Путешествие в Россию - Альгаротти Франческо. Страница 34

Петербург выступает в оде в двух планах: как центр философских знаний, наук и искусств России, созданный монаршей волей среди болот, поросших камышом и знакомых прежде лишь рыбакам, и как город русской славы, «родина Героев». [575] Этот «царский город» славен своими боевыми победами, и Альгаротти вспоминает традицию вывешивать трофейные знамена в главном храме города — Петропавловском соборе, традицию, существовавшую начиная с 1710 г., когда в еще деревянной церкви были вывешены шведские знамена после взятия Петром I Выборга. В Петропавловском соборе хранились также ключи от городов и крепостей, взятых русскими во время войн со Швецией и Турцией в XVIII в. Альгаротти упоминает о турецких знаменах, завоеванных в Русско-турецкой войне 1735–1739 гг. Однако в первом издании оды (1739) говорилось не о турецких, а о «фракийских стягах». Вращаясь в придворных кругах Англии и Пруссии, Альгаротти проявил осторожность: прямо не называя Турцию, он указывает на Фракию, завоеванную Османской империей в XV в., понимая, что Фракия в Европе в XVIII в. ассоциировалась с Турцией. Вернувшись в конце жизни в Италию, Альгаротти переработал текст оды, и в новом издании (1757) речь идет уже о турецких знаменах. Эти знамена, отмечает Альгаротти, «русский Марс в твоем развесил храме». [576] «Русский Марс» — Петр I, а храм, где царит «священная Слава», — главный собор Петербурга, который хранит память о военной славе России и воплощает идею преемственности «прошлого» (эпоха Петра Великого) и «настоящего» (время Анны Иоанновны).

Альгаротти завершает оду на той же торжественной ноте, с которой он ее начал: Истина пробудила его голос, и на невских просторах он славит русскую императрицу. Ода написана одиннадцатисложным нерифмованным стихом. В этом отношении итальянский литератор выступил в известной степени новатором, как и А. Кантемир, стремившийся распространить в русской поэзии белый стих. [577] В жарких спорах, которые велись в Италии между защитниками рифмы и сторонниками нерифмованных стихов, Альгаротти принял сторону последних. Белый стих представлялся его последователям, в числе которых были известные в то время поэты Карло Инноченцо Фругони и Саверио Беттинелли, более героическим и стоявшим ближе к античной поэзии, и Альгаротти предпочел его, полагая, что он в большей степени отвечает его замыслу. [578]

Выход в свет оды, сброшюрованной с «Ньютонизмом для дам», получил отклик в переписке Альгаротти и Кантемира. В письме к Кантемиру (к тому времени уже послу России во Франции) итальянский литератор сообщал, что, по сведениям из Венеции, книга уже напечатана и что он распорядился отослать один экземпляр своему русскому другу, а другой просил его «преподнести» Анне Иоанновне. Альгаротти отмечал, что ода — знак «глубокого восхищения» могущественной русской императрицей, которая являет собой «пример для всей Вселенной». Шутливо называя оду «скромным бумагомаранием» («questa povera opera d’inchiostro»), Альгаротти надеется, что она все же придется по душе Кантемиру, а «философия и музы встретят благосклонный прием» в России. [579] В ответном письме Кантемир уверял Альгаротти, что отправил в Петербург его книгу и свой перевод «О свете» и обещал сообщить ему о впечатлении, какое они будут иметь при дворе. [580] Однако о судьбе перевода Кантемира ничего не известно, он считается утраченным.

Наиболее интересным и известным литературным произведением Альгаротти, получившим европейское признание, является книга «Путешествие в Россию». Первоначально Альгаротти назвал свое сочинение «Письма о России. Очерк». [581] Оно вышло в свет без имени автора. По-видимому, Альгаротти хотел узнать реакцию читателей на критические высказывания о России. Во втором издании 1763 г. имени автора нет на титульном листе, но Альгаротти подписал посвящение участнику Семилетней войны герцогу Фердинанду Брауншвейгскому (1721–1792), в котором говорилось: «Эта книжечка дает представление о положении народа, который в настоящее время играет столь значительную роль в судьбе Европы, и в ней описывается знаменитая война, которую он вел с Турецкой империей». [582] В 1764 г. книга Альгаротти вышла в свет уже с именем автора и получила новое название — «Путешествие в Россию». Жанр «путешествия», очевидно, показался Альгаротти более емким, чем сжатый и конкретный по своему содержанию «очерк». Вместо письма к герцогу Ф. Брауншвейгскому итальянский литератор поместил два письма к графу Воронцову и «Очерк российской истории в медалях» («Saggio di storia metallica della Russia»). Издание 1764 г. было последним прижизненным изданием «Путешествия в Россию», которое курировал сам Альгаротти. [583] Два письма к М. И. Воронцову от 14 января и 13 февраля 1764 г. открывают это издание. Известно, что знакомство Альгаротти и Воронцова состоялось летом 1739 г. в Петербурге. Тогда же итальянский литератор посетил и дворец графа. В1764 г. Воронцов навестил Альгаротти в Пизе и передал сочинение Ломоносова о мозаике, написанное им для избрания в члены Болонской Академии наук, о чем ходатайствовал и граф Воронцов, находившийся в то время в Италии. [584] Альгаротти с интересом прочел это сочинение и высказал свое мнение в первом письме к Воронцову (от 14 января 1764 г.). [585] В нем он рассуждает об истории мозаичного искусства, меценатом которого в России был Воронцов, говорит о работах Ломоносова в этой области и о его мозаике, выполненной для надгробия Петра I и посвященной Полтавской битве. Альгаротти полагает, что к созданию памятника «великому правителю России», каким был Петр I, следовало бы привлечь лучших мастеров Европы.

В другом обращении к Воронцову от 13 февраля 1764 г. [586] автор «Путешествия в Россию», ссылаясь на пример Франции, увековечившей в медалях свою историю времен Людовика XIV, предлагает отчеканить серию медалей, посвятив их важным событиям русской истории и выдающимся правителям России: «…ведь Россия и в силу величия монархов, правивших ею, и в силу обширности ее земель, совершила великие деяния во всех областях». [587] Альгаротти имел в виду прежде всего время Петра I, затем — Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и Екатерины II.

Желание посетить Россию возникло у Альгаротти, очевидно, под влиянием бесед с А. Кантемиром, который и снабдил итальянского литератора рекомендательным письмом к графу А. И. Остерману, ведавшему внешнеполитическими делами России. После возвращения из России в Лондон Альгаротти в письме к Кантемиру благодарил его за содействие тому, что это «великое путешествие» состоялось. Оно «составило целую эпоху в моей жизни, приятную и славную», — отмечал Альгаротти (письмо от 19 декабря 1739 г.).

В XVIII в. посещавшие Россию путешественники в своих воспоминаниях «судили» о новом для них государстве с позиций европейской культуры того времени. Их суждения были, в общем, не в пользу России. [588] Среди этих изданий значительный интерес представляют вышедшие анонимно «Московские письма» («Lettres Moscovites») некоего итальянского графа Франческо Локателли, написанные по-французски и опубликованные в Париже в 1735 г. (с датой 1736 г.). В предисловии Локателли назвал себя лишь издателем писем, автор которых якобы погиб при кораблекрушении. С помощью этого приема Локателли постарался скрыть свое авторство, так как пережил в России весьма драматические события: был арестован по подозрению в шпионаже и год провел в заключении. Очевидно, этим обстоятельством и объясняется полемический характер писем, в которых дано нелестное изображение российских порядков.