Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес". Страница 126
На этот раз Иннин пропустила оскорбление мимо ушей.
— И к кому это я должна обратиться? — спросила она, повернувшись и презрительно искривив губы. — Уж не скажете ли вы, что человек, который в состоянии произвести такое чудо — это вы сами и есть?
Последовала пауза, во время которой Астанико пристально глядел ей в глаза.
— Да, именно так я и скажу, — подтвердил он несколько минут спустя, криво улыбаясь. — Я не буду претендовать на знание магических хитростей — оставайтесь при вашем приятном заблуждении, что это искусство доступно лишь женщине. Однако я много лет скитался по провинциям и общался с простыми людьми, о чём уже рассказывал вашему брату. Так вот у простых людей есть свои хитрости, а подчастую секреты и даже тайны, да такие, что никаким жрицам это и в страшном сне не снилось! — Астанико возвысил голос и тут же снова понизил его. — Но ведь вы, жрицы, не считаете достойным изучение суеверий простого народа… Что в данном случае нам только на руку, поскольку никто не сможет догадаться о природе «чуда», следовательно, именно чудом оно и будет признано. Покровительством Великой Богини, против которого не сможет пойти даже Светлейшая Госпожа, поскольку ей, помимо всего прочего, необходимо укреплять стремительно рассыпающуюся веру народа. А что укрепит её лучше чуда?
Он заговорщически ухмыльнулся, и на мгновение Иннин почти поверила, что он говорит правду.
— Предположим, — отрывисто проговорила она. — Предположим, это описанное вами безумное предприятие и в самом деле имеет хотя бы миллионный шанс на успех. Вопрос лишь в одном. Зачем это нужно вам? Решили всё-таки показать, что вам не чуждо великодушие?
— Не бередите свою тонкую ранимую душу ужасным сомнением, что, может быть, и мне доступны высшие чувства, Госпожа-без-имени, — неприятно засмеялся господин Астанико. — Предупреждая ваш внутренний разлад, уверяю вас, что они мне и в самом деле недоступны, я именно такой, как вы обо мне думаете, и даже ещё хуже. А в данном случае я всего лишь преследую личные меркантильные интересы, и только.
— Вы и так уже заняли высшую придворную должность, которая доступна мужчине, — проговорила Иннин с отвращением. — Чего вы ещё хотите? Денег?
— Удовлетворения моей похоти, Госпожа-без-имени, — ответил Астанико с милой улыбкой. — Удовлетворите её, и я спасу господина Хатори, обещаю.
Иннин замерла на месте, уставившись на него расширенными глазами.
То, что господин Главный Астролог питает к ней некоторый интерес, она прекрасно знала уже давно, но…
— И всё, что вы тут затеяли, было только ради этого? — проговорила она, не веря своим ушам. — Чтобы заполучить меня в качестве любовницы на одну ночь?
— Это вам не льстит? — в свою очередь, поинтересовался Астанико. — Какие сумасшедшие интриги я тут нагородил, чтобы добиться вашей любви… О, мне кажется, это хороший сюжет для книги! Кто бы мог написать такой роман, как вы думаете? Может быть, Энсенте Халия? Но, в таком случае, вы должны быть достаточно страстной со мной, госпожа, чтобы быть достойной пера этого, — он гаденько захихикал, — великого писателя.
Иннин пришло в голову, что он может быть в курсе того, что Энсенте Халия — это Хайнэ, и таким образом пытается унизить её с братом ещё больше.
— Не питайте иллюзий насчёт того, что вы мне польстили, — выплюнула она. — Любовь червяка вряд ли может кому-нибудь польстить, скорее, наоборот!
Судя по всему, эти слова всё-таки задели Астанико, потому что он вскочил с места, и лицо его перекосилось от ярости.
— А кто сказал, что речь о любви, Госпожа-без-имени? — злобно проговорил он. — Можете дарить свою возвышенную любовь кому угодно, я же хочу одну только ночь, в течение которой вы будете безоговорочно подчиняться моим гадким извращённым прихотям! Не так уж много за возможность спасти от смерти дорогого человека, не правда ли?
Иннин вдруг поняла, что это на самом деле не так уж много, и ощутила какое-то безграничное бессилие.
— Как это мерзко!!! — в отчаянии закричала она. — Вы… вы… настолько мелочны, вы и в самом деле нагородили целый дом интриг, и всё ради того, чтобы удовлетворить какую-то гадкую фантазию, о которой стыдно даже подумать! Великая Богиня, как я презираю вас, я ни одного человека в жизни не презирала больше, вы просто скопление мерзостей, причём мерзостей самого низкого пошиба! Бывает величие зла, величие греха, но куда вам до этого, вы просто гадкий червяк, исходящий злобой…
— Да! Да! Именно так! — с каким-то яростным сладострастием подтверждал Астанико. — И не претендую на что-то большее! Вам, вам и вашему брату, отчаянно хочется приписать людям какие-то возвышенные чувства и ещё что-то такое, вы оба воспитаны на книжках, вы абсолютно не знаете людской сущности, не понимаете ничего! И, между тем, я, жалкий червяк, не боюсь подвергнуть свою жизнь огромному риску только ради того, чтобы удовлетворить свою гадкую глупую фантазию, а вы и ваш брат не можете сделать этого ради спасения человека, которого оба, как сами полагаете, любите! И это я тут жалок, а вы велики, да?
Он с презрением расхохотался.
Иннин, рыдая, выскочила из залы.
Прошло много времени, прежде чем она смогла успокоиться и прийти в себя.
«Есть ли другой выход? — в отчаянии думала она. — Неужели мне придётся пойти на это?!»
Она рассчитывала, что госпожа Ниси сумеет что-то сделать, но всё происходило со стремительной быстротой, и мать до сих пор не смогли найти…
Чувствуя, что приходит от этих мыслей в состояние, близкое к умопомешательству, Иннин вспомнила о брате, который с самого утра лежал в своей комнате, и бросилась к нему.
Тот был в постели, измождённый и обессиленный после своего припадка, однако не спал.
Все занавеси были опущены; в комнате царил полумрак.
— Что теперь будет? — спросил Хайнэ глухо. — Что делать дальше?..
Иннин помолчала.
— Не знаю, — сказала она, наконец. — Я что-нибудь придумаю.
Брат зашевелился; шёлковые простыни и покрывала зашелестели. Хайнэ был в одном только ночном халате с недлинными рукавами и, пока он протягивал руку за верхней накидкой, Иннин успела увидеть в темноте искривлённый, уродливый силуэт его руки.
«Как хорошо, что я не видела его целиком, — пронеслось в её голове. — Это всё-таки ужасно…»
Она помогла Хайнэ завязать пояс, мучимая стыдом за свои мысли.
— Я хочу увидеть его, — попросил тот. — Пожалуйста.
— Хайнэ, я не могу… — начала было Иннин и остановилась, вдруг почувствовав, что некий барьер в её голове, заставлявший её много лет подчиняться установленным во дворце правилам, сломан. — Ладно, пошли.
Она знала многочисленные входы и выходы во дворце, неизвестные другим жрицам, тайные ходы, соединявшие павильоны и ведущие с этажа на этаж — в том числе, в подземелье. В своё время Даран показывала их ей, показывала единственной из своих учениц, потому что не сомневалась в ней. Это был ещё один из актов их невидимого взаимодействия.
«Хоть я и злюсь на тебя, а всё-таки знаю, что одна только ты не обманешь моё доверие и не станешь использовать известные тебе секреты в личных целях», — как будто бы говорила Даран, показывая Иннин то, что не дозволялось знать никому другому.
«Хоть я и ненавижу вас, но доверие ваше не предам», — как будто бы говорила Иннин, молчаливо принимая «подарки».
«Да плевать я на вас на всех хотела, — злобно подумала она сейчас, открывая одну из секретных дверей. — Плевать!»
Хайнэ медленно ковылял за ней следом.
Иннин пошла на единственную уступку своей не к месту проснувшейся совести — не стала отпирать дверь камеры, и Хайнэ пришлось общаться с братом через решётку.
Он прильнул к ней всем телом, вцепившись своими искривлёнными пальцами в толстые железные прутья, и ничего не произнёс.
Иннин вдруг пришло в голову, что он стесняется её и не может в её присутствии толком выразить своих чувств — она хотела было уйти и не могла себя заставить.
«Я и так незаконно привела его сюда. Я не могу ещё к тому же оставить их наедине, это уж слишком», — оправдывала она себя и в то же время чувствовала, что дело в чём-то в другом.