Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес". Страница 128
Она прижалась к Хатори сильнее и, отчётливо ощутив внутри себя характерную дрожь, хотела тут же отстраниться, но поймала себя на этой инстинктивной реакции и захотела нервно рассмеяться. Даже сейчас, в такой момент, реакции, вбитые в неё Верховной Жрицей, были сильны и почти что пересиливали инстинкты здорового, молодого тела.
— Обними меня покрепче, — попросила Иннин, закрыв глаза. — Ещё сильнее. Так, чтобы было больно.
Хатори выполнил её пожелание, не жалея её — так, что у Иннин хрустнули кости, и она едва удержалась от вскрика.
Это было хорошо, это было правильно и приятно, ей хотелось, чтобы он и дальше не отпускал её.
— Мы сбежим, — проговорила Иннин, дрожа и не открывая глаз, и, стиснув Хатори в объятиях, перевернулась на спину. — Ты, я и Хайнэ, как ты предлагал как-то раз. Будем бродяжничать до конца жизни.
— А твоя мечта стать жрицей? — спросил Хатори, прижимая её к полу.
Рыжие волосы падали ей на лицо, смешно щекотали кожу, пахли как-то странно — сухой полевой травой, жарким солнцем…
— Ты смеёшься, — задыхаясь, ответила Иннин. — Разве эта жизнь имеет что-то общее с моей мечтой? Я не хочу этого. Я хочу быть с тобой.
Всё ещё не открывая глаз, она нащупала ворот его рубахи и, проскользнув под неё рукой, провела пальцами по груди.
Хатори замер и весь напрягся.
— Иннин… — раздалось после продолжительной паузы. — Я…
Голос его был хриплым, немного растерянным.
В этом голосе было многое — и признание, и чувство вины, и попытка остановить себя, и предупреждение, что ещё мгновение — и остановить себя он уже не сможет.
— Я знаю, — просто сказала Иннин. — У нас есть немного времени.
«Пожалуйста, пойми то, что я не могу тебе сейчас сказать словами, — мысленно молилась она. — Пойми, что мне это нужно, пойми… и не останавливайся».
Прошла ещё, казалось, целая вечность, прежде чем Иннин почувствовала, как чужие руки осторожно и немного неумело стаскивают с неё накидку.
Жар накатывал на неё волнами, так что всё тело болело, как от пыток; она замерла, изогнулась, делая вид, что помогает Хатори избавить её от одежды, а на самом деле — пытаясь найти то положение, в котором эта невыносимая, мучительно-сладкая боль была бы не столь сильна.
— Иннин, — проговорил Хатори, тяжело дыша. — Ты не откроешь глаза? Не посмотришь на меня?
Она пересилила себя; полумрак темницы обжёг глаза, точно яркий свет солнца.
На мгновение Иннин охватило лёгкое недоумение — камера? подземелье? — как это так, ведь они же были в чистом поле, среди цветов…
Она тихо засмеялась и тут же осеклась, глядя в лицо Хатори.
Она уже была полностью обнажена, он — нет.
Чуть отстранившись, он опирался на пол локтём и рассматривал её.
Иннин заставила себя подавить стыд и встретить его внимательный взгляд лёгким смешком.
— Ты такая красивая, — сказал Хатори тихо, дотронувшись до её груди.
Иннин вздрогнула и замерла, выгибаясь.
— А ты — дамский угодник, — проговорила она, едва дыша. — Я это, помнится, уже однажды говорила. Сколько можно любоваться? — вдруг не выдержала она, смеясь и чувствуя, что ещё немного — и станет плакать. — Ты ещё успеешь. Потом.
— Правда? — спросил Хатори каким-то странным голосом.
— Конечно, — ответила Иннин таким уверенным голосом, каким могла. — Я же сказала, мы сбежим.
— И ты будешь моей женой?
Внутри всё же что-то похолодело.
— Да, — сказала Иннин, не давая себе времени задуматься. — Да, буду.
— Вот это хорошо, — сказал Хатори, улыбаясь. — Тогда я точно не дам им себя убить.
Он наклонился и коснулся губами её губ.
«Он такой ласковый с женщиной в постели… — проносилось в голове у дрожавшей Иннин. — Такой чудесный. Но сейчас я всё же предпочла бы, чтобы он сделал мне больно».
Она обхватила руками его голову, вцепившись в рыжие пряди, как кошка, и с силой пригнула её к своей груди.
Он всё понял — и стал со страстью целовать.
Иннин не смела его торопить — хотя хотела только одного, и это желание пульсировало в ней, сливаясь с быстрыми, сильными, болезненными ударами сердца.
Она ждала, запрокинув голову, сдавливая Хатори в объятиях, раскрываясь навстречу ему, снова закрыв глаза.
Ей вдруг вспомнились романы Энсенте Халии, и новая волна жара окатила её, заставив одновременно испытать какое-то горькое сожаление.
«Вот я сделала это, Хайнэ, — пронеслось в её голове. — Сделала то, о чём ты так мучительно и безнадёжно мечтаешь. Если ты когда-нибудь об этом узнаешь, то я совру тебе, сказав, что в этом нет ничего особенного. Я никогда не скажу тебе о том, что это… что это на самом деле… так…»
На этом мысль оборвалась — слишком близко было то, чего Иннин ждала.
Она изогнулась, кусая губы, и стиснула бёдрами чужие бёдра.
У Хатори было жаркое тело, сильное; хоть он и старался сдерживать эту силу, но получилось именно так, как Иннин ждала и хотела — больно, сильно, с трудом.
Она боялась, что он поймёт, как ей больно, и остановится — такой резковатый в обычной жизни, и такой странно чуткий, ласковый в постели — и не поймёт, что боль — это именно то, что нужно.
— Нет, нет, всё хорошо, — проговорила Иннин, предупреждая его вопрос, и Хатори на мгновение замер. — Только странно немного…
Сквозь пелену, заволокшую глаза и уши, она услышала его лёгкий смешок — не обидный, даже чуть-чуть растерянный.
Кажется, ему тоже было немного странно.
Но ведь у него уже были женщины… как минимум, Марик.
Боль утихла; осталось только жаркое, распирающее изнутри чувство. Теперь Иннин казалось, что она в море, и волны качают её — качают с силой, вверх-вниз, вперёд и назад, и это было приятно и хорошо, и сверху нещадно палило солнце, и хотелось жить и смеяться.
Рыжие волосы, падающие на лицо; солёные брызги на губах и на ресницах…
Объятия стали теснее; жаркое дыхание обоих — чаще.
Новая волна, куда как более высокая и сильная, чем предыдущие, подхватила Иннин и повлекла куда-то вперёд — может быть, на острые скалы, но сейчас было всё равно.
Она не стала сдерживать коротких вскриков, похожих на всхлипывания — и услышала в ответ чужой глуховатый стон.
Хатори содрогнулся, прижимая её к себе — и через несколько мгновений всё закончилось: волна отхлынула, оставив только мокрый, обессиленный ласками моря песок.
Сначала была просто пустота. Потом начали медленно возвращаться холод каменного пола, затхлый запах подземелья, сырой и промозглый воздух, неприятно касавшийся обнажённого тела.
«Я не буду ни о чём думать, — твёрдо сказала себе Иннин, пытаясь нащупать рукой накидку. — Ни сейчас, ни потом».
Наконец, ей это удалось; она прикрыла грудь тяжёлой, успевший за недолгое время отсыреть тканью, и Хатори всё понял — отстранился.
Иннин приподнялась, сосредоточенно и быстро одеваясь.
Внутри всё ещё немного болело, и колени чуть подкосились, когда она смогла подняться на ноги — к счастью, Хатори, смотревший в другую сторону, этого не увидел.
— Ну, — проговорила Иннин, не желая, как в прошлый раз, молча убегать от него. — Теперь надо заняться некоторыми насущными вопросами. У нас осталось не так много времени, но всё будет хорошо. Я обещаю.
Хатори посмотрел на неё долгим, пронзительным взглядом и молча кивнул.
«И у меня целых два варианта, как устроить это "хорошо", — подумала Иннин с каким-то странным грязноватым воодушевлением. — Или мы вместе сбежим, или я соглашаюсь на предложение Астанико…»
Она вдруг поняла, что не испытывает к Главному Астрологу такого омерзения, как прежде.
После того, что случилось, он попросту стал ей безразличен.
И эта мысль Иннин испугала.
Она наклонилась и быстро поцеловала Хатори в губы.
— Я обещаю, — повторила она дрожащим голосом.
— Не надо ничего обещать, — перебил её Хатори. — Не вздумай рисковать собой. Если для тебя будет какая-то опасность — не надо.
Иннин как-то судорожно кивнула и выбежала из камеры.