Гаджет. Война Феникса - Жеребьев Владислав Юрьевич. Страница 50
— Ну вот, а вы говорили. Все с ним нормально будет. — Звук вдруг стал резче. Незнакомец в голове, дежуривший за рычагами чувств, явно подкрутил ручку громкости, и радостный голос Разумовского превратился в набат.
Снова тишина, почти смерть.
На больничной койке Прохоров провел почти два месяца, и нисколько об этом не пожалел. Врачи буквально достали его с того света, однако отработала вся команда. Вертолет спасателей доставил до ближайшего госпиталя, а медики на борту попутно проводили все реанимационные мероприятия, и даже несмотря на страшные колотые раны, кровоизлияние и порванное легкое, Илья выжил и уверенно шел на поправку. Пришлось перенести несколько операций, потом пытаться ходить, придавая мышцам былой тонус.
Алина дежурила у кровати первые две недели, спала на кушетке в коридоре. Зимин и Аллилуев ходили по очереди, справляясь о больном, носили цветы и фрукты. Ни то ни другое в палату так и не попало. Иногда появлялся Разум, шутил, балагурил, его отлично было слышно из коридора. Он заглядывал через дверь, с тоской обозревал аппараты и повязки и быстро исчезал, пряча во взгляде печаль. Однако один разговор все же у Прохорова состоялся, и был он ровно тогда, когда тот во второй раз пришел в себя.
— Тише, лежи. — Координатор опустился на стул. Пахнуло одеколоном и крепким трубочным табаком.
Прохоров попытался криво усмехнуться, но даже это у него вышло с трудом.
— Я вот что пришел сказать. Ты выживешь, можешь даже не беспокоиться. Мы заботимся о своих, и к твоему лечению я лично привлек лучших медиков страны. Останется пара шрамов, будет долгая реабилитация, но будешь плясать как огурчик. Свадьбу еще со своей Алиной сыграешь. Кстати, боевая девица, вцепилась в тебя, как бультерьер в ягодицу. Еле уговорил уйти поспать. Ты за нее держись, Прохоров. Хорошие бабы, они нынче редкость.
— Вы же не только это пришли сказать, не восхититься укусом на заднице, — постарался пошутить Илья, но вышло это как-то неловко. Слова будто вываливались изо рта.
— Нет. Не только. — Куратор встал и, подойдя к окну, плотнее задернул шторы. — Неприятная штука вышла. Твои ранения нанесены с хирургической точностью. Тебя не хотели убивать. Даже крупные сосуды тварь не задела. Чистые уколы, хоть и выглядят неприятно. Наши враги отлично знают человеческую анатомию.
— Я почему-то в этом не сомневался. Что с альбиносом и Карповым? Они важны. Блондин особенный трешер, его стоит изучить. Карпов идейный, опасный, острый на язык.
— Карпова не взяли. — Координатор покачал головой. — Пуля ему в голову пришла, возможно, даже от своих. На крыше был такой бой, что теперь год не отмоемся. Только связи пока и спасают. А вот твоего финна взяли.
— Он такой же мой, как и твой.
— Согласен. — Мужчина кивнул. — Он сейчас на базе, в специальной комнате. Ты удивишься майор, но только Феникс смог заглушить.
— Вы взяли оборудование? — Эта новость придала сил, и Илья смог даже развернуться к говорившему.
— Да, взяли. И много чего еще. В том числе и документы, несколько электронных файлов операции «Тестирование». Я давно уже об этом догадывался, но мусорщики смотрят глубже, и как ни неприятно это говорить, они нас обыграли вчистую. Все, что происходило последние несколько дней, это не что иное, как тестирование нового нейрофона. Теперь он станет еще более защищенным, активным, агрессивным и отвратительным одновременно.
— Тогда наши старания были зря. — Илья ощутил, как сожаление больно укололо его в грудь, хотя это могли быть и последствия его активности.
— Совсем нет. — Координатор вдруг довольно кивнул. — Феникс оказался очень полезной штукой. Раньше нейрофон ничто не брало. Бетонные стены, горы песка, железные ангары, все этой мрази было нипочем, и тут такой подарок. Мы можем теперь много, очень много. Ты даже не представляешь, насколько твой отчаянно глупый поступок по самостоятельному штурму логова мусорщиков продвинул нас к конечной цели.
На восстановление пришлось потратить еще полгода, и за это время ситуация резко ухудшилась. Нейрофон шагал по планете, беря без боя города и страны. Люди сами бросались в объятия этой новой игрушке, с удовольствием предпочитая виртуальную жизнь реальной. Были, правда, и отщепенцы вроде Прохорова, Зельдина или Аллилуева, решившие уйти в подполье и, отринув все блага цивилизации, перейти на нелегальное положение.
В убежище Меченосцев Илья теперь чувствовал себя как дома, однако несколько дверей на том самом этаже, так и остались для него тайной за семью печатями. Он не раз спрашивал у остальных, но те либо не знали, либо не хотели отвечать, однако одно было ясно: это было что-то среднее между медицинским изолятором и тюрьмой. Отдельную его часть отрядили под специально оборудованные камеры, в которых находились пленные трэшеры. Оказалось, не все они хотели беспрекословно выполнять приказы монстров. Одни попали под влияние по глупости, другие из-за любопытства. Нескольким нейрофон был насильственно вживлен, и только освободившись от его влияния с помощью Феникса, пленники вздохнули спокойно. Многое было рассказано, многое записано и запротоколировано, но порой объяснения казались такими невероятными и сказочными, что даже добряк Разумовский относился к ним с подозрением. Протоколы допросов пухли, превращаясь в толстые тома, но ясности они так и не принесли.
Как-то вечером Илья спустился на тюремный этаж, махнул охране на входе и осторожно ступил в длинный коридор с бесконечным количеством дверей. Пройдя сотню метров, он остановился около одной, сверился с номером и записями на листке бумаги, а потом осторожно открыл крохотное смотровое окошко.
Посреди камеры, белоснежной, обитой по стенам мягким войлоком, в инвалидной коляске сидел Джасси. Когда Феникс заработал, то организм снова отказал, и он вновь стал инвалидом. Передвигаться без посторонней помощи он не мог, справлять нужду тоже, и потому несколько раз в день к нему заходил охранник и санитар и помогали с гигиеной. Кормили пленников весьма неплохо, трехразовое питание также доставлялось исправно, с общей кухни, и сейчас на столике перед альбиносом стоял поднос. К еде он так и не притронулся. В дальнем углу, привинченная ножками к полу, так же, как и вся остальная мебель, стояла заправленная койка, на которую было демонстративно вывернуто содержимое утки. Из окошка пахнуло потом и фекалиями.
Джасси похудел, осунулся и, казалось, стал меньше, так его размазало ощущение вновь приобретенной физической ущербности. Черные круги под глазами, воспаленные веки, длинные немытые волосы и мятая больничная рубаха превращали его в какого-то безумца или мученика. Услышав, как отодвигается задвижка, альбинос взглянул на дверь и, узнав Прохорова, буквально затрясся от ненависти. Злоба, неприятие, негатив, вдруг возникший в воздухе, можно было чуть ли не почувствовать физически.
— Ты снова пришел, — произнес он, немного успокоившись. — Издеваться будешь?
— Нет. — Илья пожал плечами. — Узнать хочу, все ли у тебя хорошо, всего ли в достатке.
— А ты не видишь, не видишь? — Переходя на истеричный визг, Джасси схватил свои обездвиженные нижние конечности и, приподняв их, с силой опустил на подножку. Коляска протестующе скрипнула. — Вот что мне дала твоя гребанная свобода! Вот! Ты доволен?! С чего ты вообще решил, что кому-то из наших нужно твое спасение? Если бы ты не поперся на небоскреб, не ушли бы хозяева. Они лишили меня ног в наказание, за предательство. Я, я навел тебя на них.
Альбинос нес какую-то несусветную чушь. Если и раньше у него были проблемы с психикой, то теперь они усугубились. Илья смотрел на эту истерику и хмурился все больше и больше, а потом достал из кармана пневматический пистолет и нажал на спусковой крючок. Дротик впился Джасси в шею, тот замер на секунду и обмяк, глаза его остекленели, но до последнего момента, пока он не погрузился в крепкий сон, в них оставался отпечаток безумия и страха загнанного в угол зверя.