Красный Царицын. Взгляд изнутри (Записки белого разведчика) - Носович Анатолий Леонидович. Страница 9

Включение Царицына в Северо-Кавказский округ позволило Минину выйти на широкую арену областной деятельности и вот, вероятно, недостаток кругозора бывшего семинариста и стал причиной того, что Минин утерял свой вес и не мог справиться с выпавшей на его долю задачей.

Те или другие причины виновны, но Минин перестал играть выдающуюся роль. Ерман, Минин представляют собой, так сказать, гражданское управление Северного Кавказа. Приведенные типы были бы не полны. Дополняли военные деятели, на которых также следует остановиться.

В июне и июле месяце таким военным деятелем являлся бывший унтер-офицер лейб-гвардии драгунского полка, «товарищ» Тулак. Этот «самородок-стратег» держал в повиновении весь царицынский округ и расправлялся с негодными для него элементами самым решительным и беспощадным образом. Царицыну не раз грозила опасность стать жертвой различных возвращающихся с фронта шаек, которые часто достигали внушительных размеров. Но Тулак, своеобразно понимая тактику и стратегию, тем не менее, всякий раз удачно справлялся с непрошенными гостями и спасал Царицын. В личной храбрости и военном глазомере ему отказать нельзя и поэтому его популярность была значительна. Главной ареной его деятельности был фронт, начиная от станции Лог и кончая станцией Ремонтная. Способ управления был простой. Там, где было плохо, Тулак ехал лично и увлекал за собой отступающих красноармейцев. Но, что хорошо было ранней весной, то во время наступления значительных казачьих сил стало плохо, и на его месте появился недюжинный самородок — Ворошилов.

Ворошилов — бывший слесарь, выдвинувшийся благодаря революции и полной разрухе, в так называемых армиях южного Главковерха Антонова-Овсеенко [13], которые отступали, теснимые немцами. Там он получает назначение командующего 3-й армией. После разгрома большевиков под Ростовом и Новочеркасском [14] он объединяет под своей командой остатки своей третьей, первой армий, Морозовской и Донской революционных дивизий и ставит себе задачей пробиться к Царицыну, месту рождения всех остатков большевистских сил. Под станцией Морозовской его войска были окружены казаками со всех сторон, но благодаря его энергии и помощи Сталина он пробивается к Дону, восстанавливает связь с Царицыным, восстанавливает железнодорожный мост и, наконец, соединяется с царицынским гарнизоном, приведя ему свыше 15-ти тысяч штыков и многочисленные запасы, награбленные в Ростове, Новочеркасске и в станицах по пути. Эти заслуги, а вместе с тем ясный ум, здравые военные рассуждения сделали то, что Ворошилов, через самое короткое время занимает выдающийся пост в военном командовании не только Царицына, но и в большем масштабе, попадая в тройку военно-революционного Совета Северо-Кавказского округа, а вместе с тем на должность командующего 10-й армией южного фронта.

Надо отдать справедливость Ворошилову, что если он не стратег в общепринятом смысле этого слова, то во всяком случае ему нельзя отказать в способности к упорному сопротивлению и, так сказать, к ударной тактике.

Между прочим, учитывая способности в военном командовании наших противников, необходимо ввести весьма существенную поправку на ту трудность, которую она встречают в смысле отсутствия повиновения в подчиненных им войсках и несмотря на отмену, продолжающийся митинговый способ выполнения приказаний.

Из остальных типов Царицына интересен тип левого эсэра Федотова. Минин после московского восстания эсэров шутя представлял Федотова: «единственный надежный левый эсэр», и действительно Федотов был единственный человек в городе. Он был всегда справедлив, ровен и каждый данный момент, не думая о грозившей ему опасности, был готов заступиться за каждого несправедливо арестованного или обвиненного. Но главная заслуга его состояла в том, что он всеми силами старался умерять дикий разгул большевиков и смягчать их огульные репрессивные меры.

Вот среди каких типов и в каких условиях протекала жизнь царицынцев летом 1918-го года.

Среди этих же типов, но близко с ним соприкасаясь, работая совместно с ними, но против них: на так называемый активный саботаж, на перемешивание их карт, находилась одинокая, почти отрезанная от своих, группа контр-революционеров.

Тяжелая и мало заметная работа выпала на их долю. Многие из них не раз побывали в открытом бою против врага и в самые жестокие моменты боя, в самые опасные рискованные минуты атак на неприступные позиции не испытывали таких жутких минут и такого нервного потрясения, как им довелось испытать во время исполнения ими этой задачи. Не преувеличивая можно сказать, что все время, проведенное среди большевиков, есть балансирование между стенкой для расстрела и веревкой для повешения.

Ноев ковчег

Вожди советской республики, «наркомы» и «главковерхи», в комиссариатах и штабах — это Ноев ковчег, где очень мало чистых и бесконечное число нечистых. О видных руководителях советской республики, на обязанности которых лежит «кидать толпе лозунги», как говорят в Совдепии, мне уже не раз приходилось писать в «Донской Волне».

Теперь мне хочется рассказать о тех комиссарах, которые делают советскую погоду на местах и занимают более или менее заметные посты на юге России, направляя удары на Дон и Кубань.

Остановлюсь прежде всего на казаках-комиссарах. Казак Урюпинской станицы Хоперского округа Селиванов был политическим комиссаром южной группы советских войск. Алкоголик, эфироман и морфинист — Селиванов всегда производил впечатление ненормального человека. Спирт и наркотика требовали денег, их черпал Селиванов без стеснения из советского денежного сундука. На обязанности политического комиссара лежит надзор за административным аппаратом армии и к военным делам он отношения иметь не должен.

Но Селиванов ожидал бранной славы. В конце мая прошлого года казаки подошли к Урюпинской станице. Селиванов заявил о своем желании отстоять «родную» станицу. Взял сто тысяч рублей на организацию обороны станицы, забросил за спину винтовку, запасся у доктора эфиром и уехал из Царицына к Урюпинской. И только недели через две после взятия казаками Урюпинской Селиванов [15], вернулся в Царицын, развязно повествовал о своих подвигах, но отчета в израсходовании ста тысяч дать не мог, как не мог и объяснить, где он провел две недели после проигранных сражений около «родной» станицы.

Отчет у него требовали, но Селиванов пил, нюхал эфир и безобразничал. Значительно позже выяснилось, что в Урюпинскую станицу Селиванов ездил для эвакуации своей семьи в Борисоглебск, где и пропьянствовал эти две недели.

После такого «конфуза» Селиванов взял еще несколько десятков тысяч рублей и с ними укатил в Москву. В Москве его приласкали в совнаркоме, и там он и доныне благоденствует.

Председателем донского исполнительного комитета — донского «цика», был казак Ковалев [16] из Донецкого округа.

Ковалев был замечателен только громадным ростом и физической силой. Он держался скромно, чувствовал свою незначительность и в спорах всегда соглашался со своим оппонентом.

К власти его призвал съезд советов Донской советской республики [17], бывший в Ростове в марте 1918 года. На съезде Ковалев произнес юмористическую речь о «зверствах» партизан, иллюстрируя ее таким примером:

— Забрались партизаны в дом и руками брали из банки варенье.

Этот же Ковалев ездил к германскому генералу фон-Арниму заключать мир от имени Дона с Германией.

После занятия добровольцами Тихорецкой донской «цик» утратил свое значение, и Ковалев остался в военной инспекции у Подвойского [18]на ролях простого осведомителя по казачьим вопросам.

Наиболее яркой фигурой из казаков-комиссаров является Евгений Трифонов [19]. В марте 1918 года он, ловко обойдя «наркомов», получил у них около двадцати миллионов рублей на организацию борьбы на юге России. Понятно, деньги ушли без отчета со стороны Трифонова перед давшими их. Он организовал так называемый «центро-юг», просуществовавший до мая в Донской области, а затем перекочевавший в Царицын.