Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka". Страница 271

— Я выполняю большую часть вашей работы, дорогой герцог Траонт! — отвечает ему Янжина тем же елейным тоном.

И Ал чувствует, как его губы расползаются в усмешке — было весьма любопытно наблюдать за этими двоими… Он переводит взгляд на принцессу Марию, которая с каким-то странным благоговением продолжает слушать речь графа. Этой девочке нет совершенно никакого дела до выражения лица короля, который готов прямо сейчас вскочить с трона, бросить тяжёлую корону на пол и расхохотаться, бросив какое-нибудь колкое замечание в сторону Траонта и Арон…

Альфонс смотрит с каким-то сожалением на это худенькое бледное детское личико и думает о том, что, должно быть, эта принцесса весьма несчастна. А он ведь, если станет её мужем, сделает её ещё более несчастной… Жаль её было, пожалуй… Ни Янжину, ни Джулию, ни Фаррел жаль не было — они были достаточно сильны для того, чтобы справиться с навалившимся на них грузом самостоятельно. Ал был уверен, что ни одна из них не простила бы его за слишком участливое отношение к себе. Алесия нуждалась в поддержке и активно искала её… А Мария Кайеримская? Какой была она? Вряд ли возможно что-то понять по одному лишь приёму — тем более, если они даже не могут пообщаться нормально.

Как они могут стать супругами, если даже не знают друг друга? Голос разума постоянно подсказывал, что девчонка, наверняка, будет несчастна, что бесцветные — почему-то они представлялись именно такими — глаза и вовсе потухнут…

Комментарий к II. II. Глава третья. Надежда для будущей королевы мечей.

Девочка…

Маленькая, хрупкая, драгоценная принцесса…

Та, которую всегда, с самого рождения носили на руках и обожали.

Та, которая воспитывалась за толстыми стенами родительского замка.

Та, которая не знает жизни и даже дурных слов.

Хрупкий ребёнок с нежным лицом и глазами, в которых отразилось столько боли…

Девочка…

Старшая дочь короля - та, которой Господь уготовал великую судьбу.

Ты плачешь - душа у тебя болит о несчастье твоей драгоценной матери.

Ты молишься - о счастье короля, своего отца, хоть и считаешь его вечно неправым.

Ты теребишь чётки - в надежде на собственное счастье в замужестве с королём из соседнего, чужого тебе королевства.

Девочка…

Девочка с озлобленным взглядом тёмно-серых глаз, что с тобой сталось?

Куда подевалось твоё нежное сердечко?

Кем ты сделаешь сама себя? Кем?..

Если в душе почти ничего не осталось…

Любые исправления латинского перевода данного текста (если вы знаете латынь) только приветствуются, так как это то, что перевёл гугл-переводчик.

Карточные масти в разных странах имеют разные названия.

Для справки

Мечи - Пики

Монеты - Бубны

Чаши - Червы

Жезлы, Скипетры, Посохи - Трефы

========== II. II. Глава четвёртая. Трефовый туз. ==========

Pax animi — Idem facito succedere, quod aeque perficere solet.

Si quis unquam manere frigus — iam victor.

Si quis in faciem servabit etiam fit intolerabiliter affliguntur — fuit victor.

Si quis vult scire se scire secreta animi satis manere tranquillitas — fuit victor.

Concitandus — they intercedi quo minus victoria.

Quid enim faciam cum surrexerit ad iram et dolore -, nulla res alia ab animo reliquerit?

Quid facient cum inspicere dolor pomutnyaet velata oculos et animum?

Quid igitur faciam?

Quid ageret, cum morieris tu semper maxima homini maxime timens amittere?

Quam ut animam tuam, erit?

VI.

Празднование преставления мученицы за веру Янжины Редвайнской — один из самых красочных дней в году. Во всяком случае, здесь — в небольшом городке со странным, едва произносимым названием Ёззишуннен. Толпа радостных, одетых в свою лучшую одежду людей, улыбающиеся счастливые лица, весёлая музыка, под которую так хотелось танцевать, разговоры обо всём на свете — всё это можно было увидеть на этом празднике. Начало сентября, ещё почти жарко — лето ещё не окончательно ушло. На улице почти круглый день светло — даже ночью. Листья на деревьях ещё совсем зелёные, яркие, словно бы в июле или августе. Летом всё ярко, всё красиво, всё ослепляюще… А сегодня — день совершенно особенный. Женщины пекут вкусное угощение — запах свежеиспечённого печенья вряд ли кого-то может оставить равнодушным. Маленькие мальчики и девочки стараются стащить из-под носа своих матерей и бабушек хоть немного сладостей, которые приготовлены на вечер. Люди стараются забыть о своих тревогах и проблемах хотя бы на этот день — наряжаются в свою лучшую одежду, готовят угощение, которое им по карману есть лишь один раз в год, на праздник памяти мученицы Янжины. Все здороваются друг с другом, приветливо улыбаются, кланяются. Весь народ стекается на главную площадь, где уже танцуют и поют бродячие музыканты. Стонали смычки и пели свою тоскливую песню струны, но флейты, гобои, свирели снова начинали играть отчаянно радостную мелодию, от которой так хотелось танцевать… На ярмарке можно было очень многое купить — и шикарные разноцветные ткани, и покрытые глазурью пряники, и острые кинжалы, и другое холодное оружие, с самыми причудливыми рукоятками, из которых Константину Райну больше всего понравился один стилет с клинком восьми-девяти дюймов длиной и с рукояткой в виде змеи, и глиняные свистульки, которые, пожалуй, так понравились бы Вейча и Монтаганем, и фарфоровые куклы в атласных пышных платьицах, одна из которых могла бы, пожалуй, понравиться той же Монтаганем или самой маленькой из команды пиков, четырнадцатилетней Катрине Джонс, и разноцветные моточки ниток для вышивания, которые так понравились Мире…

Стук каблуков, шелест юбок, радостные крики маленьких детей, громкая музыка на площади, страшная давка — вот что такое был Янжинин день. Это был праздник, равных которому в Ёззишуннене не было. Это был единственный день в году, когда городок Ёззиншуннен сверкал яркими красками, словно сошёл с детского рисунка. Торговцы украшали вывески своих лавок цветами — поздними цветами, которые, может, несколько менее яркими, нежели те цветы, которые распускались в июле, но их краски были куда более насыщенными. Тёмно-бардовые, ярко-алые, тёмно-оранжевые, тёмно-синие… Эдуард чтил память святой Янжины, и, когда он был жив, их дом всегда был украшен цветами на день празднования её памяти. Константин никогда не был особенно религиозен. Но он всегда бегал нарвать цветов перед днём празднования памяти святой Янжины. Как бы Эдуард сумел набрать цветов для украшения дома самостоятельно?

Вспоминать брата больно. Всё в нём — его полугрустная, полуласковая улыбка, его растрёпанные волосы, его усталые глаза, смотревшие всегда с таким пониманием — было дорого Константину Райну. Говорят, мёртвых нужно отпускать, иначе они никогда не смогут быть упокоены… Трефовый туз не мог отпустить. Ему страшно, почти необъяснимо страшно хотелось мести — до слёз, сковывающих горло и мешающих произнести даже одно слово, до боли, убивающей доброту, милосердие и сострадание, до ненависти, сжигающей душу и сердце… Эдуард Райн был мёртв. Это та мысль, в которую сначала Константин всё не мог поверить, всё думал, каждый раз, когда случалось что-то, что вот-вот — придёт и расскажет всё старшему брату, а тот усмехнётся мягко и посоветует что-нибудь… Но… Эдуард Райн был мёртв. Теперь это ничто не изменит. Да, месть тоже. Но сострадание и милосердие — и подавно. Константин когда-нибудь обязательно отомстит, и злорадно усмехнётся, не без радости в выжженном сердце наблюдая за тем, как рушится жизнь того, кто посмел забрать у него Эдуарда.

Константин обязательно продумает всё до мелочей. До самой, казалось бы, незначительной детали. Пропишет в голове всё-всё. Он уже придумал практически всё для того, чтобы его месть осуществилась. Смерть того человека не должна быть лёгкой. В конце концов, Эдуард умирал тяжело — он кричал от боли так сильно, что у Константина разрывалось сердце… Райн почти наяву видел застывшие слёзы на мёртвом лице старшего брата — единственного человека, которому он не был безразличен. И парень ни за что на свете не позволит убийце его брата страдать меньше. Напротив — кару он ему придумал страшную. Такую, что тот содрогнётся, поняв, что именно его ждёт. Константин чувствует, что не может не улыбнуться… Жажда мести сожгла его душу. Теперь её же предчувствие согревало его, когда огонь в его сердце погас. У него не было ничего, ровным счётом ничего — кроме острого ума и жажды мести. Не было ничего — ни любимых людей, ни семьи, ни властолюбия, ни тщеславия, ни сребролюбия. Словом — ничего из того, что поддерживает людей в самые страшные для них минуты — а то и целые годы — их жизни. Только единственная цель — отомстить… Ей одной он жил. Ей одной он не сошёл с ума. Когда-нибудь у него не станет и этой единственной цели в жизни — когда ему удастся отомстить. Но об этом думать было слишком рано…