Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес". Страница 37

Господин Фурасаку внезапно приоткрыл глаза.

— Я поспорил с моим младшим сыном, что моя болезнь совершенно несерьёзна. Если Тиэко проиграет, то должен будет  в течение полугода прилежно заниматься, не отлынивая от занятий, — сказал он с лёгкой улыбкой. — Так что все наши надежды на вас, прекрасная госпожа. Спасите будущее нашего легкомысленного сына. Возможно, хотя бы таким способом нам удастся заставить его учиться.

— Вам лучше не разговаривать, господин Никевия. — Иннин старалась говорить отстранённо и безразлично, но получалось плохо: господин Фурасаку ей нравился, и в ответ на его улыбку тоже хотелось улыбнуться.

Она понимала его старшую дочь, которая не пожелала быть жрицей.

Любящие родители, и в первую очередь заботливый отец, с которым трудно было расстаться, становились препятствием на пути многих, и сама Иннин могла только поблагодарить судьбу, пославшего ей равнодушного отца, для которого не было места даже в детских воспоминаниях.

— Боюсь, у меня будут плохие известия… — начала Иннин и, не удержавшись, усмехнулась. — Для вашего младшего сына, господин Никевия. Придётся ему всё-таки забыть о любимых развлечениях и уединиться на полгода с книгами.

Побледневшая было госпожа Келена с облегчением рассмеялась.

Поговорив ещё немного с супругами, Иннин вышла из комнаты и окинула взглядом столпившихся у дверей домочадцев.

Единственная дочь четы Фурасаку — Марик, неугомонная Марик, слава о которой гремела по всей столице, имя которой заставляло десятки воздыхателей бледнеть, трепетать и возводить очи горе, Марик-законодательница моды, Марик-неутомимая затейница — сидела возле дверей бледная,  непричёсанная, едва одетая.

Старший сын господина Никевия, красавец, каких поискать, и, несмотря на это не имевший с женщинами счастья, переживал не меньше, в один из редких моментов позабыв о своей несчастливой любовной истории, сплетни о которой уже больше года ходили по всей столице.

Младший сын — тот самый нерадивый Тиэко, шестнадцатилетний юнец, который вместо положенных занятий музицированием и рисованием предпочитал играть с друзьями в шашки или же просто сбегать из дома, чтобы побезобразничать — теперь сидел без неизменной улыбки на лице, напуганный и серьёзный.

Говорят, баловать детей — это плохо… и пример потомков семейства Фурасаку, обладавших непростым характером и заставлявших судачить о себе на каждом углу, казалось бы, это подтверждал, однако своего отца они при этом любили до безумия.

«Нет большего счастья, чем заботливый, добрый, нежный отец», — снова вспомнились Иннин слова нянюшки Рису, и на мгновение девушке стало грустно.

Впрочем, господина Никевию любили не только его дети.

Собственная младшая сестра Иннин, три года назад переехавшая в столицу и поселившаяся у брата матери, судя по всему, волновалась не меньше, чем её двоюродные братья и сестра.

— Опасности нет, — сообщила Иннин, выждав необходимую паузу.

— Слава Великой Богине!

Тиэко подпрыгнул так резко, что его длинные светло-каштановые волосы подпрыгнули вместе с ним, и выхватил из ближайшей вазы охапку ярких цветов.

— О прекраснейшая, благороднейшая госпожа, чья красота заставляет меркнуть роскошь дворца, и чьи таланты, несомненно, сделают вас одной из самых великих служительниц Богини, — начал он, низко склонившись перед Иннин. — Позвольте преподнести вам в подарок за ваше счастливое известие…

— Вот же идиот, — перебила брата Марик, небольно стукнув его по затылку. — Тебя сколько ещё приличиям учить? Сколько вдалбливать в эту пустую голову, что нельзя так обращаться к особе высочайшего звания?!

Тиэко, привыкший к нравоучениям и тычкам со стороны сестры, только вздохнул.

— Но мои восторженные чувства требуют хоть какого-то проявления… — пробормотал он, изобразив на лице умильно-виноватое выражение, а потом вдруг счастливо улыбнулся, как человек, которому в голову неожиданно пришла идея. — О! Я знаю! Раз уж я не могу выразить госпоже свою благодарность, то пусть цветы за неё получит её сестра…

С этими словами он рухнул на колени перед Нитой и простёр перед ней руки, но девушка отпрянула, и цветы  посыпались на пол.

— Балбес, — засмеялась она. — Между прочим, теперь тебе полгода предстоит провести в библиотеке!

Тиэко погрустнел, но Иннин не была уверена, что дело в проигранном споре и истекающих из этого обязательствах. Щёки его были покрыты лёгким румянцем, а на Ниту он не смотрел, и в голову Иннин вдруг закралось подозрение: а, может быть, юноша влюблён в её сестру?

Тот вскочил на ноги и сложил руки на груди.

— Между прочим, с тобой мы тоже поспорили! — напомнил он, ухмыльнувшись. — И тебе будет куда сложнее выполнить условия этого спора, чем мне — моего с отцом!

— Посмотрим-посмотрим, — засмеялась Нита и, внезапно сделав шаг к Иннин, схватила её за руку и прошептала, наклонившись: — Мне нужно с тобой поговорить.

Иннин вздрогнула.

Хотела было отказаться: кто ей эта девушка? Никто. У неё больше нет ни сестёр, ни братьев, ни отца, ни матери, только ненавистная госпожа — но слова Тиэко внушили ей беспокойство. Уж не вляпалась ли Нита в какую-нибудь сомнительную авантюру?

— Ну и что это был за спор? — напрямую спросила Иннин, заходя с сестрой в её комнату. — Каковы были условия, и что ты поставила на кон, свою благосклонность?

— Нет, конечно! — возмутилась Нита. — Я не стану заводить отношений с тем, кто мне не нравится, даже на спор! И потом, ты разве не слышала о том, что мы придумали с Марик?

Она чуть покраснела.

Иннин слышала.

Вся столица говорила о том, что затеяли две самые красивые девушки в городе, Нита Санья и Марик Фурасаку: они дали обещание не заводить любовных отношений до тех пор, пока кто-либо из мужчин не поразит их какими-то особенными талантами, или ещё чем-то.

Что касается Марик, то с ней всё было понятно: количество её бывших возлюбленных давно перевалило за несколько десятков, она пресытилась любовными отношениями и жаждала чего-то нового.

Однако Нита была на пять лет младше, и, судя по всему, до сих пор не имела никакого любовного опыта. Почему она поддержала эту затею, лишая себя возможности познать всё то, что давно было испробовано её старшей и более опытной подругой, которой Нита во всём подражала, оставалось для её сестры загадкой.

«А, впрочем, что я понимаю в любовных отношениях, — осадила себя Иннин. — У меня их не было и не будет».

— Я всё ещё жду твоего ответа, — напомнила она сестре. — Что это был за спор?

Нита какое-то время молчала, а потом, вдруг решившись, выпалила:

— Я слышала о том, что принцесса собирает знатных юношей и девушек столицы для того, чтобы представить их своему будущему супругу! Из них он выберет тех, кто будет прислуживать ему после свадьбы… Помоги мне попасть в их число!

Иннин с удивлением посмотрела на сестру.

Да, это было правдой: меньше, чем через месяц, в первый день второго месяца Ветра, должны были начинаться свадебные церемонии, освящавшие союз принцессы Таик с её женихом-чужеземцем, красивее которого, как говорили, не было ни одного мужчины ни в столице, ни во всём Астанисе. Этой свадьбы ждали без малого семь лет: все мало-мальски знатные матери в стране, у которых были сыновья подходящего возраста, надолго обосновались в столице, подыскивая возможность представить своих отпрысков принцессе.

Однако та отвергала одного кандидата за другим, и Императрица-мать ей в этом не препятствовала…

Чужие языки однажды подсказали Иннин: мужем принцессы должен был стать Хайнэ Санья.

Вся кровь как будто застыла у  Иннин в жилах: она поняла, почему в тот раз,  почти восемь лет назад, Верховная Жрица взяла во дворец не её, а брата. Поняла — но не простила госпоже, ни того случая, ни всех других.

А Хайнэ… это имя до самой ночи гулким болезненным эхом отдавалось в груди, однако наутро Иннин снова забыла о том, что у неё где-то есть брат, который мог бы стать мужем будущей Императрицы, но не стал.