Отряды в степи (Повесть) - Всеволжский Игорь Евгеньевич. Страница 23

Буденный был очень взволнован рассказом Гриши.

— Лечись аккуратно, — сказал Семен Михайлович.

Пивнев ответил:

— Все равно более двух-трех дней лежать не буду. Если рука будет меня слушаться, лежать не буду. Никто меня заставить не может.

— Ну-ну! — пригрозил Буденный. — Прикажем, будешь лежать, — а потом с улыбкой обнял Пивнева и поцеловал.

Буденный перешел в другую комнату, где лежал Николай Кирсанович Баранников. Семен Михайлович поздоровался и спросил:

— Кто же тебя, такого богатыря, мог поранить? Даже не верю этому.

Баранников стал рассказывать:

— Когда наш эскадрон ворвался в Ляпичево, белогвардейцы стали выскакивать из домов и удирать на свой сборный пункт. Но мы стали отрезать белогвардейцев от главной дороги, намереваясь захватить белогвардейские пушки. Беляки их бросали и быстро стали строиться в колонну.

Тут мы кинулись в лобовую атаку. Кони неслись как ветер. Началась рубка. Но и белые пошли в контратаку, успев зарубить несколько бойцов. Смотрю, белогвардейцы окружили взвод Беликова. Тогда я понесся им на выручку. Зарубил офицера, но в этот момент сзади подскочил юнкер и замахнулся клинком. Я не успел отбить клинок, он задел меня. Я успел выстрелить и убил юнкера. И вот теперь лежу здесь, в госпитале.

Семен Михайлович, — обратился Баранников к Буденному, — разрешите пойти завтра в бой. Для меня эта рана, что укус комара. Я здоров и готов хоть сейчас в строй.

— Нет, Коля, — ответил Буденный, — этого делать не следует. Вот когда врачи отпустят, пожалуйста, тогда можно и в бой.

Буденный поинтересовался, где находится Морозов, который был ранен в руку. Полковой врач ответил, что ему разрешили лечение дома, так как он ранен легко.

Буденный сел на коня и поскакал к Морозову. Федор Максимович был уже предупрежден и встретил своего командира на пороге дома.

Семен Михайлович тепло поздоровался с Морозовым, обнял его.

— Здравствуй, Федя, — сказал Буденный и спросил: — Как себя чувствуешь?

— Да это не рана, просто чепуха. Чувствую себя хорошо.

— Это замечательно. Как же тебя ранило?

— Так вот и угораздило. Ничего не поделаешь.

— Да как же все-таки тебя ранило? — снова спросил Буденный, с улыбкой глядя на своего боевого товарища.

— Разорвав кольцо белогвардейцев, мы стали преследовать убегающих. Смотрю, беляки стали перестраиваться в боевой порядок. Ну, думаю, надо им помешать. Я дал команду отделениям перейти в атаку. Но мы опоздали. Вражеская кавалерия опередила нас и сама пошла в атаку. Сошлись совсем близко, начался рукопашный бой. Трудно было во всем разобраться. Меня стали окружать. Я отбивался как мог. Но силы были неравны. Думал, гибель моя пришла. Смотрю, мне на помощь летит верхом Пивнев. В эту минуту я почувствовал, что ранен в руку. Кругом лежали трупы убитых беляков, их было семь человек.

Буденный еще раз обнял Морозова, пожелал ему скорейшего выздоровления.

У Буденного и Морозова от волнения на глазах появились слезы.

…На третий день командир 19-го кавалерийского полка Мирошниченко получил приказ наступать на хутор Генеральский, разгромить местный гарнизон, а затем прорваться в станицу Курмоярскую. В станице, по словам двух пленных офицеров, сосредоточены крупные силы белогвардейцев, и там формируется добровольческая дружина из зажиточных казаков пожилого возраста. Добровольцы заявили, что они разобьют конницу Буденного, и сильно укрепили окопы вокруг станицы.

Подойти к станице было не так-то просто. Первый эскадрон пошел в атаку. Но белогвардейцы атаку отразили. Тогда Мирошниченко поднял на станицу весь полк. Красные конники единым порывом смяли противника и ворвались в станицу.

В этом бою погиб славный командир Мирошниченко. Его хоронили всей бригадой. Бойцы поклялись отомстить за смерть своего командира.

Однажды во время ожесточенного боя с белогвардейской казачьей частью отделилась группа головорезов, которая на полном скаку прорвала ряды буденновцев и пыталась тем самым внести смятение и сорвать наступательный порыв. Среди этих людей заметно выделялись два отличных наездника, неплохо владевших оружием. Один был в черной, другой в коричневой бурке.

Этот прорыв становился опасным. Тогда Пивнев и Морозов приняли решение: немедленно уничтожить обоих всадников, явных главарей группы белогвардейцев. Пивнев и Морозов ринулись в атаку: Пивнев — на того, кто в черной бурке, а Морозов — на второго, в коричневой.

Белогвардейцы боя не приняли и кинулись наутек. Белогвардеец в черной бурке шел наметом, выжимая из своего коня все возможное и непрерывно отстреливался из револьвера. Преследуя его, Пивнев умело и ловко уклонялся от выстрелов и подсчитывал, сколько их было. Вот грянул последний, седьмой выстрел. (Белогвардейские офицеры в то время были вооружены преимущественно семизарядными револьверами системы «наган».)

Пивнев понесся вовсю, идя на сближение со своим противником. Вдруг резким движением всадник сбросил с себя бурку, драгоценную и необходимую по тем временам вещь, и остался в одном мундире, сверкая золотыми погонами. Еще минута. Офицер кинул торопливый взгляд назад, как бы проверяя, не соблазнит ли такая приманка его преследователя.

Плохо, однако, знал белогвардеец душу красного бойца.

— Сдавайся, гад! — кричал Пивнев.

Офицер все яростнее нахлестывал своего коня.

Отчетливо раздавался резкий топот. Уже видна была пена, спадавшая с офицерского коня. Несколько непонятных на первый взгляд движений — и на землю падает изукрашенное инкрустацией и насечками из чистого серебра дорогостоящее офицерское седло — мечта многих конников.

Это еще более ожесточило Пивнева. Он прибавил ходу.

— Сдавайся, все равно не уйдешь! — кричал он вслед удирающему белому офицеру.

И вот он уже почти настиг белогвардейца.

— Стой, царская шкура, а не то зарублю! — что есть духу закричал Пивнев.

Преследуемый офицер каким-то сдавленным от страха жалким, срывающимся голосом завизжал.

— Петя, милый, помоги — зарубят, — обращался он, очевидно, ко второму, преследуемому Морозовым, всаднику.

Но куда там… Тот не стал раздумывать о таких понятиях, как выручка, дружба, долг, совесть и стыд. Впору было как-нибудь унести свою собственную шкуру, которая оказалась для него дороже всего.

Еще раз прозвучал истошный вопль, и Григорий Пивнев нагнал обезумевшего от страха офицера. А в это время Морозов одним ударом шашки развалил почти пополам незадачливого Петю.

— Бросай оружие, слезай с коня, — коротко приказал Пивнев своему противнику, и тот покорно выполнил его требование.

Пивнев слез с коня, подошел к офицеру, заложил ему руки за спину, крепко связал их поясным ремнем и тут только, взглянув на погоны, с удивлением обнаружил, что перед ним, пошатываясь, стоит казачий полковник.

Не спеша, деловито, как и все, что он делал, Пивнев привязал коня полковника к своему коню и по пути следования решил собрать свои трофеи: седло и бурку полковника. Пивнев вновь сел на коня и приказал полковнику идти впереди.

Лишенная своих вожаков, группа белых, ошеломленная происшедшим; тут же была ликвидирована. Решения Пивнева и Морозова дали свои плоды.

— Одну минуту, — попросил полковник, — разрешите мне задать один вопрос.

— Спрашивай, — сказал Пивнев.

— Видите ли, — продолжал полковник, — я не только в офицерской кавалерийской школе, но и после окончания ее не раз участвовал в офицерских конных состязаниях и всегда оказывался если не на первом (а это бывало частенько), то уж во всяком случае не ниже второго места. Поэтому мне интересно: кто же победил меня? Не часто встретишь такую чистую казачью хватку.

— А я не казак вовсе, — усмехнулся Пивнев, — а иногородний поповский батрак, а теперь красный буденновский командир. Пивнев моя фамилия.

— Как Пивнев? Не может этого быть, — быстро заговорил полковник. — Пивнева у нас хорошо знают. Это, как говорят, высоченный казак, лихой рубака, Буденный его держит при себе и без охраны никуда не отпускает. Неужели же ты тот самый Пивнев?