Жестокий эксперимент - Дилов Любен. Страница 43

Боже, неужели эта дуреха не понимает, что шутка оставалась для них сейчас единственным выходом и утешением.

– Выпей еще немножко, поскольку правда, которую я тебе скажу, жестока. – Она позволила налить себе чуть-чуть. – Над нами пронеслась летающая тарелка, искривила пространство и теперь уносит нас в этой вот гравитационной клетке-яхте к своим, чтобы посмотрели на нас. Но думаю, мы не посрамим человечества, особенно ты.

– Хватит меня дурачить, я не ребенок! – выпалила сердито женщина-школьница, потом немного погодя добавила: – Странно, но у меня такое ощущение, что все это я уже слышала или читала где-то. Но почему мы оказались на этом корабле?

– На яхте, – поправил он ее с чувством обиженного частника. – Наверное, их цивилизация морская, возможно, у них вообще нет суши, куда же им тогда девать нас?

– Ну будьте же наконец серьезнее! – произнесла она со слезами в голосе.

– Вы случайно не читали фантастический роман «Путь Икара»? Я уже не помню автора, какой-то болгарин. Так вот, один из его героев говорит: «Вселенная – это нечто такое, что, какую бы глупость ты ни ляпнул о ней, она может оказаться верной».

Грудь под тенниской задрожала.

– Мне страшно, – прошептала она.

– И мне страшно, – признался он, усаживаясь на матрац.

. – Но что мы будем делать?

– Что делает все человечество? Ждать. Ждать, когда случится что-то. Это один из законов науки. Всякий феномен, происшедший однократно, остается непознанным. Он должен повториться, или измениться, или развиться, словом, для того чтобы его можно было понять, с ним должно что-то произойти.

Он чувствовал свое превосходство над ней, поскольку ощущал себя умным и старался быть храбрым. Кто-то внушил ему, что мудрости чужд страх, вот он и старался изо всех сил быть мудрым.

– У вас нет такого ощущения, что вы сами убежали на эту яхту с каким-то мужчиной или же к какому-то мужчине? – спросил он и, прочитав в ее глазах удивление, продолжил уже несколько в ином плане: – В своих мечтах я обладал множеством яхт. Да, о чем только не мечтает подросток! Но в конце концов все сводится к одному: как убежать от окружающего нас мира. Вот вы, от чего убежали вы?

Он сознательно повторил вопрос еще раз, и она ухватилась за него как за спасительную соломинку:

– Наверное, от школы. Там такая скука! Зубришь, зубришь, а жизнь проходит мимо и даже «здрасьте» не говорит! Я люблю биологию и литературу, но и по этим предметам учителя

такие, что…

– Я предполагаю, что вы убежали и еще от чего-то? – он постарался, чтобы фраза была сказана без каких-либо иронических намеков.

– Вроде бы и от мужчин. Они тоже такие скучные, такие скучные, а с претензиями и придирчивые. Но никакого мужчины в моей жизни пока еще не было. Правда!

– А я? – усмехнулся он.

– Прошу вас, давайте не будем об этом! – сказала она, однако в словах ее не послышалось слишком активного протеста.

– Именно об этом и надо говорить, если мы хотим понять, как влияет время на нас самих.

– Но от чего же тогда убежали вы?

– В моей голове столько всякого-разного, о чем я и не помышлял никогда. Понимаете?

Малышка усердно закивала головой, слишком усердно, и он подумал, как бы в этой головке окончательно все не перепуталось.

– Ах да, ведь я собирался досрочно свести всех с ума в институте. Рецензент сказал, что моя диссертация станет событием. Так разве от триумфа бегут? И в то же время я ощущаю себя страшно отчаявшимся человеком. Хочется спрятаться куда-нибудь от всего на свете – от приборов и книг, от всякого рода премудростей, в одиночестве встать обнаженным перед Вселенной и крикнуть ей: «Ведь ты для того вроде бы и создала меня, чтобы познавать себя! Давай выкладывай наконец, что мучает тебя, что это за тайны, которые ты хочешь понять через меня…»

– Знаете, – испуганно оборвала его девушка, – у меня сейчас… у меня сейчас такое ощущение, что я видела все это, знаю все это откуда-то.

– Видели меня голым?

– Нет! Я наверняка читала о чем-то в этом роде.

– О да, при нынешних средствах массовой информации человек не имеет возможности быть оригинальным даже в самых интимных своих помыслах. В прочем, у йогов то же самое. Но я не хочу, как они, понимаете? Не верю в их абсолютное бытие! Нам не нирвана нужна, нам развитие нужно.

– Вы не опьянеете? – спросила она, заметив, что он снова налил себе.

– А почему бы не напиться? Зато веселее будет!

– Прошу вас, не надо! – отвела она решительным жестом горлышко бутылки от своего бокала. – И вам хватит.

– Да, меня и так уже повело. Пойду сварю кофе.

Однако не пошел. Он все еще ждал, когда женщина скажет ему нечто такое, что не было бы связано с ее чувством страха и обреченности.

– Так о чем ваша диссертация? – спросила она, и он, скрывая свое разочарование, улыбнулся.

– Вы читали Брехта? В одном из его рассказиков о господине Кройдере этого самого господина спросили, над чем он трудится в данный момент, и он ответил: «Над следующим своим заблуждением».

Однако порадоваться удачному ответу – своему и господина Кройдера – ему не удалось, поскольку уже в следующее мгновение он вдруг осознал, что никогда не читал этого писателя, смотрел всего лишь одну его пьесу, и ни за что на свете не мог бы ответить, откуда знает о существовании такого рассказа. Она старательно пыталась усвоить услышанное и спросила:

– Вы хотите сказать, что все – заблуждение?

– Не я. Это говорит Кройдер. Но наше положение в общем и целом действительно таково. Мы знаем, что всякое новое знание завтра или послезавтра будет опровергнуто. Таков путь познания. А тем, кто спешит, я бы рекомендовал отправиться к йогам. Однако не от йогов человечество ожидает услышать истину, правда? И не от попов.

– И это не вызывает у вас отчаяния?

– Я пока еще в самом начале своего пути, мне пока еще приятно верить в собственные заблуждения, – ответил он и снова, в который раз, почувствовал, что эта кокетливая насмешка над самим собой тоже была ему не присуща. То ли он так напился, то ли сам не знает, чем похвастаться перед этой малышкой.

– Если только и это не заблуждение… – произнесла она. Затем спросила: – Но что мы будем все же сейчас делать?

– Давайте играть в кино, давайте сыграем наш фильм! «В начале весны», кажется? Я играл однажды в пьесе, когда учился в школе. Отрепетируем, а когда выйдем отсюда…

Рассердившись, девушка вскочила с шезлонга и направилась к релингу. Постояла немного, потом медленно зашагала босыми смуглыми ножками вдоль борта.

Он двинулся по противоположному борту, вглядываясь в окружающее освещение, которое не освещало ничего, кроме них двоих, заглядывал за борт яхты, днище которой тонуло в световой мгле, и прикидывал: если малышка идет с той же скоростью, что и он, то они должны встретиться где-то на корме. И там в качестве перемирия он предложит ей вместе сварить кофе.

На корме он и застал ее. Она склонилась над бесполезным гребным винтом. Он молча встал рядом и вдруг услышал, как она всхлипнула и прошептала:

– Сорву пробы! Режиссер наверняка пригласил и других девчонок тоже.

И заплакала в голос.

24

– Все мы играем в каком-нибудь кино, – сказала она какое-то время спустя с мудрым видом знатока, что делало ее забавной. – Какой-то старик режиссер, как мой, например, хочет повторить или просто прожить то, чего ему не удалось в свое время, вот он и начинает играть такими, как мы.

– В нашем варианте не будет повторений, – успокаивая, заверил он ее.

Девушка выплакалась, потом уже спокойно среагировала на его незлобивую насмешку, что она переживает из-за какого-то там фильма, когда вполне возможно, что они навсегда утратили Землю вместе с ее кино.

– Свой фильм мы сочиним сами, и он будет совсем другим, – настаивал он с прежней горячностью, намереваясь что-нибудь сыграть, потому что ему очень хотелось поцеловать девушку – наверняка в фильме с таким названием должны быть поцелуи. Его недавний сон, потонув в мути памяти, уже не пугал его неудачей в любви. – Итак, кто-то запер нас на этой яхте. Впрочем, мы могли находиться и в студии, так ведь? Свет и тишина, съемки начались. Итак, мы должны сыграть «В начале весны».