Азбука для непослушных - Андоновский Венко. Страница 16

Евфимий ужасно выглядел после пощечины, как если бы он получил ее, а не дал другому. Он, взбешенный, отошел к своему столу для переписывания и сказал: «Я поймаю того, кто шутит со мной эти шутки, и когда я поймаю его, я накажу его, отрежу ему руку, которой он чинит богохульство».

* * *

Затрещина жгла Михаила, будто кто-то осыпал ему лицо горящими углями; ему было больно, что Евфимий учинил это действие перед всеми; осрамил его, лучшего, самого быстрого и искусного, но самого непослушного; а больше всего его терзало то, что тем же вечером Евфимий определил, что послушный Нафанаил, подлиза, который всегда подобострастничал перед Горделивцем, будет его заместителем во время его отсутствия в монастыре, хотя Нафанаил был худшим из двенадцати в краснописании, при том что рукой был скор. Отец Евфимий уже жил в страхе, и ему нужны были не лучшие, но послушные. А послушный серьезно отнесся к своему назначению, и в тот же день, да и всякий раз, когда Евфимий выходил из семинарии даже ненадолго, начинал покрикивать и командовать. До конца дня, после пощечины, Евфимий дважды отлучался из семинарии, и Нафанаил дважды подходил к столу Михаила и дважды соскребал написанное с пергамента, говоря: «Напиши заново». И во второй раз, когда Михаил со страхом поглядел в глаза Нафанаила, который был из одного с ним края, из одной деревни (их дома были рядом, и их отцы были очень близки), тот склонился к нему и сказал: «Я обязан так поступать, ибо таково мое положение, а человек с положением должен быть строгим. А ты будь мне послушен: так ты поможешь и мне, и себе».

Заныло что-то в душе у Михаила, и он спросил себя: неужто и власть требует помощи? И какая помощь в послушании для того, кто ловит непослушных, чтобы их наказать? Он знал, что Нафанаил, его сосед, лжет, что он вкусил сладкого вина власти и поэтому поступает так, как поступает; его слова, что он должен так поступать — просто предлог.

Михаил слышал, что и брату пресветлого и блаженного отца Кирилла, Мефодию, однажды были предложены почести властителя, но он от них отказался и ушел в монастырь, презирая сладкий нектар господства над другими и предпочитая ему умение господствовать над своей собственной душой. Он слышал об этом от отца Кирилла еще до того, как тот покинул монастырь, чтобы заняться административными делами, необходимыми для моравской миссии; он слышал это из уст самого Философа, теперь вспомнил, и это придало ему смелости, потому что смелость — это нечто, что приходит к нам в душу, когда его меньше всего ожидаешь, она, как путник, который добирается до места дорогой, по которой давно уже никто не ходил.

И именно тогда, тем вечером, когда пощечина все еще горела на его щеке и когда страх новых наказаний, казалось, должен был быть сильнее других чувств, Михаил вдруг ощутил сильное желание встать с постели и пойти в семинарию — ослушаться, чтобы проверить, правдой ли являлось его предположение, которое не давало ему покоя с тех пор, как он узрел почерк, каким были написаны отдельные места в трудах учеников. Я видел: он украдкой выбрался из своей кельи и направился в семинарию. Что он там делал, я не могу сказать своими устами и словами, но его словами могу, и очень красиво, вот так:

VII

1. А когда вошел, в полночь, сильный ветер подул в семинарии, и Михаил очень испугался и сказал про себя: «Явится ли мне тот, ради кого я пришел?»

2. Но услышал только голос в темноте: «Уходи. Я не звал тебя. Что ты здесь делаешь? Зачем ты здесь?»

3. Тогда Михаил сказал: «То-то и то-то случилось, Господи, и щека у меня горит от пощечины, как светило небесное!»

4. А голос сказал: «Разве светило дневное в темноте ходит? Лик твой светел, потому что путь твой походит на тот, которым ступает солнце, и путь тот чист и ярок. А теперь, после пощечины, еще ярче стал!»

5. А Михаил сказал: «Я хочу понять тебя, Господи. Я твой служитель и священник».

6. Тогда голос сказал: «Не будь священником того, кого хочешь понять, ибо на разных языках говорим я и ты; если ты хочешь меня любить, я умножу род твой, и великую славу приобретешь и ты, ирод твой, но он не будет родом твоим;

7. ибо родом твоим станут ученики твои, а ты станешь учителем их.

8. Если ты все еще хочешь меня понять, иди с миром, путь дьявольский перед тобой, ибо ты хочешь узнать ремесло властителя твоего, чтобы ты властвовал над ним, а не он над тобой;

9. ибо властители одним ремеслом владеют: умением властвовать.

10. Иди себе и не оборачивайся, ибо, если обернешься, то погибнешь».

11. И Михаил направился к двери, но не справился с искушением, обернулся и, у видел в темноте сияющую руку, какой никогда не видел;

12. а рука парила в воздухе, как ангел, облаченный в сияющие золотые одежды.

13. И он очень испугался, ибо вспомнил сказанные слова; но голос явился еще раз и произнес: «Это рука, которая тебя благословит, ибо ты не убоялся смерти и угроз моих.

14. Я наказываю не только за непослушание, но и за слепое повиновение; ибо тот, кто мне слепо послушен, меня не зная, слеп будет в послушности и к нечестивому».

15. Тогда Михаил сел на ступеньку перед дверью и увидел, как ветер сдувает буквы с написанного учениками и как блаженная рука медленно и с большим тщанием выписывает буквы небесные.

16. А рука сказала ему: «Смотри на эти буквы и запомни их, ибо они истинные; все другие отдаляют вас от меня вместо того, чтобы приближать.

17. И знай меня отныне как Бога своего, ныне и присно, и во веки веков, когда бы ты меня ни встретил, даже если явлюсь тебе в образе неведомом!»

18. А Непорочный Михаил успел воскликнуть, прежде чем сияющая рука пропала в темноте: «Как я узнаю, что это ты, а не нечестивый?»

19. А голос ответил, растворяясь в темноте: «Ты не узнаешь; если не уверуешь и если захочешь, чтобы это был я, то так и будет воистину».

Уста непорочного и златоперстого Михаила также говорят, что потом рука исчезла в темноте, а когда он зажег свечу и посмотрел написанное, то увидел, что слова студентов без единой ошибки были переписаны таким прекрасным почерком, что глазам было больно, а душе жарко от такой красоты.

А я с галереи увидел, что Евфимий вошел в семинарию и услышал еще, ибо и слуха довольно, когда света нет: «Значит, это ты переписываешь ночами то, что я пишу днем! Тебе не хватает красоты в писании учителя твоего!»

А Михаил ничего не сказал.

Я, по крайней мере, не слышал ответа.

Кап: открытая ладонь

Разрушение буквы Кап:

1 — Иероглиф;

2 — Буква Кап со стелы царя Меша;

3 — Этрусское;

4 — Современное.

* * *

Я сразу же побежал к келье отца Варлаама, дотянулся до окошка, и он услышал меня. Он побледнел, узнав о случившемся из моих уст, переданном так же верно, как и вы о том слушали, ибо о чудесах следует рассказывать словами, им соответствующими: чудесными и возвышенными. О простых же вещах следует рассказывать простыми словами, и именно поэтому о том обычном, что у нас происходило, я говорил речью простой и ясной, какой оно заслуживает.

Выслушав меня слухом, подобающим такому событию (ибо важно не только, как рассказывают, но и как слушают), он перекрестился, помолился за Непорочного Михаила и спросил: «Какое наказание ему определено?» И я тихо сказал: «Рука. Ему отрубят руку». Тогда он сказал: «Уходи. Я сделаю все, что смогу».

О, отец Варлаам, как светла твоя душа человеческая и каким теплом от нее веет! Душа твоя — как солнце, которое хоть и жарче самого горячего жара, своим теплом даже издалека, взаперти пребывая, согревает нас благостью, от которой травы вздымаются и животные растут; о, солнце затворенное! Душа же Евфимия пылает жаром скорым, для жизни бесполезным, обжигая и сжигая все вокруг себя! И что ты можешь сделать, немощный и старый, сидя взаперти, кроме как вдохнуть в нас надежду на спасение? Но разве этого мало? И разве эта малость не больше великого, хотя законы учат, что малое меньше большого? О, заблуждения количественные, неправда мерок земных!