Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес". Страница 45

Глава 7

Столичный дом семьи Санья ничуть не изменился за семь с половиной лет — на мгновение Хайнэ даже почудился в воздухе аромат благовоний, которыми окуривали его постель тогда.

Слуги выстроились в ряд, низко кланяясь господам. Старшая служанка сообщила, что все комнаты уже приготовлены, вода в купальне — подогрета; кто-то протянул руки к молодому господину, чтобы помочь ему переодеться.

Хайнэ оттолкнул их.

Хоть он и злился до сих пор на брата, но позволить кому-либо, кроме него, прикасаться к себе, раздевать и видеть изуродованное болезнью тело, не мог, и поэтому Хатори приходилось не только носить его на руках, но также купать, одевать и причёсывать. Названный брат не жаловался и не высказывал недовольства, хотя по своему официальному статусу был таким же Санья, как и Хайнэ, и отнюдь не должен был выполнять обязанности его прислужника.

Иногда казалось, что это ему даже нравится.

Хотя, конечно, возможности посмеяться он не упускал, в особенности над почти болезненным пристрастием Хайнэ к красивой одежде, под которой тот прятал своё изуродованное тело.

— Ну что, для кого ты наряжаешься в этот раз — для безымянных духов лесов и гор, для стада овец и коз, или, может быть, для жалкого меня, ничего не смыслящего в парадных облачениях? — зубоскалил он, однако продолжал ловко завязывать пояса многочисленных одеяний и просовывать шпильки в чёрные волосы.

Что ж, какими бы огорчениями ни грозил второй приезд в столицу, по крайней мере, этого вопроса Хатори задать больше не мог: гостей, перед которыми можно и нужно будет наряжаться, в доме ожидалось немало.

Начиная с младшей сестры Ниты, которая появилась на следующий день.

— Хайнэ! — сразу же бросилась в объятия к брату она.

Она всегда так бурно и непосредственно радовалась встрече с ним, что Хайнэ не удержался бы от искушения отнести это на счёт собственных достоинств, если бы не знал, что сестра ведёт себя так со всеми — со своими многочисленными подругами, поклонниками, просто знакомыми… удивительно только, что Хатори в этот раз не досталось восторженных изъявлений сестринской любви.

— Ты ведь приедешь к нам? — спросила Нита, усевшись рядом с Хайнэ в кресло и взяв его руки в свои. — Я давно обещала Марик показать моего старшего брата!

 — Показать? — Хайнэ нехотя рассмеялся.

Самая известная красавица в городе жаждет полюбоваться на калеку-урода, больного редкой болезнью, а потом продемонстрировать его гостям, как местную диковинку, чтобы привлечь к себе ещё больше внимания?

Этого Хайнэ вслух не сказал, но мысли, наверное, были написаны у него на лице, потому что Нита огорчённо покачала головой.

— Все хотят познакомиться с тобой, правда. Я сказала им, какой ты хороший, и умный, и начитанный…

«…больной и беспомощный затворник, который прятался от людей на протяжении семи с половиной лет», — мысленно продолжил Хайнэ, чтобы не поддаться искушению и не совершить поступок, о котором потом наверняка пожалеет, как пожалел о том, что явился во дворец.

— Нет, — пробормотал он, отодвигаясь от сестры. — Не поеду. О чём я буду разговаривать с твоей подругой и её гостями? Они со мной заскучают.

— Ты же много читаешь! Повод для разговора всегда найдётся, мы любим обсуждать прочитанное, — не отступалась Нита.

— Кстати, о литературе, — внезапно подал голос Хатори. — Я слышал, что этим летом все только и говорят, что о загадочном Энсенте Халии…

Хайнэ покрылся ледяным потом.

Вот ведь Хатори, рыжеволосый лис!

Был бы на месте Ниты он сам, моментально заподозрил бы неладное. Чтобы Хатори, зевавший от любой книжки и не оставшийся необразованной деревенщиной лишь благодаря своей способности обучаться на лету, сам заговорил о некоем писателе и даже запомнил его имя?!

Впрочем, сестра не заметила чего-то необычного.

— Да! — оживилась она. — Хайнэ, ты его читал? Такой скандальный писатель… Говорят, у него было несколько десятков любовниц! Говорят, он…

Хайнэ отвернулся, пряча усмешку.

Разумеется, Энсенте Халией был он сам, калека, ни разу в жизни не видевший обнажённой женщины, не говоря уж о чём-то большем. Болезнь отняла у него возможность удовлетворить свои желания, однако не отняла самих желаний — и то смутное волнение, которое он однажды  испытал при виде подкинутых ему эротических картинок, преследовало его снова и снова, тщетное, бесплодное.

Тело его оставалось холодным, равнодушным и бессильным, зато в голове множились жаркие, страстные фантазии, и изливать их оставалось только на бумагу.

Этим Хайнэ и занимался все семь лет, и ему никогда бы даже не пришло в голову рассказать кому-то о своих постыдных тайных мечтах, а уж, тем более, выставить их на всеобщее обозрение, если бы однажды не вмешался Хатори.

Вот как это произошло — в тот самый день, когда до провинции Арне долетело известие о предстоящей свадьбе наследной принцессы с прекрасным чужеземцем.

Стояло раннее лето, самый конец первого месяца Огня. Листва на деревьях ещё была клейкой, нежно-зелёной, воздух — напоенным ароматом бесчисленных цветов. Птицы как будто с ума сошли от сладких запахов и заливисто пели с утра до вечера;  дети, рождённые в эти дни, как говорили, почти не плакали, а всё время смеялись.

Проснувшись в тот день, Хайнэ даже не стал, как обычно, нежиться на своей постели, разложенной прямо на полу по совету какого-то из бесчисленных местных знахарей.

Он подполз к приоткрытым окнам, волоча за собой бесполезные ноги, откинул шёлковые занавеси пламенно оранжевого цвета, свесился вниз и замер, щурясь от яркого солнечного цвета, хлынувшего в комнату ослепляющей золотой волной.

— Сколько бабочек, а? — В саду над цветочной клумбой вилось целое облако разноцветных крыльев. — Что происходит? У меня такое ощущение, что всё это неспроста. Что-то такое как будто витает…

И Хайнэ даже почти мог определить, что именно: это было счастье, а, может, предчувствие счастья — почти не отличимые друг от друга, они пронизывали воздух светло-золотистым солнечным светом, звонкими птичьими трелями, нежным благоуханием роз, которые выращивала госпожа Ниси.

Хатори понюхал воздух.

— Едой пахнет, — заявил он. — Когда уже там принесут наш завтрак?

Он отлично умел испортить романтическое настроение фразами, подобными этой.

Хайнэ раздражённо застонал.

Скорее, для виду, конечно, потому что и не ожидал иного — разговор с Хатори о неких неуловимых ощущениях всегда напоминал диалог с пустотой. Хайнэ не встречал ни понимания, ни отклика, но всё равно почему-то продолжал об этом говорить — наверное, привык ещё с тех пор, когда считал Хатори немым и впервые поделился с ним своими чувствами.

Так оно с тех пор и продолжалось.

Почему? Хайнэ не знал и порой ужасно на себя за это злился, однако остановиться уже не мог.

Впрочем, после завтрака Хатори искупил свою вину, вытащив брата во двор, усадив в экипаж и повезя любоваться живописными долинами провинции. Хайнэ любил эти прогулки: они ездили только вдвоём, без слуг и сопровождающих, лошади бежали быстро, тёплый ветер, развевавший занавески и волосы, хлестал в лицо. Когда ещё неподвижному калеке испытать такие ощущения?

Единственным, что Хайнэ во всём этом не нравилось, были встречи на узкой дороге с другими экипажами, которые всегда заканчивались препирательствами за право проехать первым, перераставшими в крупную ссору. Хатори в его тёмной одежде каждый раз принимали за слугу, а всем известно, какие отношения складываются между слугами знати и простыми бедняками: первые относятся ко вторым свысока, считая себя почти что господами по отношению к ним, а вторые презирают первых, не упуская случая их унизить.

Поэтому с Хатори не церемонились — а тот безо всякого стеснения ругался, используя такие слова, какие высокорождённому господину и знать-то не полагается. Скандал заканчивался лишь после того, как Хайнэ обозначал своё присутствие, выглядывая из-за занавески — тогда им беспрепятственно уступали дорогу, однако Хатори при этом выглядел чуть ли не разочарованным.