Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka". Страница 259

Впрочем, когда это Райн — а именно он был тузом трефов — имел что-то против чёрной магии? Это ведь Андэль его постоянно отговаривал… А теперь… Теперь Константин вряд ли попробует сделать это. Ему хорошо хотя бы потому, что ему больше никто не мешает. Что ему ещё надо? Он просто пожмёт плечами и пройдёт мимо, даже если перед ним будет лежать умирающий человек. Что уж тут говорить о живом и, в общем-то, физически здоровом Отакаре? Уж это Рид должен понять — что Константин никогда бы не стал останавливать кого-либо от какого-либо глупого поступка, если это, конечно, не скажется на репутации всей команды? Когда это Райну было небезразлично то, что происходит вокруг него? У этого парня была некая своя цель, к которой он шёл все эти годы, что учился в Академии. И больше его ничто не интересовало…

— Константин не имеет ничего против чёрной магии, если ты не знал, — пожимает плечами Эрна. — Вполне возможно, что именно он и подкинул ту книжку Андэлю. Знаешь ли… Мировосприятие Райана несколько более… прогрессивно, что ли, чем ваше.

Толмей ожидаемо фыркает на эти слова. Ну, конечно — поверить в прогрессивность строгого и консервативного великого и ужасного Константина Райна, который нагонял ужас одним своим присутствием — это выше сил червового валета… Конечно… Как могла Эрна этого не учесть?

— И его «прогрессивность» в том, что он одобряет чёрную магию? — кривится Рид. — Хороша «прогрессивность»! Ничего не скажешь!

Бубновая королева смеётся. Смеётся… Ей почему-то становится в душе так хорошо, так легко, что не рассмеяться — грех. Ей так хорошо, что она готова вскочить, позабыв про больную ногу, обнять Толмея и кинуться — куда-нибудь… Броситься — бегать по траве, по цветам, по листьям… Вспорхнуть и — куда-нибудь улететь. Полететь туда — в Древнюю эпоху. Чтобы увидеть легендарный Сонм Проклятых. Чтобы пуститься в пляс вместе с Драхомиром и Деифилией, чтобы услышать хриплый смех Йохана, чтобы увидеть ухмылку Танатоса и прекрасные глаза Хелен… Если бы девушка только могла бы это сделать — она обязательно бы кинулась к ним…

— Ты — непроходимый дурак, Рид… — качает головой Эрна. — Плоха не чёрная магия как таковая. Она совершенно безвредна сама по себе, если ей не начинают пользоваться во зло. Как бы объяснить… Сам по себе нож не является злом, злом он является только в том случае, когда ты хочешь убить им кого-нибудь. Так и магия! Всё совершенно просто… Всегда дело лишь в человеке!

Толмей молчит. Молчит… А бубновая королева старается не отвлекаться на легенды — так она никогда не сможет убедить никого в чём-либо. Всё-таки, Сонм творил столь много всего, что это интересно даже теперь, спустя тысячелетия. Всё-таки, в Сонме были прелестные, необыкновенные люди, с которыми было бы так интересно общаться… Каждый со своей неповторимой историей и судьбой… Люди, сумевшие пронести свою дружбу сквозь века и тысячелетия… Разве они были не восхитительны? Разве ими не стоило восторгаться — этими безумцами, изменившими мир?

Ведь мир меняют только безумцы…

А Сонм Проклятых содержал в себе поистине талантливых и удивительных безумцев, что сумели пройти через столько бед и испытаний вместе, выстоять против всего, что их подстерегало…

— Какой прок в принципах, если для того, чтобы им следовать, нужно лишиться друзей? — спрашивает Эрна. — Какой прок в твоей неприязни к чёрной магии, если ради этого ты готов обидеть лучшего друга, который всегда и во всём тебе помогал? Какой прок в неприятии войны, насилия, смерти — если ради этого нужно отказаться от общения с очень близким тебе человеком?

Действительно — прока в этом нет. Ведь неприятие насилия, войны, смерти, чёрной магии — всё ради того, чтобы друг был счастлив и спокоен. Зачем же это всё, если нужно отказаться ради дружбы?

— Вы, червы, такие смешные… Все — и ты, и Мира, и Тигарден, и Крис, и Тедди… — Хоу поднимает своё лицо к небу. — Подумать только — какие-то принципы могут быть вам важнее друзей!

Небо такое чистое… Такое свободное и прекрасное… Такое далёкое и высокое… Чудесное… Впрочем, вся природа чудесна… Разве возможно было не любить её? Разве можно чувствовать что-то, помимо бескрайнего и невыразимого восхищения, которое сковывает грудь и одновременно позволяет человеку дышать свободнее…

— Нас разделили на масти, потому что у нас способности к разным областям магии, — говорит она, не отводя взгляда от неба, — а вы считаете себя особенными, уникальными, считаете возможным навязывать нам всем свои глупые принципы…

Тут Толмей вспыхивает. Он, всё-таки, удивительный человек… Впрочем, все люди — удивительны. И Эрна в который раз убеждается в правильности своей позиции — неосуждения. В любой ситуации. При любых обстоятельствах. Человек всегда имеет какие-то причины для своих поступков. А если не имеет — просто глуп. Глуп и очарователен в своей глупости…

— Пики тоже считают себя особенными! — восклицает Рид возмущённо. — Но с ними ты ладишь!

Тут бубновая королева прыскает и снова заливается смехом. Ей так хорошо общаться с ним — так смешно, так забавно и здорово… И почти не жалко, что у неё никогда не будет той невероятной и насыщенной приключениями жизни. Почти не жалко… Кого она, впрочем, в этом пытается убедить?

— Так и с вами я не враждую! — усмехается Хоу. — И лажу я с вами. Зачем преувеличиваешь? Стала бы я иначе заступаться за нашего вспыльчивого друга Виланда?

Толмей снова молчит. Смотрит волчонком. Впрочем — как и обычно, когда что-то в речи собеседника его не устраивает. Это его обычное состояние в таких случаях. Вот Виланд сразу выдыхает что-то вроде: «не понял, а ну объясни», а Мира пожимает плечами и просит закрыть этот разговор.

Говорили — Елисавет всегда знала, кем является её избранник. Даже до того, как тот рассказал ей об этом… И всё равно история сложилась именно так, как сложилась… Быть может, всё дело было лишь в этом — как среагировала Елисавет на его признание в том, кем он на самом деле является…

Впрочем, не следовало отвлекаться на это! Это занимало слишком много мыслей Эрны!

— Не имеет значения, кем человек является — светлым, чёрным магом, некромантом, целителем, эльфом, вампиром, магом, сильфом, — если он дорог для тебя, — говорит бубновая королева.

Ведь правда — не имеет? Ведь всё равно, совершенно всё равно, кем является тот человек, с кем ты дружишь — кто он по расе, кто он по магическим способностям, кто он по национальности? Ведь глупо думать, что что-то одно в человеке решает для него всю судьбу… Глупо отказываться от дружбы только из-за трусости — а это почти всегда трусость… За исключением столь малого числа случаев…

— Ты не имеешь права осуждать человека, кем бы он ни был — предателем ли, вором, убийцей, проституткой, — задумчиво произносит Эрна. — Совершенно неизвестно, кем бы ты стал на их месте…

Легенды о Драхомире всегда заканчивались этими словами. Эрна Хоу относилась к рассказам об этом существе с меньшим благоговением и трепетом, нежели к остальным легендам. Драхомир был демоном. Демоном, неистово влюблённым в Деифилию, что была столь тщеславна, что…

Это были одни из самых страшных легенд. В них не было того света, той чистоты, что были в историях об Йохане и Елисавет. Деифилия была другой женщиной, совершенно другой. Тщеславной, гордой, равнодушной, чёрствой… И с прекрасной улыбкой и завораживающим взглядом… Истинный монстр. Она, а вовсе не Танатос, который таким никогда не был…

— Монстр не всегда хуже героя… — роняет она, вставая и направляясь к своей палатке, не оборачиваясь к Толмею. — Вспомни, пожалуйста, древние легенды о Танатосе, об Инарде, об Амоне, о Кэссиди, об Алхене, о Каролине, о Лукасе или даже историю с королевой Аделаидой…

Да, да — вспомнить о них! Вспомнить о ледяном короле, об великом Отступнике, о Разрушителе, о других таких же существах! Это то, что ей нужно сейчас… Она уже напрочь забывает про Андэля, про его умершую недавно сестру, про ссору Отакара с Ридом… А Толмей сидит и смотрит, смотрит удивлённо и непонимающе. Как только он один, пожалуй умеет смотреть.