Агент полковника Артамонова (Роман) - Яроцкий Борис Михайлович. Страница 2

— Вы владеете турецким?

— Само собой. Я ему, турецкому офицеру, и первый допрос учинил. Этот язык мой родной. Как и болгарский.

— Вы, Константин Николаевич, хорошо говорите по-русски.

— И этот язык мой родной. — И поправил себя: — Стал родным.

— А счет к башибузукам погасили?

— Не совсем.

— И как же намереваетесь гасить?

Чувствовалось, вопрос для бывшего волонтера не был неожиданным: видимо, не однажды обсуждался с братьями-извозчиками.

Ответил не таясь:

— Намечается, ваше благородие, большое дело.

— Меня зовут Николай Дмитриевич, — напомнил капитан, давая понять, что так общаются свободные люди, равные по своему положению.

— Хорошо, Николай Дмитриевич, — согласился Фаврикодоров, продолжая мысль: — Есть надежда, что Россия возьмет болгар под свою высокую руку. Уже Сербия и Черногория восстали. И Болгария поднимается. Мы живота своего не пожалеем, только стать бы вольными. А долг… буду гасить. Как же не погасить? Он у меня большой.

Он не уточнил, в чем заключается этот его долг. Но Николай Дмитриевич понял главное: в груди этого человека бьется горячее сердце болгарского патриота. Вот и пришла мысль: такой человек, несомненно, пригодится в деле, но в деле особом, где воюют не ружьем, а головою.

— Штаб, ваше благородие. Виноват, Николай Дмитриевич.

Расплачиваясь у казармы штаба полка, капитан спросил:

— Константин Николаевич, где вас можно будет найти?

— У Когана, — ответил тот. — Он тут один владеет фаэтонами.

— Тогда до встречи, — офицер протянул руку. — Рад был с вами познакомиться.

— Я тоже, ваше благородие, Николай Дмитриевич.

Уже когда фаэтон удалился, пришло запоздалое сожаление: почему не спросил о его семье? У него наверняка есть жена и дети, если не в России, то в Болгарии. Семейного человека будет не просто увлечь на опасное предприятие.

Капитан смотрел вслед фаэтону. Раздумывал. Все это так. Но прежде всего предстоит получить благословение начальства. А начальство может и не понять, в чем замысел капитана Артамонова. Раньше не понимали же и обходили чином. А он доказывал свою правоту. Доказывал, в чем полезность справедливости для государства. За это его наказывали, или, как писали в приказах, штрафовали, и обязательно ставили в упрек отца-полковника, узника Петропавловской крепости.

Везде, во все времена, если человек оспаривает мнение начальства, ему припоминают все его грехи и не в последнюю очередь крамольных родителей дескать, яблоко от яблони…

Как хотелось начинать службу с чистого листа!

Аккерман. 1869. 17 июня

Казалось, только вчера офицеры расстались, а промелькнула целая неделя, и срочно потребовалась помощь полковника Скобелева, благо он уже принял полк, а значит, есть у него подчиненные, из которых можно будет выбрать двух стрелков для сопровождения экспедиции, или, как было принято называть, конвоиров.

Геодезисты, с которыми Николай Дмитриевич, будучи офицером Военно-топографического отдела Главного штаба, в 1867 году был командирован в хронометричесую экспедицию в Заволжье, а затем на Балканский полуостров, — эти специалисты находились при штабе полка. Их было шестеро: два унтер-офицера и четыре солдата. Но унтер-офицер тридцатилетний Балабанов, как геодезист-картограф, специалист весьма опытный, как служака дисциплинированный, в прошлом месяце загадочно исчез.

В последний раз его видели, когда он спускался к морю. Недалеко от берега стояли на якоре несколько рыбачьих шаланд. Подозревали, что он с килийскими рыбаками вернулся в устье Дуная. Там, по разговорам, у него была возлюбленная, дочь контрабандиста.

Второй унтер-офицер, украинец Семиволос, по приказанию начальника штаба полка принял команду над четырьмя другими геодезистами, одновременно являлся ответственным за сохранность геодезических приборов. Эти приборы Николай Дмитриевич получил в Саратове, куда был командирован топографическим отделом. Геодезисты по распоряжению Главного штаба состояли на котловом солдатском довольствии Одесского пехотного полка.

Капитан Артамонов помнил их поименно, знал их деловые и духовные качества.

Унтер Тарас Семиволос, сын полтавского уездного секретаря, перенял от родителя аккуратность и четкость в работе, почерк был у него красивый и ровный. Ему Николай Дмитриевич доверял писать на карте названия населенных пунктов, заполнять титульные листы, оформлять стенды для показа геодезической продукции. Сослуживцы о нем шутили, дескать, если ему прикажут, он нарисует и ассигнацию. Он умело копировал подписи, но об этом никому не признавался, понимал, если узнает начальство, накажет, а то, чего доброго, разжалует и ушлет в штрафную роту. В нем чувствовалась хозяйская жилка — тоже, видать, от родителя, он бережно относился к казенному имуществу, помогал во всем унтеру Балабанову, сыну священника. Еще недавно они оба были студентами физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, но нужда заставила их поступить в армию. Так они оказались в геодезическом отделении Главного штаба.

Солдаты Тихон Журилов и Семен Разлуцкий — бывшие семинаристы, из московских мещанских семей. Исключили их из семинарии, как значилось в формуляре, за вольнодумство. Богослова-протоиерея они извели крамольными вопросами. Эти семинаристы никак не могли взять в толк, как сумела Мария, дева непорочная, родить младенца? Это еще что.

Молодой протоиерей и сам сомневался. И без Библии было понятно: здесь не обошлось без мужчины. Но объяснил по-библейски: Мария пасла овец, уснула, а проплывавшая дождевая тучка ее окропила. Влага была божественной. Сложней оказалось объяснение, что Бог, дескать, всемогущ и одновременно, дескать, творец. Досадили вопросом: может ли Бог сотворить такой камень, что и Сам не поднимет? Это уже было богохульство. Им побрили головы. Казарма стала их родным домом. Но так как они обладали крепким трезвым умом, довольно быстро освоили геодезическую премудрость.

Своим путем в геодезическое отделение попал солдат Савелий Чикутин. Капитану Артамонову его рекомендовал товарищ по Александровскому Сиротскому московскому корпусу. Савелия Чикутина перевели из пехотного полка, где он, бывший студент геологического факультета, развозил почту. Солдат оказался одаренным топографом, быстро освоил новые геодезические приборы, в том числе буссоль Шмалькальдера, легко ориентировался на местности.

Всех огорчало исчезновение унтера Балабанова. Сам он не мог решиться на дезертирство. Видимо, возлюбленная здесь была ни при чем.

В штабе округа этому факту не придали значения: не их подчиненный. По окружному телеграфу капитан запросил Санкт-Петербург. Ответили: найдите замену на месте, по своему усмотрению. Главный штаб также дал согласие обеспечить экспедицию охраной из числа стрелков Одесского военного округа.

Вот тогда и возникла мысль обратиться за помощью к полковнику Скобелеву.

Михаил Дмитриевич, узнав, что капитан Артамонов желает к нему прибыть в гости, выслал верховых лошадей, и в тот же день офицеры встретились. Уже за обедом разговор перешел в деловое русло.

— Я вам стрелков подберу, — говорил полковник, наполняя фужеры вином, выдержанным в кленовых бочках.

Вино он хвалил сдержанно, зная, что гость в здешних местах не новичок, пробовал всякие вина.

— Вы, Николай Дмитриевич, считаете, что двух стрелков для охраны достаточно? Так? Вы же отправляетесь не в благословенный Орск, где после Пугачева новых бунтов не намечается. Вы отправляетесь, можно сказать, в пасть матерому волку. Два стрелка — защита малоутешительна. У Грибоедова была добрая сотня казаков, и то не уберегли бедолагу — растерзали до неузнаваемости. И турки не лучше персов. Вам не хуже меня известно, что, как утверждают историки, Османская империя возникла от меча. Видимо, не случайно воинственные турки любят отрезать головы даже мертвым. Потомки огузов [1] уже пять веков претендуют на мировое господство. От сельджуков унаследовали мощную военно-феодальную организацию. Крестоносцы, считай, подарили им обессиленную Византию, вторглись в ее европейские владения, поработили Сербию, Болгарию, Македонию, Фессалию. Родину православия сделали своей столицей. Черное море, исстари называвшееся Русским, объявили своим внутренним морем, запретили плавать на нем нетурецким судам. В итоге царившая здесь оживленная торговля замерла, на целые века затормозило экономическое и культурное развитие южных областей нашего Отечества.