Не поход боевой, а шикарный круиз (СИ) - Савин Влад. Страница 34
Начали! Два авиамотора пропеллеры крутят, ветер создают, пыль по съемочной площадке летит столбами. У меня и Лючии платья развеваются, как не раз мы на улице в такую погоду попадали (и, как Пономаренко верно заметил, затишье у меня отчего-то вызывает тоску, но люблю ветер, свежесть приносящий). Я лишь шляпку рукой придерживаю, и лицо вуалью прикрываю, чтоб не порошило глаза. Вентиляторы я попросила с земли поднять, чтобы дуло чуть сверху вниз, и нам юбки не задирало. Мы девушки советские, приличные - а не какие-то там мерилин!
Дерябин, начальник стройки орет, почему стоим? Так ветер же, Игорь Родионович, по инструкции нельзя! Перестраховщики, конец месяца, что мы в Центр доложим! Тут я, как лицо из Москвы, вмешиваюсь - доложите об аварии, если случится? Или берете ответственность на себя? Дерябин лишь рукой машет, и уходит. Старый рабочий говорит тихо - у нас так и неделю дуть может, пока еще ничего, а вот после раздуется. Токмаков смотрит, оценивает - и приказывает, все по местам, начать подъем! Здоровенная труба отрывается от земли, и плывет по воздуху на тросах. И тут помреж приказывает, (строго по сценарию), чтобы подуло сильнее - а это уже буря с грозой, когда против ветра трудно идти, вот не пойму, как раньше женщины и в платьях с кринолинами, это ж улететь можно, в свежую погоду! Трубу в воздухе мотает, и еще ее снизу тросами дергают, для достоверности. Токмаков глядит с тревогой, и я с ним в кадре рядом, смотрю туда же. А ведь по жизни, так нельзя было, в мирное время! А если бы и впрямь авария, да еще с жертвами? На войне можно - там всегда по грани, и шанс считается, проскочит или нет? А Токмаков по сценарию, бывший офицер... выходит, не всегда надо, в жизни как в бой - на войне главное, победа, а за ценой не постоим, ну а когда мир, то можно и нужно с осторожностью? Значит и в игре, на киносьемках, я ценный опыт увидела? И моей героине обоснование - зачем она сейчас за Токмаковым наверх полезет? Да потому что поняла, что тоже виновата, не остановила - а значит, и отвечает!
Ну вот зачем в кино столько дублей - одного и того же? Чтобы после самый удачный выбрать, ну а прочие как пристрелка? Но тогда, и "девять не лучших к одному хорошему" тоже необходимы? Так неужели сам товарищ Сталин ошибся? Или он не то имел в виду? И ведь не только повтор - камера ракурс меняет, освещение, и ветер то слабее, то сильнее. Еще дубль, да сколько их там? Снято наконец!
Теперь следующая сцена - подъем наверх. Токмаков идет сквозь летящую пыль, широкими шагами, а мы с Лючией за ним бежим, за шляпки схватившись (они слететь должны, когда в сценарии прописано, не раньше!), нас несет и в спину толкает, платье сзади облепляет между ног, спереди рвет и заносит далеко. Лестница наверх, как корабельный трап крутая - не держась за поручни, не подняться. Камера на меня, крупный план - я, ни на миг не задумавшись, шляпу отпускаю, ее тотчас срывает и уносит, вслед даже не смотрю, скорее наверх. А Маша-Лючия чуть задерживается, ей хочется самой нарядной быть, перед предметом своего обожания - затем решает что любимый человек куда важнее, чем какая-то шляпка. При съемке того эпизода, у меня и у Лючии шляп было по пять штук одинаковых, поскольку после нескольких дублей головные уборы так мялись, ломались, изваливались в пыли, что теряли экранный вид, да и надевать на прическу было неприятно. Сняли наконец?
Хорошо, что я и Лючия в отличной физической форме! Поскольку по трапу надо было именно взбежать, и не один раз. Что платья треплет, мы уже привыкли, а как волосы путает, это просто ужас - а вдруг на экране выйдет, как у меня на голове прическа, когда шляпа слетает, а через мгновение уже подобие растерзанной швабры? Александр Григорьевич, когда я ему о том сказала, подумав, лишь рукой махнул! Ну, нам проще. Снято наконец!
Теперь сцена на помосте. Земля рядом - а на экране выглядит, будто ужасно высоко. За перила держусь - изображаю, что высоты боюсь, а долг сильнее. И ветер снизу, платье задирает до головы - согласно сценарию, и камера прямо на нас, вблизи!
-У нас девушки тут в штанах работают - бросает нам Токмаков, фразу из фильма.
-Если ради дела, то по-всякому можно - отвечаю я.
В кадре мы не в полный рост, а по пояс, так что зрители ничего такого не увидят. И товарищи из киногруппы тоже, под платьями у меня и Лючии нижние юбки надеты, специально на этот эпизод, такие узкие, что по лестнице бегать было неудобно. Захотелось кому-то (неужели самому Пономаренко) эпизод в стиле "советской мерилин" (не снят еще тот фильм в голливуде) - пожалуйста, покажем что мы тоже не бесполые, не монашки! Вот только у нас это не просто так, а часть подвига трудового - когда общее дело для наших советских женщин всего важнее! И, повторяю, на экране все будет выглядеть пристойно - я сценарий читала. И утвердила - уже властью представителя Партии, а не одной из актрис!
С напряжением смотрю туда же, куда Токмаков - предполагается, что на сцену укрощения трубы. Которую сняли совершенно отдельно, дергая снизу за тросы, Рыбников эффектно прыгал - в одном из дублей сорвался, но ничего страшного, на страховочную сетку упал. Ну а Маша по сценарию на Токмакова смотрит больше, чем на трубу. Ну вот, считается что все закрепили и поставили на место - победа!
И сразу переход к следующему эпизоду. Моторы ревут на полной мощности, на предельных оборотах. Токмаков с облегчением произносит, успели (согласно сценарию). А я в поручни вцепляюсь, обеими руками и изо всех сил, испугавшись что меня сдует. И чувствую, как платье с меня грозит сорвать - юбку-солнцеклеш наизнанку вывернуло, как зонтик в бурю, подол лицо облепил и над головой в узел завязывается - и не одернуть, не придержать, отпустить перила боюсь даже на миг! Ладно "наша советская мерилин лучше американской", но всему ведь есть мера и приличие! Совершенно не хочу "секс-символом" становиться, как та актрисулька - мы с Лючией сейчас советских женщин вообще изображаем, а не конкретно наши персоны!
Наконец закончилось! Мы платья поспешно одернули - и помреж произносит, "дубль два"! Сейчас нас снова раздевать будет?! А Карнович-Валуа-Токмаков с усмешкой смотрит, и произносит мои же слова:
-Если в интересах дела, то можно. Надо, товарищ инструктор, надо! Раз Партия просит.
Настоящую Мерилин бы сюда, она бы сразу убежала с визгом - а мы терпели! Когда наконец спустились, нас попросили поверх какие-то ватники надеть, и тоже на камеру засняли. Я тогда не поняла, зачем - в сценарии вроде не было? И лишь после, при просмотре уже полностью смонтированного эпизода, мне захотелось сквозь пол провалиться - да что же это вышло такое?
Говорят, что натурщицы художникам позировали не нагими, а в тонких трико. Вот и мы с Лючией, в легких платьях на ветру, с самого начала были такими, фигуры показывая в мельчайших подробностях! И длилось это намного дольше, чем у Мерилин, и ракурс был куда наглядней! И как мы бежим, и у нас подолы между ног заносит, и на лестнице сплошное бесстыдство, ну а наверху - да там кадры, когда у меня юбка над головой, были самые пристойные, в сравнении с тем, как на мне все облепляло, и ведь я не видела это тогда! А уж под конец - ужас!! Кто сценарий изменил??
Звоню режиссеру, злая как собака! Александр Григорьевич ссылается на то что "ваш товарищ так сказал". Валька, сволочь, гад, ты что с нами сотворил! Как это выглядеть будет?! Репрессирую! Убью!
В сцене последней, камера на нас наезжает, по пояс, по грудь, по плечи, только лица - а ветер сильнее треплет, рвет наши волосы и платья, захлестывает нас с головой, мы словно тонем, так по сценарию должно быть, "режиссерская находка". Но Валька достал где-то еще два куска такой же ткани, как наши платья. И на экране, после вскрика Лючии, и слов Токмакова:
- Ну я ж говорил, у нас девушки только в штанах!
- Ай!! Ничего, если для дела, то все можно! - голос мой.