Грани лучшего мира. Дилогия (СИ) - Ханыгин Антон. Страница 144

   - Кажется, у них принято носить на запястьях человеческие волосы, причем вместе с кожей, - прошептал Демид, не решаясь поднять заточенный сук без приказа капитана. - Кристоф, как думаешь, до Алокрии такая мода дойдет?

   Капитан не смог ответить, потому что дикари подняли невыносимый гвалт, перекрикивая друг друга, толкаясь между собой и тыча в сторону моряков грубо отесанными копьями, обсидиановыми кожами и увесистыми дубинками. Порой раздавался животный рык и вой, и тогда в толпе начиналась потасовка.

   Кристоф замер, недоуменно наблюдая за поведением аборигенов, и лихорадочно думал, что вообще можно предпринять в подобной ситуации. "Будь ты проклят, Шеклоз Мим, и ты, Мирей Сил! Языковой барьер не проблема, значит? Посмотрел бы я на вас в окружении орущих дикарей, намотавших на себя скальпы".

   - У кого-нибудь есть идеи? - негромко спросил Тридий, обращаясь к обескураженным матросам. - Хоть что-то?

   - Ладно, давай я попробую, - пожал плечами Демид.

   Он демонстративно отбросил в сторону кол, поднял руки над головой и сделал шаг к беснующейся толпе. Набрав побольше воздуха в грудь, он прокричал:

   - Наджуза! Наджуза, понятно? Мы - друзья, хорошо, а купол - плохо, очень плохо. Наджуза, в общем. Слышите меня, подкопченные?

   "Ой, кретин, - Кристоф мысленно отвесил затрещину товарищу. - Пошел на контакт, называется". Однако дикари притихли, только где-то в задних рядах несколько человек продолжали потасовку. Им никто не мешал, как будто подобное происходило здесь в порядке вещей. Даже когда один из аборигенов повалил соперника на землю и перерезал ему глотку острой гранью обсидианового осколка, никто не обратил на это ни малейшего внимания.

   От рычащей теневой массы отделилась долговязая фигура, оказавшаяся жилистым стариком в шлеме из черепа огромной гориллы. Он приблизился к Демиду и не очень сильно ткнул его дубинкой в грудь.

   - Наджуза забу кагали барту?

   - Ну, например, - помощник капитана кивнул и постарался улыбнуться максимально дружелюбно. - Наджуза, да.

   - Забу нуги параку Наджуза! - завопил старик и мощным ударом дубинки оглушил Демида.

   С леденящим душу воем дикари набросились на моряков, которые уже почти почувствовали робкую надежду, и необычайно ловко повязали их. Раздавленные отчаянием жалкие остатки команды "Отважной куртизанки" не смогли даже оказать хоть какое-то сопротивление, моментально смирившись со своей новой ролью пленников. Омерзительная влажная прохлада тропической ночи заставляла их надеяться на скорый конец мучений. Неважно, что их ждет, лишь бы все закончилось быстро. Голод и жажда стали постоянным чувством, к которому невозможно было привыкнуть. Наоборот, желудок все сильнее сжимался в источающий резкую боль комок, и во рту не осталось ни капли слюны, чтобы хоть как-то расшевелить иссохший язык и смочить горящее горло. А вокруг бушевала кипящая жизнью природа, как будто в насмешку демонстрируя неуловимых аппетитных зверьков и сочную листву.

   Аборигены повели моряков в джунгли, предварительно швырнув тела убитых в потасовке соплеменников на кучу полуразложившихся животных. У святилища остался только старик с черепом гориллы. Он вскрыл грудную клетку одному из трупов и принялся запихивать внутрь него связку бананов. Насколько престарелый любитель обезьян преуспел в своем деле - об этом Кристоф и его люди судить не могли, потому что их к тому моменту уже проглотила тень хаотично растущих деревьев.

   Куда их вели, зачем и почему - никто даже не пытался найти ответы на эти вопросы. После стольких несчастий, случившихся всего за один день, надежда на счастливый конец казалась несусветной глупостью. Экипаж затонувшей "Отважной куртизанки" предпочел бы сейчас оказаться где угодно, даже на палубе ушедшего под воду патрульного корабля, только не в этом зеленом аду. Если и существовало чувство безысходности сильнее отчаяния, то ими завладело именно оно.

   Кристоф Тридий корил себя за все последние принятые им решения и тут же пытался оправдаться перед самим собой, объясняя свои действия долгом перед страной, подарившей ему море. Остальные моряки изнывали от внутреннего жара и прохладного влажного воздуха. Многочисленные ссадины, царапины и ушибы покрывали их тела, зудящей болью напоминая измученным людям, что они все еще живы. И капитан ничего не мог с этим поделать. Сожаления и страх надломили его дух, и он поддался всепоглощающей апатии, машинально раз за разом прокручивая в голове слова бесполезных оправданий.

   Хуже всего пришлось Бадухмаду. Он покрылся бисеринами блестящего пота и лихорадочно дрожал, бормоча себе под нос что-то на родном языке. Укус той твари не прошел бесследно - у кажирца был жар, руку он уже не чувствовал, опухоль и пузырящиеся волдыри перекинулись на плечо, а из открывшихся язв сочилась мутная кровь. Без помощи фармагика или хотя бы обычного лекаря чернокожий матрос долго не протянет.

   Демид еще раз попытался завязать разговор с дикарями, но в ответ его только избили дубинками, сломав нос и выбив несколько зубов. Остальным тоже доставалось - они шли слишком медленно и неуклюже по меркам аборигенов, привыкшим легко просачиваться сквозь самые непроходимые дебри. В итоге у моряков появились новые кровоподтеки, было сломано несколько ребер и рассечена кожа на лицах, а также значительно возросло желание поскорее умереть.

   Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем пленников привели в дикарское поселение. Казалось, что их путь через джунгли длился целую вечность. Вечность, наполненную страданиями и отчаянием...

   Поселение выглядело достаточно жалко. Убогие лачуги были в беспорядке раскиданы среди деревьев, на ветвях которых тоже громоздились какие-то подобия жилищ. Некоторые домики казались солиднее остальных - это были не просто воткнутые в землю палки, прикрытые широкими листьями, их стены обмазывались глиной и украшались безумными рисунками синего, красного и черного цветов. Впрочем, полностью разглядеть все не удавалось из-за ночной темноты, а прорывающийся сквозь густую листву лунный свет только вносил еще больше неразберихи, играя бледными отблесками в мелких капельках ночной росы. Единственным крупным строением была каменная пирамида в центре поселения, высота которой составляла примерно три человеческих роста. На ее вершине стоял огромный плоский булыжник, от которого тянулись темные следы ручейков крови, сбегающих по ступеням пирамиды к самой земле.

   - Довольно интересная смерть нас ожидает, Кристоф, ты не находишь? - весело подмигнул Демид, хотя дрожащий голос выдавал его страх. - Экзотика.

   Он немного шепелявил из-за выбитых зубов. За свои слова помощник капитана удостоился очередного удара дубинкой, после которого потерял сознание и упал лицом в грязь. Дальше Кристоф тащил его на себе.

   Их привели к большой деревянной, но очень прочной клетке, стоявшей недалеко от пирамиды. Когда Демид пришел в себя, остальные члены команды уже сидели на земле, дрожа от холода, лижущего их влажным языком, и периодически проваливались в беспокойную дремоту. Вокруг клетки сновали дикари, сверкая глазами и угрожающе рыча на моряков. Двое из них столкнулись друг с другом и с яростным воплем покатились по земле.

   - Теперь понятно, почему они до сих пор не заселили остров целиком, - пробормотал Демид, наблюдая за дракой.

   Дикарь, который выглядел помоложе, впился гнилыми зубами в руку противника, заставив того издать протяжный вой. Пока второй корчился от боли, он оседлал его, схватил за голову и, сняв с шеи небольшой обсидиановый нож, принялся снимать скальп с еще живого соплеменника. Покончив с кровавой процедурой, молодой дикарь повязал на запястье кожу с длинными спутанными волосами, немного освежив жуткий манжет, и поволок бесчувственного противника куда-то на окраину поселения.

   Демид, осознав, что его руки давно уже свободны от пут, с удовольствием разминал конечности. Затем, взявшись за искривленный нос большими пальцами, он с хрустом вправил его на место. Помощник капитана застонал сквозь стиснутые зубы, из ноздрей хлынула кровь, но вскоре наступило облегчение, и он с блаженной улыбкой прислонился к стенке клетки.