Наследный принц (СИ) - Лошаченко Владимир. Страница 20

Капитан молча ударил себя кулаком в грудь — в воинском приветствии — и поспешил наверх за солдатами. Следом подался и сам Леон, брезгливо думая, что одежду придется отдавать в стирку. Специфичная тюремная вонь, казалось, въелась даже в кожу.

Мага Брехта казнили на следующий день, причем в присутствии местных властей, приехавших по приглашению из города. Сам мэр Этрека искренне благодарил господина Леона за поимку государственного преступника. Человек, использующий магический дар в криминальных деяниях, подлежал сожжению на костре. Доказательств и свидетелей оказалось более чем достаточно для определения вины обвиняемого.

Городу Леон распорядился выделить одну двадцатую часть от найденных награбленных ценностей. Нашелся и ящичек с драгоценными камнями, упоминаемый Гальгано. Его Леон приказал переправить родственникам погибшего купца.

Само действо состоялось на высоком берегу речки, протекающей рядом с замком. Народу тьма, собралась вся ближайшая округа. Люди приходили загодя, с вечера, и ночью у стен замка полыхали костры большого табора.

Собравшиеся зрители явились не только поглазеть на редкое зрелище — казнь мага, случай, можно сказать, уникальный. Дело еще и в личной заинтересованности. Многих подданных обидел Брехт, ввел драконовские налоги, жестоко расправлялся с недовольными, все ему мало было. В конце концов вышел на большую дорогу с глефой наперевес. А жадность, как известно, один из самых страшных грехов, за что судьба таких уродов и наказывает по полной программе.

По знаку мэра — ему Леон предоставил право распоряжаться исполнением приговора — в сложенную горкой поленницу сухих дров полетели факелы. Привязанный у столба маг забился в конвульсиях. Толпа радостно заулюлюкала. Яркое пламя костра охватило Брехта со всех сторон и скрыло его с глаз. Эйфория праздника у крестьян и прочего люда достигла кульминации. На свет появились кувшины с брагой и молодым вином. Послышалась веселая мелодия, исполняемая местным дудочником.

— Капитан, распорядись, чтобы после окончания всего этого, — Леон мотнул головой в сторону костра, — золу и пепел выбросить в реку. Проследи, а я пошел.

По пути к замку к нему присоединились мэр и баронет, вернее, теперь уже барон Анри ди Краон, который после бритья, стрижки и мытья оказался вполне симпатичным молодым человеком. Если бы не излишняя худоба, резкие морщины на лбу и очень ранняя седина на висках.

В честь своего освобождения и торжества справедливости барон задал пир, в котором принимали участие все наемники (кроме часовых), а также городская верхушка.

Анри ди Краон в знак благодарности и расположения усадил Леона (после недолгого препирательства) на хозяйское место, во главе пиршественного стола. Сам сел рядом по правую руку, слева от Леона расположились Яна с Бреном Гальгано.

Длиннющий стол в большом зале был, что называется завален разнообразной снедью и прочими изысками поваров. Кувшинов и больших бутылей из мутного зеленого стекла с вином несть числа.

— Давненько с таким комфортом не отдыхали, — пробормотал капитан.

Яна согласно кивнула.

Праздник удался, пир длился до глубокой ночи. Трезвым существом в этот день в замке оказался лишь черный кот по кличке Тиран. Забравшись по свисающему штандарту на верхотуру и усевшись на деревянную поперечную балку, он презрительно сверкал оттуда желтыми глазищами. Потом, не выдержав творимого в зале пьяного непотребства, сбежал в свое лежбище, не забыв предварительно украсть на поварне жареного цыпленка.

Немногочисленные слуги устали растаскивать из-за стола уставших в дымину гостей. Леона, с наступлением темноты, увела Яна. Ей не повезло в очередной раз — едва коснувшись подушки головой, любимый мужчина захрапел. Все усилия девушки растормошить пьяное бревно не увенчались успехом. От досады она даже всплакнула.

«Ничего, — мечтала Яна, раздевая Леона, — будет и на моей улице праздник, залюблю и зацелую до смерти. Ой, чего я, глупая, Леончик мне живой нужен. Но все равно отыграюсь, и месть моя будет ужасной».

Улыбаясь своим мыслям, наемница закрыла дверь спальни на засов и, скинув одежду, юркнула в постель к посапывающему Леону.

А в замке праздник достиг апогея. Начались танцы, на коленях мужчин сидел весь бывший гарем казненного мага. У барона сидели сразу две прелестницы — он с ними только что спустился из своей комнаты. Для Анри общение с женщинами, да и все остальное, представлялось настолько яркими событиями, что все происходящее слегка пугало нереальностью. Казалось, вот-вот он проснется, кончится сказка, и он очутится в ненавистной холодной камере на охапке перепревшей соломы. Уже всю руку исщипал до синяков.

Утро в замке выдалось тихое, по одной простой причине: все спали. Спал барон Анри с двумя красотками по бокам, похрапывал Леон, обнимаемый Яной, дрыхли гости из мэрии. Спали наемники, честно поделившие гарем.

Капитан Гальгано, проснувшийся к обеду, со стоном отцепил пояс с мечом, надетый на голое тело, и тупо уставился на свои ноги, на которых красовался отчего-то один сапог. «Где я? Кто я?» — мысленно спросил себя Брен и, не получив ответа, снова захрапел, уткнувшись головой в мягкий теплый живот поварихи, делившей ложе с капитаном.

К полудню замок ожил. Вялые слуги убирали остатки следов пиршества, заметали битую посуду в мусорные корзины.

Барон ди Краон после легкой трапезы уединился в своем кабинете с господином Леоном для тайной беседы.

Барон, надо отдать ему должное, не стал вить предварительные словесные петли, а сразу взял быка за рога.

— Господин Леон, я хочу отблагодарить вас за свое освобождение и за уничтожение врага нашей семьи, злокозненного мага, гореть ему в аду вечно. Золото не предлагаю, а то обидитесь. Потому прошу принять в дар вот это, — и ди Краон, вытащив из стола шкатулку с инкрустацией, подвинул ее в сторону землянина.

Леон открыл крышку. Сияние крупных драгоценных камней, вставленных в ювелирные украшения старинной работы, ослепило его. Решив проверить свою догадку, спросил:

— Вы, барон, мужественный человек, умудрились спасти фамильную сокровищницу?

— Да, пришлось в течение многих лет разыгрывать из себя идиота, — и ди Краон скорчил дебильную рожу. Оба хохотнули и принялись за дегустацию выдержанного вина из подвалов замка.

А капитан Гальгано с несколькими воинами отправился в город для продажи трофейных доспехов и лишнего оружия, которое везли в фургоне. Весь хабар удачно сдали одному купцу-перекупщику и по такому случаю закатились в трактир. В глотке пересохло — «горели трубы». После пары кружек молодого вина мозги прояснились, народ ожил.

Завязался неспешный разговор о вчерашнем празднике — вспоминали смешные детали и сценки. Отрядный сплетник и болтун Черный шепотом рассказал об очередном обломе Яны.

— Чесс… слово, случайно услышал, мимо проходил. Очень уж громко наша красавица ругалась, — он с подозрением покрутил вокруг головой. — Страшную месть обещала господину.

— Какую? — вскинулась компания во главе с капитаном.

— Затрахать в доску, вот какую!

— Га-га-га… гы-гы-гы! — наемники полегли со смеху.

Переждав пока веселье утихнет, рыжий категорически всех предупредил:

— Не вздумайте обо мне болтать. Не дай Единый, до Яны дойдет, меня прирежет, глазом не моргнув, вы ее знаете.

Лыбящиеся наемники заверили Черного, что будут немы как рыбы. Тот с большим сомнением выслушал их заверения, кляня себя за длинный язык.

Спустя день отряд отправился в дальнейший поход. Неделя бешеной скачки, и путешественники остановились в отрогах горной гряды, отделяющей бывшую империю от стран Востока. Леон торопился, его сердце рвалось к маме, самому дорогому человеку на свете. Он любил ее всеми фибрами души, хотя и ни разу не видел. Только за то, что она мама и дала ему жизнь, боготворил эту женщину. Потому ко всякого рода препонам, встречавшимся на пути, относился весьма неприязненно.