Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес". Страница 108

Потом он понял, что то, что произошло, в какой-то степени приравняло Онхонто к нему, и сначала ужаснулся, а потом обрадовался —  и эти чувства сменились в нём ещё несколько раз.

— Не огорчайтесь, — постарался утешить его Хайнэ, преодолевая растерянность. — Я не считаю, что это повод для огорчения.  Мне кажется, что нужно почитать за счастье, если у вас нет таких желаний, и сейчас, когда я думаю об этом, мне представляется, что так и должно было быть. То, что вам неведома эта пагубная страсть, этот порок, называемый плотской любовью…

— Хайнэ, почему вы называть это пороком? — удивлённо перебил его Онхонто. — Любовь между мужчиной и женщиной — это естественно и прекрасно. Вы же не называть порочным, когда бабочка садится на цветок, привлечённая его красотой, и опыляет его?

Хайнэ вздрогнул.

Слова эти ударили ему по больному месту, и он принялся горячо доказывать свою правоту; напирать на то, что плотский аспект любви — это грязно и безнравственно, что настоящая любовь должна быть возвышенной и духовной.

Онхонто смотрел на него печально и ласково.

— Но ведь от плотской любви рождаются дети, — возразил он, качая головой. — Что же, вы хотеть сказать, что природа не права и безнравственна в своём главном законе?

Хайнэ понял, что у него закончились аргументы, и пришёл в глубокое отчаяние.

Он вытащил из рукава скатанные в трубку листы — то были его любимые отрывки из учения Милосердного, которые он переписал и, взяв с собой во дворец, чтобы перечитывать перед сном, носил, спрятав под одеждой.

Сейчас волнение перебороло в нём чувство опасности.

— Почитайте, пожалуйста, — проговорил Хайнэ, протянув Онхонто бумагу в дрожащей руке. — Здесь есть про невинность и чистоту. Может быть, этот текст скажет лучше, чем мог бы сказать я…

Онхонто развернул листы.

«Эти слова не могут оставить его равнодушным, — думал Хайнэ, отвернувшись и считая удары бешено колотившегося сердца. — Ведь он сам — живое воплощение этих слов».

 С трудом выждав достаточное количество времени, Хайнэ снова повернулся к Онхонто.

Тот глядел в окно.

— Хайнэ, но ведь в этих отрывках нет ничего такого, что называло бы грязным акт любви, — сказал он, заметив, что Хайнэ смотрит на него. — Муж должен любить свою жену, жена — мужа…

Хайнэ прикрыл глаза.

Он и сам знал, что Онхонто прав, и горячность внезапно разом покинула его.

— Хорошо, пусть будет так. Но как вам остальные отрывки? — прошептал он, возвращаясь к постели. — Если вам понравилось… то у меня есть целая книга, — предложил он, запинаясь от волнения.

— Не стоит, — улыбнулся Онхонто. — Думаю, это хорошая и добрая книга, но я не видеть здесь ничего нового, а у меня ещё столько всего, что следовать прочитать.

Он попытался пошутить на эту тему, но Хайнэ уже ничего не слышал.

Он настолько не ожидал этого удара, что не смог сдержаться — слёзы хлынули у него из глаз.

— Простите меня, пожалуйста, — попытался проговорить между сотрясавшими его тело рыданиями. — Но я… я…

Успокоиться он смог лишь несколько минут спустя, когда Онхонто уложил его с собой в постель и, крепко прижав к себе, накрыл одеялом.

Хайнэ лежал, закрыв глаза, и испытывал не то чтобы стыд — он испытывал ощущение, что мир перестал существовать, и поэтому чувств, в том числе стыда, не осталось тоже.

Это был предел позора, после которого жизнь не могла продолжаться.

— Вероятно, я ненормален, — всё-таки проговорил он безжизненным голосом, обращаясь, скорее, к пустоте, чем к Онхонто. — У меня раньше были обмороки, теперь… припадки. Простите.

Онхонто погладил его по волосам.

— Помечтайте, Хайнэ, — сказал он.

— Что?.. — едва слышно спросил тот.

— Представьте себе что-нибудь хорошее. То, о чём вы мечтаете.

Хайнэ подумал о Марик, потом о госпоже Илон. Последняя не так давно написала ему письмо, в котором делилась мнением о недавно прочитанной книге, и Хайнэ поначалу снова охватила страстная надежда, но к ней уже с самого начала примешивалась горечь обречённости. Тем не менее, он написал ответ — старательно продуманный, умный, не слишком восторженный.

Госпожа Илон не ответила.

— Разве есть смысл мечтать? — спросил Хайнэ тихо. — Мечты никогда не исполняются, и это приносит горькое разочарование.

— А вы мечтайте, не думая о том, что ваши мечты должны сбыться. Почувствуйте радость и отпустите её.

Хайнэ какое-то время думал над этими словами.

— Хорошо, — наконец, прошептал он и робко дотронулся до пальцев Онхонто. — Я попробую. Спасибо вам.

Онхонто ободряюще сжал его руку и закрыл глаза.

Через какое-то время Хайнэ услышал его ровное дыхание. Сам он не спал.

В тишине и спокойствии, ощущая теплоту чужого тела, он представлял, как идёт по зелёному полю, окружённый ароматом душистых цветов, раздвигая руками высокие травы; идёт легко, не ощущая ни тяжести, ни боли в ногах.

Его возлюбленная вела его за руку; вместе они любовались цветами и слушали пение птиц, и им не требовалось разговаривать, потому что они понимали друг друга без слов.

Облик её был размыт и неясен, но волосы Хайнэ представил длинными и белыми — в этот момент он почему-то вспомнил эпизод из далёкого прошлого, который казался почти нереальным. Чудесное видение на площади, девочка с белоснежными волосами, полёт над крышами…

Мечты о несбыточном будущем были похожи на воспоминания о счастливом прошлом и приносили одинаковое чувство грустной радости, светлой грусти, терпкой тоски.

 «Такими мечтами питается душа, — почему-то подумал Хайнэ. — Он прав. Не важно, сбудутся они или нет».

Усталость и измождённость взяли своё — вскоре он крепко заснул, и снилось ему что-то хорошее и долгожданное.

Остатки этого прекрасного, неуловимого сна ещё наполняли его тихой радостью в тот момент, когда он подскочил в постели, разбуженный звуком, от которого, казалось, содрогнулись стены.

Перезвон нёсся по коридорам дворца, эхом отдаваясь от потолков и от стен, и сопровождался гулом голосов, произносивших какие-то слова, которых Хайнэ не мог разобрать.

— Что это такое? — в ужасе спросил он, в первое мгновение решив, что звон возвещает о каком-то стихийном бедствии — прожив всю жизнь вдалеке от дворца, Хайнэ имел лишь смутное представление о его порядках.

— Я не знать, Хайнэ… не знаю, — с некоторым беспокойством ответил Онхонто и, распахнув тяжёлые занавеси, поглядел в окно.

В саду суетились люди, зажигались, один за другим, фонари.

Наконец, трезвон прекратился, но тяжёлое, гнетущее и жуткое ощущение, которое он вызвал у Хайнэ, не исчезало.

Он снова лёг в постель, накрывшись одеялом, и посмотрел на Онхонто, но тот продолжал неподвижно сидеть на краю постели, погружённый в какие-то размышления.

Мгновение спустя тяжёлые двери распахнулись, и слуги, выстроившиеся по обе стороны от них, пропустили в покои Верховную Жрицу.

Хайнэ, испытывавший к ней одновременно неприязнь и страх, съёжился под одеялом, но она не обратила на него ни малейшего внимания.

— Я принесла вам радостную весть, — сообщила она Онхонто холодным голосом. — Нынешней ночью Светлейшая Госпожа скончалась, и ваша супруга будет наречена высочайшим титулом. Ваше положение также станет другим. Я пришла за вами, чтобы отвести вас в Храм, где вы и ваша супруга произнесёте благодарственную молитву Великой Богине. Встаньте.

Онхонто поднялся на ноги, глядя на Верховную Жрицу глубоким взглядом своих ясных глаз, в котором не отражалось ни малейшей радости.

Хайнэ, забившись в угол постели, смотрел, как его поспешно обряжают в роскошную одежду, подобающую  супругу Императрицы.

Полчаса спустя он вновь остался в покоях в абсолютном одиночестве.

Только тогда, глубоко вздохнув и оправившись от испуга, он смог предаться размышлениям и вспомнить события, произошедшие до и после его пробуждения.

Известие о восшествии на престол новой Императрицы не слишком его напугало: Хайнэ почти ничего не знал о Таик, и для него она оставалась прекрасной девушкой, в которую однажды он был почти влюблён. Однако то, что Онхонто теперь — супруг Императрицы, вызывало у него глубокое чувство, в равной степени содержащее в себе скорбь и благоговение.