Опущенная - Колычев Владимир Григорьевич. Страница 17

Он ловил и не прозевал опасный момент, и даже смог заслониться от удара. Но фиксатый сам поджидал его. И ударил Севу в тот момент, когда он собирался ответить чернявому. И ударил ногой в пах — заученно, со всей силы. А тут и чернявый подоспел — врезал ему кулаком в челюсть.

Сева удержался на ногах и даже смог блокировать летящую в него ногу, но слишком неравными были силы. Гопники явно знали толк в уличной драке, они смогли свалить его наземь, а затем обрушили на него град ударов. Причем целили ногами в голову…

Сева пришел в себя, когда все закончилось. Голова его лежала в клумбе, а ноги — на тротуаре. Олеся трясла его, пытаясь привести в чувство. Гопников не видно, не слышно.

— Как ты? — спросила Олеся, с тревогой глядя на него.

— Да все нормально… — Сева оттолкнул ее, решительно поднялся.

Он смог встать на ноги, но едва удержал равновесие — так сильно закружилась голова. Он едва добрел до скамейки, сел, обхватил голову руками.

— Вот Сволочи! Откуда они взялись? — стенала Олеся.

Сева молчал. Отребья в городе как собак нерезаных, так что нарваться не проблема. А он сам повод подал — наорал на Олесю. Может, и прошли бы мимо, но нет, нашли причину…

— Ты меня больше не обижай, ладно?

Сева мрачно усмехнулся. Не в его положении что-то говорить на эту тему. Обделался — обтекай.

— Тебе в больницу надо, — сказала Олеся.

— Было бы из-за чего, — недовольно буркнул он.

— Тогда пошли ко мне. Я тебе компресс сделаю…

Сева качнул головой и снова поплыл куда-то в сторону. Олеся сидела рядом, он уперся в нее, и кружение остановилось. Надо же, подставила плечо.

— Пошли!

Сева ничего не сказал. И с места не тронулся. Но спустя время все же оказался у Олеси в комнате. Может, она и шлюха, но больше некому позаботиться о ней. А Настя… Настя где-то далеко. И если вернулась, то незачем ее искать…

Дверь открылась, в камеру зашел щеголеватого вида подтянутый старшина:

— Солохина, на выход!

Он поскреб у себя за ухом, с кислым видом глядя на Настю. Как же так, отец — известный в городе человек, а дочь — наркоманка, шастающая по чужим квартирам.

Отец схватил ее за руку, едва она переступила порог камеры.

— Живая? — Он обнял ее, прижал к себе.

— Не так дочь воспитываете, Василий Лукьянович, — сказал стоящий у него за спиной офицер с майорскими погонами.

— Ты, Алексей Никитич, много чего не знаешь.

Настя уже знала, что не числится в розыске, не ищут ее как жертву похищения.

— Ну так просветите.

— Давай завтра. И я объясню тебе все очень подробно, — разглядывая дочь, сказал отец.

Он пожал руку майору, поблагодарил его, и они с Настей вышли во двор. Он показал ей на переднее сиденье, сел за руль. Завел машину, трясущейся от волнения рукой включил первую скорость, но тут же вернул в нейтральное положение. Не в том он был состоянии, чтобы вести машину.

— Так, давай рассказывай, — доставая из кармана склянку с таблетками, сказал отец.

— А что рассказывать?

— Что они с тобой… Кто тебя похитил?

Отец бросил в рот таблетку, открутил пробку от пластмассовой фляжки с водой.

— А кто меня похитил?

— А разве нет?

— Мне в милиции ничего не сказали…

— А мне сказали. Что убьют тебя, сказали. Если я в милицию заявлю… Но ты же не думаешь, что тебя не искали?

Настя пожала плечами. Возможно, отец действительно вышел на след Свастика, если тот сократил ей срок пребывания в притоне. Но говорить об этом не хотелось. Дурно ей. Сейчас бы выпить чего-нибудь горячего, и в постель — раны душевные зализывать. А еще лучше уколоться, тогда душа запоет. И курнуть было бы неплохо…

— Что они с тобой сделали?

— Изнасиловали, — сказала она, сама удивляясь своему спокойствию.

— Что?!

Отец встрепенулся, но в глаза не посмотрел. Ничего другого от похитителей он не ждал.

— Но это же лучше, чем если бы меня убили? — Настя не хотела его ни в чем упрекать, но язвительные нотки сами по себе врезались в голос.

— Пойми, они не требовали выкуп. Они просто хотели отомстить.

— Ну, они, наверное, тебе говорили…

— Нет. Я судья, я мог кого-то несправедливо осудить… Но в данном случае я точно осудил справедливо!.. Кто тебя похитил? Я должен знать имя этого человека.

— Я не знаю.

— Как он выглядит?

— Не скажу.

— Почему?

— Потому что он снял на видео… Как со мной… Ты же не хочешь, чтобы кассета со мной гуляла по видеосалонам.

— Сволочи!.. Ничего, я еще доберусь до них! — Отец сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

А лицо, напротив, покраснело — от натуги.

— И еще меня посадили на иглу.

Отец встрепенулся точно так же, как тогда, когда она сказала про изнасилование. Но на этот раз вопрос застрял в горле. Он просто не мог вымолвить слова от волнения.

— Ты же знаешь, за что меня взяли…

— Взяли… — выдавил он. — В доме. На Лермонтова… Что ты там делала?

— Раньше там жил Женя.

— Понятно.

— Что тебе понятно?

— Кто он такой?

— Бизнесмен.

— Я хочу знать его фамилию.

— Фамилию?.. — Настя пожала плечами. Она не знала, какая у Жени фамилия.

Она не интересовалась, а он не говорил. Но раньше это не казалось ей странным.

— Не знаешь?

— Да как-то мимо прошло…

Она убиралась в доме, но ни разу не нашла ничего такого, что указывало бы на его фамилию. Но это можно было объяснить: дом-то съемный, там не могло быть его документов.

— А сам он где?

— Меня, наверное, ищет…

— Он как-то связан с людьми, которые тебя похитили?

— Нет, — не задумываясь, соврала Настя.

Не хотела она, чтобы порно с ее участием стало достоянием гласности, поэтому не надо говорить про Сластика. Тем более что Женя сам его накажет. Когда-нибудь… Как-нибудь… Или кто-нибудь пристрелит его как собаку. В мире криминала это в порядке вещей…

— Но ты знаешь, кто тебя похитил?

— По фамилии — нет.

— А в лицо?

— Я, кажется, говорила про видеосалоны, — мрачно усмехнулась она.

— Ты говорила про иглу, — осторожно сказал отец.

— Это страшнее всего, — вздохнула она.

— Ты чувствуешь зависимость?

Настя едва не сказала «да». Но вместо этого она удивленно глянула на отца:

— Нет.

Действительно, как он мог подумать о ней так плохо?

— Но ты же сделала себе укол.

— Они оставили мне ампулу… А я хотела умереть… Но не умерла…

— Девочка моя.

Отец потянулся к ней, обнял. Но Настя вдруг представила на его месте Сластика. Ее охватил ужас, она оттолкнула отца.

— Что с тобой?

— Мы едем или нет? Я уже замерзла здесь.

— Да, конечно.

Но со Сластиком было не так уж и плохо. Он, конечно, мразь, причем во всех отношениях, но у него был марафет. И он умел его наводить. А что ждет ее дома?.. Если она попросит укол, ее тут же отправят на принудительное лечение — возможно, даже в ЛТП. А ей это нужно?

— Маме ничего не говори, — по дороге к дому сказала она.

— Что не говорить?

— Про изнасилование… Про наркоту… Просто держали в доме. Просто на хлебе и воде. Чтобы ты переживал… Они же могли тебя бояться?

— Ну, они должны меня бояться, — кивнул отец.

— Боялись. Поэтому не тронули.

— Но ведь тронули…

— Ты же об этом никому не скажешь?

— Э-э… Нет. Пока эту сволочь не найду, не скажу… А когда найду, сам его своими руками…

— Без суда? — усмехнулась Настя.

— А разве я не судья?

— Судья… — кивнула она. И немного подумав, с невольным сарказмом в голосе добавила: — Только они тебя не боятся.

Отец глянул на нее цепко, с подозрением. Уж не проснулся ли в ней цинизм, свойственный наркоманам и прочим деклассированным элементам?

— Ты ни в чем не виноват, — сказала Настя.

Нет, нельзя ей показывать зубы. Нужно быть пай-девочкой. Только так можно заслужить свободу, которая позволит ей встречаться с Женей. Она обязательно найдет его, и они снова будут вместе. И каждый день они будут любить друг друга. Сначала уколются, а потом в постель.