Агент полковника Артамонова (Роман) - Яроцкий Борис Михайлович. Страница 4

— Вы от их благородия? От Николая Дмитриевича? — обрадовался Константин.

Он был при наградах. Это его реклама: всякий с деньгами не прочь прокатиться в роскошном экипаже, которым управляет кавалер ордена Святого Георгия.

— Господин капитан приглашает вас в гости, — сказал Чикутин, как будто перед ним был не отставной солдат, а самый что ни есть унтер-офицер, не однажды побывавший в деле.

— Когда, изволю спросить?

— Сегодня вечером.

— Доложите, буду после захода солнца. Отвезу седока, если таковой окажется. И как только с лошадьми управлюсь. Сегодня лошадки притомились. Жара.

По тому, как Фаврикодоров легко согласился на встречу, солдаты поняли, что тот надеялся хотя бы еще раз увидеться с офицером, предложившим называть себя не «ваше благородие», а «Николай Дмитриевич». Не для красного словца офицер спросил, где в случае надобности можно будет разыскать ветерана Севастопольской баталии.

Константин Фаврикодоров прибыл в расположение полка точно в указанное время. Николай Дмитриевич повел его в офицерскую столовую.

Гость был в гражданском платье: в синей русской косоворотке с множеством перламутровых пуговиц, в серых шароварах из грубой шерсти, заправленных в высокие кожаные калоши. По одежде трудно было определить: он — русский, молдаванин, болгарин? Но, пожалуй, только в Одессе по таким калошам определяют: этот человек живет не в достатке, но и не бедствует.

Подали ужин, и офицер начал разговор о вещах вроде бы незначительных: о погоде, о ценах на лошадей, где выгодней их приобрести — на одесском рынке или в Европейской Турции?

— Я понял: вы отправляетесь на Балканы, — догадался гость.

— Да, в геодезическую экспедицию. Нас восемь человек. Нужен девятый. Проводник.

— Как надолго?

— Примерно на полгода. Если у вас есть желание побывать на своей родине, я вам делаю предложение.

— Желание у меня великое. Во сне я часто вижу милую моему сердцу Болгарию. Я туда воевать поеду.

— А проводник — это тот же воин.

— Конечно, если он знает, кого он ведет.

— В данном случае российскую экспедицию, — напомнил капитан. — Будем уточнять старые карты. А карты не вам объяснять, с какой целью уточняются.

Фаврикодоров выразительно взглянул на капитана: они друг друга поняли.

— Значит, дед Иван к нам придет на помощь? Тогда я согласен. Принимаю ваше предложение. Только вот мой хозяин господин Коган прикарманит мой заработок. А деньги мне ой как нужны!

— Долги?

— В некотором роде. У меня на попечении семья моего друга.

— Друг погиб?

— Его повесили башибузуки.

— Семья — большая? Ваша семья?

Этот вопрос нужно было задать в начале разговора. Но душевная беседа не допрос, спрашивают, когда не спросить нельзя.

— Нет у меня семьи, — ответил гость. — Вернее, она была, да мудир, из бывших башибузуков, отнял жену.

— Мудир — это кто?

— Турок, начальник почты. Есть такая в Габрово. До мудира мне было не добраться. У него охрана. И тогда я в аппаратную бросил факел. Аппаратная сгорела, а меня взяли для допроса. Но я в ту же ночь сбежал. На дубке переплыл Дунай. Добрался до Одессы, а оттуда уже на русском паруснике — в Крым. Спасибо командиру Греческого легиона, принял волонтером. Легион всю кампанию находился на передовых позициях.

Он помолчал, как бы не решаясь выдать свою мечту. Сказал:

— Мне бы попасть в Габрово. У меня там родители. Очень хочу видеть сына. Да и жену…

Константин, с виду веселый человек, оказывается, не просто тосковал по родине. Во сне он видел близких ему людей, жил мечтой о встрече. И вот благодаря экспедиции такая встреча могла состояться.

Во время беседы выяснилось, что бывший волонтер Греческого легиона, сражавшийся за Россию на бастионах Севастополя, не является подданным России. Подданство пришлось оформить в срочном порядке, а заодно и семью казненного турками друга передать на попечение православного монастыря селения Бирзулы.

Коган, когда узнал, что Фаврикодоров от него уходит и требует, как в таких случаях полагается, расчет, сначала пообещал набросить рубль на каждую полученную от седоков сотню. Но, встретив решительное стремление своего извозчика уйти во что бы то ни стало, пригрозил, что, если тот вернется в Болгарию, обязательно будет схвачен и казнен за поджог почтового отделения. Коган, оказалось, многое знал из прошлой жизни своего извозчика.

За три недели пребывания в Одессе Николай Дмитриевич подготовил экспедицию к продолжительной работе в Европейской Турции, были тщательно отработаны имевшиеся в штабе округа карты, прежде всего английские и французские, но все они были изданы в тридцатые и сороковые годы, когда эти две колониальные державы готовились к войне с Россией. Англичане и французы бредили Балканами. Отнять их у Турции они считали делом времени. Главная преграда — русская армия и русский военно-морской флот.

На Западе политики и военные надеялись, что Турция не позволит России подойти к Балканскому полуострову, но одна она Россию не одолеет. Потребуется военная помощь Запада. И такую помощь Турция получила. Вместе с Англией и Францией она участвовала в Крымской войне. Считалось, что турецкая армия может противостоять российской, если ей дать новое оружие и европейских инструкторов, тех же англичан и немцев.

Турецкая армия также нуждалась в новых топографических картах. Турецкое правительство обратилось к своим западным союзникам уточнить карты, в частности карты Балканского полуострова. Англия и Франция ответили молчанием. Тогда русское посольство в Константинополе, обсудив это обращение с Главным штабом, объявило, что подобную работу могут выполнить российские геодезисты.

Турецкое правительство дало согласие на допуск российских геодезистов в придунайскую область при условии, что уточненные топографические карты будут переданы турецкой стороне.

Речь шла о передаче копий.

Опытный геодезист, который мог бы возглавить экспедицию, отыскался довольно быстро. Выбор пал на капитана Артамонова. Его рекомендовал профессор Обручев, знавший офицера по Академии Генерального штаба. Он единственный из учащихся геодезического отделения был за усердие в науках по окончании академии удостоен малой серебряной медали, его имя было занесено на мраморную доску.

В личном деле «Прохождение службы» сохранилась немаловажная запись: «По окончании академического курса отправлен на обсерваторию академии в село Пулково». И там же: «По окончании занятий на обсерватории отчислен из академии с причислением к военно-топографическому отделу Главного штаба».

Отдел недаром назывался военно-топографическим. Одного умения составлять карты было недостаточно. Для офицера Генерального штаба любая местность — это вероятный театр военных действий.

Были командировки по стране. Здесь офицер набирался опыта, учился применять полученные в академии знания на практике.

Профессор Обручев как педагог и военный теоретик не упускал из поля зрения своего питомца.

Отправляя выпускника академии теперь уже в заграничную командировку, более того — во главе экспедиции, профессор Обручев напомнил:

— Вам предстоит заниматься делом в стане хитрого и коварного противника. Что нельзя будет занести на бумагу, держите в голове. Даст Бог, ваша командировка повторится, но уже не по милости султана.

Прощаясь, он подчеркнул важность миссии:

— Вашей экспедиции мы придаем особое значение.

Профессор не сказал, кто это «мы», но капитан догадался. Многие детали экспедиции были согласованы с военным министром генералом Милютиным.

Эти два человека, обласканные монархом, вынашивали планы освобождения славянских земель, включая Константинополь, колыбель православия.

Слова авторитетнейшего в Российской армии профессора Николай Дмитриевич запомнил крепко. Профессор прямо не сказал, что в экспедиции помимо геодезических съемок местности предстоит заниматься разведкой. А разведка задолго до военных действий, в понимании капитана Артамонова — это создание на территории противника агентурной сети.