Октябрь, который ноябрь (СИ) - Валин Юрий Павлович. Страница 94

- Если получится, - с большим сомнением прокряхтел режиссер - на заднем сидении кидало крепко.

- Вы мне сигнальте, я плавность добавлю, - пообещал Колька.

- Попробуем, - простонал придавленный штативом оператор.

- Вы, товарищ Дзига, сразу готовьтесь, - посоветовала Катрин. - Это очень быстрый транспорт.

Киношники молча завозились. По представлениям шпионки, будущий знаменитый режиссер и кинодокументалист должен быть говорливее и наглее. Впрочем, обстоятельства сказываются. Товарищ Островитянская выдернула киноспециалистов буквально из постелей и в себя виртуозы объектива еще не очень пришли.

"Лорин" мгновенно настиг двигающуюся по Шпалерной полковую колонну. Радиовещательная машина смолкла, тишину осенней ночи нарушал стук тысяч сапог и ботинок, да звяканье оружия. Полк - пусть и численностью в полноценный батальон - это порядочное количество угрюмых звуков. Застрекотала кинокамера...

И в эти мгновения мрачного торжества ночи Октябрьского восстания от середины колонны, от прогрессивного агитационно-штабного автомобиля необыкновенно ясно разнесся запевающий женский голос:

- Призрачно все в этом мире бушующем,

Есть только миг, за него и держись...[43]

"Лорин" скользил вдоль колонны и Катрин почти с ужасом наблюдала как меняются лица.

...Есть только миг между прошлым и будущим,

Именно он называется жизнь.

Бойцам песня была, конечно, неизвестна. Но как не понять настроение этих душевных строф? Товарищ Островитянская, прежде особых талантов по части пения не проявлявшая (скорее, наоборот) превзошла себя. Никакого фальшивого гундосенья. Негромко, но отчетливо, звукооператор осторожно вводил на динамики собственно музыку...

- Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,

Но не всегда по дороге мне с ним.

Чем дорожу, чем рискую на свете я?

Мигом одним...

Киносъемочный "лорин" обогнал радиомашину. Катрин стало окончательно не по себе: она видела сидящую на крыше кунга меж двух автоматчиков сообщницу - Лоуд пела, глядя вверх, гарнитура микрофона была едва заметна. И вообще казалось, что это вовсе не оборотень...

Усилием воли удалось отогнать наваждение. Помог стрекот камеры. Бесспорно, Фло не стала бы петь на камеру.

- Пленки, пленки мало, - стонал режиссер, удерживая свесившегося за борт оператора. Колька сейчас вел машину плавнее некуда, скользили под оком камеры ротные шеренги...

- Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,

Но не всегда по дороге мне с ним.

Чем дорожу, чем рискую на свете я? - осторожно поддерживали песню молодые и не очень молодые усатые бойцы.

На подножку "лорина" запрыгнул автоматчик:

- Вам велено срочно вперед. Тех наснимайте, что на площади. Думскую делегацию, и этих... попов. Подошли уже к месту, посыльный оттуда прикатил.

Самое сложное в подобных мероприятиях - координация. В идеале был бы вариант одновременное вхождение на Дворцовую колонн всех представительств. Но где тот идеал...

"Лорин" несся, рассекая узкими лучами фар октябрьскую тьму. Промелькнуло раздвинутое заграждение у Французской набережной. Караульные из школы прапорщиков подтянулись при виде знакомого лимузина. Киношники успели перезарядиться - камера запечатлевала темные окна, пустые улицы, редкие костры... На близкой Неве угадывались мачты и тусклые огни подошедших почти вплотную тральщиков и минных заградителей: артиллерия на них символическая, главные флотские силы - "Аврора", эсминцы и дряхлый линкор грозят орудиями издали.

- Какая атмосфера, - шептал режиссер. - Проспали бы, ах, черт, все бы проспали...

Последняя баррикада, простор Дворцовой. "Лорин" подпрыгнул левыми колесами на выбоине от наспех зарытого пулеметного гнезда.

- Пора заканчивать с этими революциями, - сурово заметил Колька. - Так всю подвеску загубим.

- Отснимем и закончим, - отозвался освоившийся режиссер. - У нас пленки в обрез, еще на один переворот определенно не хватит.

Пока заканчивать было рано. Дворцовая и Зимний дворец в приглушенных огнях - все ждало. Таяла во тьме вершина Александрийского столпа, замерли выстроенные роты юнкеров, ударниц, спешенных казаков. Плотно сбили строй отдельно стоящие добровольческие офицерские дружины - немногочисленные, неочевидно вооруженные, но, надо думать, чрезвычайно опасные в бою.

Трибуну по обоюдному требованию переговаривающихся сторон, на площади устанавливать не стали. Не тот момент, не митинговый. Перед строем войск выделялась группка начальствующего состава: можно узнать Керенского - встрепанного, в распахнутой шинели без знаков различия, генерала Полковникова с отстраненным полумертвым лицом, нескольких министров правительства. Поодаль мерзли представители духовенства, в их званиях Катрин не разбиралась, но если верить завотделом - удалось выдернуть "самых-самых". "Если знать подход и правильно нажать, представители православия являют истинные чудеса оперативности, и могут дать фору любым иным конфессиям" - признавала тов. Островитянская.

Архимандрит выглядел суровым - естественно, не благословлять незаконную смену власти явился, но "засвидетельствовать и воспрепятствовать кровопролитию, ибо...".

Какое именно в данном случае "ибо", Катрин забыла - все стороны выдвигали такую массу условий и требований, что упомнить детали невозможно. Вот на левом фланге в демократическом строю (обычно именуемым "толпою") стоят представители Петроградской думы и иных либеральных слоев общества. Вызвались идти из городской думы и грудью защитить Временное правительство, отшагали строем, распевая "Марсельезу" от Казанской площади, а теперь как-то съежились и оробели, несмотря на совместное приглашение и многократно подтвержденные гарантии безопасности Временного правительства и ВРК. Хотя и понятно - у вооруженных сторон остаются явные и тайные козыри: и трехдюймовки с картечью, и пулеметы, и Петропавловка, по несколько преувеличенным слухам готовая начать всеми батареями тотальную бомбардировку дворца, а вот думцы, кроме сомнительной брони теплых пальто, подбитых бобровым и хорьковым мехом, особых резервов не имеют.

- Вы снимать-то будете? - взволновался Колька.

- Постой, тут без спешки, тут одним планом брать нужно, - бормотал оператор, поднимая треногу на корму машины. - Тут такая история, брат...

Он оборвал сам себя, швырнул кепку на сидении и припал оком к кинокамере. Застрекотало...

Это правильно - ученого учить, только портить. Оператор приник к камере как к пулемету, изнывающий Вертов односложно подсказывал коллеге. Катрин сидела на переднем сидении и слушала доносимую порывами ветра музыку. Мятежные силы приближались...

- Встретить, встретить нужно, - в отчаянии застонал режиссер. - Петр Карлович, перезаряжай же! Николай, будьте добры...

- Так я готов, - заверил водитель. Авто мягко и мощно взяло с места.

Силы ВРК должны были вступить на площадь через ворота Главного штаба. Туда, в сторону череды огромных арок, в сторону приближающейся грозной и непонятной музыки сейчас смотрела вся площадь. Тянули тонкие шеи юные юнкера, распахивали глаза ударницы, бледнели думцы...

Катрин, наконец, разобрала знакомую, казалось, уже навсегда забытую мелодию:

- Есть у Революции начало,

Нет у Революции конца!

Миру мы несём рассвет Вселенной,

Нашей правды светлые слова,[44]- торжественно предрекали штабные динамики.

"Лорин" остановился на подъезде к арке, оператор взял общую панораму, машина тихо двинулась ближе к проезду.

- Медленнее, Коля, медленнее! - умолял Ветров.

Извне к площади приближалась черная волна. Броневики, автомобили и вооруженные до зубов люди, издали казались единой массой. Флаги на броне и в руках лишь изредка попадая в полосы света, озарялись багряно-алым. Дракон социалистического восстания подползал к Дворцовой, по его мощному телу пробегала дрожь отблесков щетины штыков.