Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес". Страница 95
Ту комнату, которая предназначалась для него самого, Хатори проверил последней.
Он распахнул двери — и тут, наконец, увидел брата.
Тот ничком лежал на залитом кровью полу. Кровь была повсюду — на его одежде, на волосах, на мебели.
Хатори показалось, что у него остановилось сердце.
Он никогда не испытывал ужаса, даже во сне — ночные кошмары обходили его стороной. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь его затрясло от страха, чтобы у него подкосились ноги, помутилось перед глазами, пополз по спине ледяной пот.
До этого момента он вообще не знал, что такие ощущения возможны.
Он рухнул на колени перед братом, наклонился над ним, попытался нащупать пульс.
— Нет, нет, нет, нет! — вырывалось у него одно-единственное слово, и ему казалось, будто кто-то невидимый, пронзив ему грудь, добрался до сердца и теперь сжимает его в кулаке, всё с большей и большей силой.
Хайнэ ещё дышал; обнаружив это, Хатори наклонил голову и впервые в жизни заплакал.
А потом схватил его на руки, прижимая к себе, как маленького ребёнка, и бросился вниз.
Часть 3. Суд и маскарад
Глава 13
О том, что случилось с её братом, Иннин узнала утром следующего дня.
— Он пытался совершить самоубийство, — сообщила Даран. — К сожалению, неудачно.
Иннин до того рассвирепела, что готова была влепить ей пощёчину за эти слова, однако сдержалась и вместо этого кинулась прочь из зала.
— Куда ты собралась? — неслись ей вдогонку слова учительницы. — Ему уже не требуется помощь, его жизни ничто не угрожает.
«А вот ему я точно влеплю пощёчину, — яростно думала Иннин, сидя в экипаже. — Он ещё вспомнит, что такое старшая сестра!»
Она ворвалась, поймала за руку одну из служанок.
— Где он?!
Её провели наверх.
Брат лежал в постели, закутанный во множество покрывал, обескровленный и неподвижный. Не спал.
— Восемь лет терпел, а тут вдруг не выдержал? — осведомилась Иннин, с силой захлопнув дверь. — Так, значит, да?
Она подошла к постели ближе.
Хайнэ не повернулся в её сторону — продолжал глядеть остановившимся, потухшим взглядом куда-то в потолок.
— Конечно, ты даже не посмотришь на меня, — сказала Иннин, сложив руки на груди. — Плохая, злая сестра! Не жалеет несчастного, разговаривает с ним так грубо! Только знаешь что? — она наклонилась над Хайнэ, схватила его за плечи и прожгла взглядом. — Я не собираюсь тебя жалеть! Ясно?
Брат, наконец, зашевелился.
— Пусти, — безразлично сказал он. — Мы давно уже не брат и сестра, какое тебе до меня дело.
— Не брат и сестра? — повторила Иннин, садясь рядом с ним на постель. — Нет, ты заблуждаешься. Это мою кровь ты вчера пролил, мои руки исполосовал ножом!
Она схватила его руку, задрала рукав и с силой стиснула перебинтованное запястье, так что на лице у Хайнэ появилась гримаса боли, но это было лучше, чем видеть на нём усталость и равнодушие.
— Мы близнецы, ты понимаешь, что это значит? — продолжила Иннин, схватив брата второй рукой за лицо и не позволяя ему уклониться от её взгляда. — Изначально мы были одним. Я и сейчас ощущаю тебя так, своей частью, своей плотью, своей половиной!
Она добилась своего: на лице брата, наконец, проскользнуло какое-то подобие живой эмоции.
— Ты никогда мне этого не говорила, — пробормотал Хайнэ, закрыв глаза.
— А вот теперь говорю!
— Ну и зачем тебе такая плоть, обезображенная, уродливая, больная? — едва слышно спросил брат. — Не лучше было бы отсечь её от себя раз и навсегда и забыть о ней, как будто никогда и не было?
— А что я, по-твоему, пыталась сделать все эти восемь лет?! — закричала Иннин. — Вот только твоё уродство здесь не причём! Больше того, не смей называть моё тело уродливым, не смей калечить его, резать, причинять ему боль, и только попробуй его убить! Мне всё равно, какой ты! Ты мой брат, я тебя люблю!
Хайнэ судорожно вздохнул, и по щеке его медленно поползла слеза.
Иннин и саму душили слёзы; она наклонилась ещё ниже, чтобы скрыть их, и, уткнувшись брату в плечо, сдавила его в объятиях.
Так она сидела несколько минут, а потом почувствовала, как Хайнэ поднял руку и слабо, осторожно обнял её в ответ.
— Дело было не только в болезни, — прошептал он ещё какое-то время спустя. — Я полюбил девушку, а Хатори с ней переспал. Я не смог этого вынести.
Иннин вздрогнула.
Слова эти оказались болезненными, точно удар в самое сердце, хотя для этого не было никаких причин — ну и что, что Хатори с кем-то там переспал? Он не муж ей и не любовник. Хотя когда-то предлагал им стать.
«Он просто спит со всеми подряд, — подумала она. — Раз даже мне это предложил после первой встречи. Бывают такие люди. Мне нет до него дела».
— И кто… эта девушка? — помедлив, спросила Иннин, из всех сил стараясь, чтобы голос был ровным, однако тут же быстро добавила: — Впрочем, не важно. Какая разница. Послушай, я понимаю, что ты чувствуешь, но ведь такое случается сплошь и рядом. Случается со всеми. Твоя болезнь здесь не причём.
— Я не могу и не смогу дать ни одной девушке того, что ей нужно, — проговорил брат едва слышно. — Ни удовольствия, ни детей.
— Я тоже, — сказала Иннин. — Я тоже никогда и никому не смогу этого дать. Ты предлагаешь и мне наложить на себя руки?
Хайнэ поднял на неё глаза и какое-то время смотрел внимательным, печальным взглядом.
— Да, наверное, ты права, — согласился он, наконец. — Мы и в самом деле две части одного целого. Наши пути так похожи…
— И поэтому не смей повторять то, что ты сделал вчера! — потребовала Иннин. — Обещаешь?
— Обещаю, — тихо сказал брат.
Выйдя от него, Иннин спустилась вниз и хотела было уже выйти во двор, как вдруг заметила присутствие в комнате ещё одного человека. Хатори сидел в кресле, подперев низко опущённую голову обеими руками, и длинные огненно-рыжие пряди, падавшие ему на колени, казались настолько же потускневшими, насколько убитым выглядел он сам.
Иннин никогда ещё не видела его таким.
Впрочем, видела-то она его всего лишь два раза, не считая знакомства восемь лет назад… но что-то подсказывало ей, что это нетипичное для него состояние, что он редко может приходить в настолько неприкрытое отчаяние. Точнее, никогда.
В ней всё-таки всколыхнулась жалость.
— С ним уже всё в порядке, — сказала она, подходя ближе. — Он быстро оправится, и физически, и морально. Каким бы он не выглядел, он всё-таки Санья. Эта кровь придаст ему силы, вот увидишь.
Хатори поднял голову.
— Это я виноват, — сказал он, глядя куда-то сквозь Иннин.
«А, теперь ты сожалеешь. Ну что ж, раскаяние — это хорошо», — злорадно подумала она и тут же устыдилась этой мысли: она ведь не знает, как всё произошло на самом деле. Может быть, Хатори и знать не знал о том, что ложился в постель с девушкой, в которую влюблён его брат. С Хайнэ бы сталось ни одной живой душе не рассказать о своих чувствах… и в этом он тоже похож на свою сестру.
— Я не видел, что ему плохо. Не понял, что он собирается сделать. До сих пор не понимаю. Почему. Почему?
Последнее слово Хатори повторил два раза, и во второй раз это был вопрос, предназначавшийся Иннин вместе с пронзительным, яростным взглядом кроваво-красных глаз. Увидь Иннин такой взгляд у незнакомого человека — она, пожалуй, испугалась бы за свою жизнь, но сейчас она понимала, что эта ярость направлена не на неё. Наверное, Хатори направлял её на себя самого.
На мгновение Иннин замерла.
Она была уверена, что Хайнэ никогда не простит ей, если она выдаст его тайну, но…
— Он был очень сильно влюблён, — сказала она, отведя взгляд.
И решила, что больше ничего не добавит. Если Хатори догадается сам, то догадается, нет — так нет.
Он больше ничего не спросил.
— Спасибо, — сказал ровным голосом. — Я так и думал, что ты понимаешь его лучше.
Иннин подумала, что просить его о том, чтобы он не говорил Хайнэ об этом разговоре, не нужно — он не сделает этого и так.