремя вспомнившееся личное обязательство. Его я сам на себя наложил после проверки на заболевание случайным сифилисом у Туголуковой, врача Форт-Росса, которая меня чуть не убила после того памятного рейда по окрестностям Доусона… Опасения, слава Богу, оказались ложными, а у общины появился новый анекдот про Гоблина. Светлану я смог успокоить только спустя три недели, но обет дал строгий — забыть про матерщину на полгода… И так уже согрешил вчерашним днем.

Опять послышался крепкий треск, и опять лишь шум ливня. Ушел? На полу в луче фонарика блестели крупные капли крови. Похоже, пуля скользнула по черепу. Вот кровавое пятно на полу, где получивший контузию зверь завалился было набок, но сразу встал и вывалился за дверь.

Следом наружу выскочил и я. Страшно хотелось выпалить раза три по сторонам, несмотря на абсолютную бестолковость таковой потраты боеприпаса.

Вздохнул глубоко, разглядывая во тьме мешанину стволов деревьев, теней и струй ливня, и рявкнул:

— Эй, там, где это чучело подстреленное? Чего вы нарываетесь?! Не лезьте под горячую руку, и никто не умрет!

На несколько секунд в небесах стало неожиданно тихо, словно природа взвешивала мое предложение. И, похоже, согласилась с ним.

— Вот так вот, — пробурчал я сквозь зубы, высовывая за козырек испачканную левую ногу. Прохладный дождь послушно полил ее, смывая со ступни кровь раненого животного.

Вернувшись в теплый кубрик, я бесцеремонно перекинул тихого, как мышка, свиненка на штатное место, с ходу рухнул на диван, оглядел помещение и грустно вымолвил:

— Что я вообще здесь делаю в обществе свиньи, скажите? Боже мой, ведь где-то на свете есть античная литература…