Гаджет. Война Феникса - Жеребьев Владислав Юрьевич. Страница 48

Пришлось последовать его примеру. Илья и лейтенант соорудили маски и, перебравшись наружу, некоторое время пытались привыкнуть к смене обстановки. Именно так мог выглядеть ад в представлении некоторых конфессий, разве что температура там предполагалась повыше.

Прохоров никогда не думал, что имеет какую-то фобию. Он прыгал с парашютом, ходил по краю крыши, забирался на гору вместе с альпинистами и прыгал с тарзанки, однако высота башни и ветер в ушах заставили уважать себя. Мощь стихии и восторг инженерной мысли, жуткий сплав силы и амбиций мог подавить кого угодно.

Платформа дернулась, поехала вверх. Это Разумовский разобрался с простеньким пультом управления. Илья еле успел сбросить крепежные тросы. Этаж за этажом, сантиметр за сантиметром, стальная платформа уверенно ползла, иногда неприятно покачиваясь под особенно сильными порывами ветра. Руки сводило от холода, зубы стучали барабанной дробью, рискуя раскрошиться, одежда вымокла так, что хоть отжимай, однако все это были мелочи. Показался край смотровой площадки, несколько труб, голова трешера. Человек смотрел куда-то в сторону, совершенно не обращая внимания на происходящее.

Прохоров прицелился в голову врага, однако нажимать на спуск не спешил. Парень стоял так, будто и не бушевал вокруг ветер, не рвал небеса в клочья, не стремился наполнить все вокруг тоннами воды из облаков.

Подъем закончился так внезапно, что что-то вокруг изменилось. Илья обернулся, глядя, как под ногами расстилается город, кашлянул в кулак через плотную ткань пиджака и понял, что рева стихии больше нет. Тишина и спокойствие царили на смотровой площадке, и, что самое интересное, поверхность ее была совершенно сухой.

Рявкнул АК, Зельдин срубил двух бойцов на выступе, прямо над странным сооружением, из которого доносился тот бухающий звук. Один из них, переломившись пополам, так и рухнул вниз, сжимая в руках винтовку. Второй осел на стальное покрытие площадки невзрачным серым кулем.

Взвизгнула сирена, град пуль заставил вжаться в поверхность. Светошумовая граната из руки Разума ушла в толпу, грохнуло, снова огрызнулся автомат, на этот раз в руках у лейтенанта. И вдруг все снова затихло, затаилось перед броском.

Прохоров мотнул головой, сорвал очки и, зачем-то отшвырнув их в сторону, ударил ногой странную фосфоресцирующую тварь, похожую на гигантского уродливого земляного червя. Тень, вдруг накрывшая площадку, окончательно закрыла ее от робких лучей солнечного света, еще пробивавшихся сверху, и вместо них принялись вспыхивать один за другим странные создания, расцветив крышу причудливой цветовой мозаикой. На какой-то момент Илье показалось, что он попал внутрь калейдоскопа. Растения, вот уж чего он не ожидал, стелились по земле, оплетая строение и, о ужас, большой гидравлический пресс. Люди в камуфляже подтаскивали к прессу какое-то причудливое оборудование, в горе которого майор разглядел и большой деревянный ящик с Фениксом, тот самый, который он помогал грузить в кузов автомобиля на даче покойного Краша.

Тут же стояли трешеры, прекратив всяческое сопротивление. Лица их были бледны, взгляды пусты и стеклянны. Безвольные руки людей уже не удерживали оружие, и то валялось под ногами, и только четверка в камуфляже все еще сохраняла какую-то способность двигаться. Очередное устройство улетело в пресс, и парень, отправивший его туда, нажал на какой-то рычаг. Бум, бум, бум, разлилось вокруг.

Это была другая реальность, другой мир, осколок чужого обиталища. Звуки, цвета, даже воздух, наполняющий легкие, казался каким-то чужеродным и неправильным. Однако не это было самое странное. Вы когда-нибудь видели озеро, парящее в воздухе? Странная аномалия, которую засек с земли Платонов, висела в воздухе, отставая от крыши едва ли на десять сантиметров. Волны, расходившиеся в разные стороны, чертили в воздухе причудливые, хорошо различимые узоры, менялись в странной пляске, то вздымаясь в панике и злобе, то опадая в апатии. И с настроением аномалии менялось все вокруг. Трешеры оживали, потом снова уходили в себя, погружаясь в этот странный летаргический сон. Причудливые листья на странных растениях с каждой волной колыхались, будто попадая в порыв воздуха. Светящиеся твари, бесформенные, вытягивающиеся и сужающиеся, выворачивающиеся наизнанку или вдруг сходящиеся в один тугой пульсирующий шар, меняли интенсивность свечения.

Разумовский лежал за горой из кирпича, с ужасом и придыханием наблюдая за странными светляками. Прижимая к груди автомат, лейтенант щурился, переводя ствол с одной группы соляных фигур, на другую. Картинка поплыла, ожив, сменив цветность, кусками впустив реальный мир в эту фантасмагорическую утопию, и Прохоров с ужасом почувствовал, как что-то холодное уткнулось ему в затылок.

Трешеров-кукол больше не существовало. Бойцы были окружены со всех сторон десятками наймитов мусорщиков, и их оружие хищно и нетерпеливо поглядывало на свои жертвы, в любой момент готовое разразиться свинцовым дождем. И только люди у пресса, и аномалия в самом центре смотровой площадки остались неизменными.

— Прохоров, это так банально. Простейший инструмент наших друзей так запутал вас, что вы застыли как идиоты. — Блондин смотрел на Илью, и лицо его исказилось маской злобы и торжества. — Вы так просты, так слабы в своем невежестве. Достаточно показать вам краешек прекрасного мира наших друзей, как вы впадаете в ступор.

На тройку навалились скопом, вывернули руки, лишили оружия, и вскоре Прохоров, Зельдин и Разумовский лежали на полу, связанные по рукам и ногам. Из ниоткуда возник Карпов, что-то шепнул блондину, тот радостно закивал.

— Готовьтесь, — вымолвил он так пафосно, как только мог.

— К чему я должен готовиться? — Илья сплюнул набежавшую в рот кровь, сочащуюся из разбитой губы, и плевок благополучно приземлился на ботинок альбиноса. Тот оскалился и носком ботинка ударил Илью под ребра. Острая боль пронзила живот, в глазах заплясали кровавые круги. — Квиты.

Прохоров распрямился и, привалившись к трубе вентиляции, встретил непонимающий взгляд Разумовского.

— Было дело, — прохрипел он. — Я не в претензии, но это первый и последний удар от тебя, блондиночка.

— Идут! Идут! Идут! — эхом пронеслось по крыше.

Все взгляды обратились к колышущемуся озеру, и наступила такая противоестественная тишина, что, если прислушаться, можно, наверное, было услышать удары сердца стоящего рядом человека.

Тварей оказалось трое, и они совершенно не маскировались. Может быть, эти мусорщики не умели скрываться или не сочли нужным набросить на себя маскировочную личину. Они проходили один за одним, как бы просачиваясь в этот мир, материализовываясь, перемещаясь как жидкость в сосуде, и вскоре первая лапа грузно опустилась на землю, затем вторая, и странное существо с треугольной головой и россыпью голубых глаз, выставив вперед грудь в толстых роговых пластинах, уверенно шагнуло к пленнику. Росту в нем было метра под три, а то и больше, и если нижние конечности чудовища еще хоть как-то походили на человеческие ноги, то передние, неестественно длинные, больше походили на костяные пики. Глаза, живые, внимательные, смотрели пристально и требовательно, казалось, что существо давно знает тебя, отлично понимая все твои терзания и потаенные страхи. Эта россыпь глаз, пугающая и отталкивающая, вводила в транс, гипнотизировала, и только чудовищное усилие воли не позволило Прохорову попасть под его чары. Глаза у уродца были василькового цвета. Следом шагнула еще одна тварь, гораздо меньше в размерах, и если бы Прохоров мог знать, есть ли у мусорщиков пол, то принял бы ее за женскую особь. Более изящная, с невероятным количеством наростов на голове и тонкими, почти шилообразными передними конечностями, удар одной из которых почти наверняка способен был проткнуть человека насквозь, пригвоздив его к поверхности, как булавка мотылька. Следом за ним шагнул еще один чужой, да такой, что бетонные блоки под его лапами дрогнули. Больше всего к нему бы подошло определение — танк. Все те же пластины, которыми покрыто тело, россыпь гляделок неприятного болотного цвета, несколько горизонтальных прорезей в роговом наросте в том месте, где у человека должен быть рот. Но размеры! Существо показалось Прохорову исполинским. Тяжело нависая над собравшимися, оно поворачивало свою шею, из-за чего раздавался странный щелкающий звук.