Укрощение дракона - Ардо Маргарита. Страница 39
— Ты умница, Аня! А Маркатарр?
— Улетел, почти перед рассветом.
И они синхронно сказали друг другу:
— Значит, граница недалеко. — И от этого изумленно засмеялись. А потом замолчали. Уже смущенно.
Но молчать не хотелось. С трудом находя слова, Иррандо спросил:
— Аня, ты цела?
— Да.
Дракон выдохнул с облегчением и тут же поднялся в воздух: не стоит терять время.
— Ты… найдешь меня? — робко спросила Аня.
— Да, уже лечу. Я понял, где ты можешь быть. В скалах Пирретта. Там есть подземные пещерные лабиринты почти до самой Земли Великого Дракона.
— Пафосно.
— Это ничейная земля между Дриэррой и Парфенией. А ты можешь выглянуть из пещеры?
— Нет, я за решеткой.
— Как он посмел?! — вскипел Иррандо и прибавил скорость, словно не летал всю ночь напролет, не скакал, не метался по окраинам границы. Но Анино жалостливое «скажи еще что-нибудь. Так хорошо тебя слышать…» придало ему второе дыхание и зарядило новыми силами.
— Я буду, но не все время, — стараясь не сбить дыхание, сказал дракон, — чтобы быстрее найти тебя… А ты говори! Я тоже хочу тебя слушать!
— Хорошо, — ответила Аня и вдруг вскрикнула: — Ой!
От неожиданности Иррандо упал в воздушную яму, но тут же выпрямился и спросил с тревогой:
— Маркатарр?
— Нет, представляешь, мне этот гад звереныша притащил, чтобы есть. Я думала, он дохлый, и притронуться боялась. А он только что пошевелился и пытается на лапки встать. Мимими. То ли енотик, то ли барсучок…
— Не знаю таких.
— Ой, он фырчит, смехотура! Да не буду я тебя есть, успокойся!
— Меня? — удивился Иррандо, сворачивая на запад.
— Да нет же! Чудика этого с пушистым хвостом! Мой обедоужин… Ну ничего, у меня аж три печенья и конфетка. Разделим по-братски. Тебе печенье оставить?
Иррандо летел, молча изумляясь тому, как его радует ее голос.
— Ну, чего ты молчишь, Иррандо?
— A-а? Ты мне?
— Ага, смотри, оставляю тебе самую большую печеньку. Вот, у тебя есть теперь крутая мотивация… — И серьезнее: — Ты летишь?
— Лечу, Анрита…
— А почему Анрита? — тихо спросила она.
Дракон смутился и чуть не сбил крылом зазевавшегося дикого голубя.
— Это… ласково…
Я только сейчас поняла, какой у него красивый голос. Бархатный, завораживающий, с немного раскатистым «ррр». До мурашек. И, не видя ящера, я представляла невероятного принца в серебристой кольчуге, хотя… на самом деле сейчас было все равно. Лишь бы он прилетел. Лишь бы нашел. Лишь бы успел! Я не представляю еще одну ночь с Маркатарром! Меня от прошлой до сих пор трясло. Да и кто его знает, вдруг найдет способ вскрыть браслет?
Внезапно оживший зверек пофыркал-пофыркал, потом юркнул между прутьями и бросился к выходу из пещеры. Но на краю резко затормозил и, заверещав, подался обратно. Значит, высоко. Снова выглянул и, став на задние лапки, умильно замахал передними: мол, куда меня затащили?
— Да-да, пушистик, мы с тобой вместе попали, — усмехнулась я.
— Это снова не мне, — отозвался Иррандо.
— Да. Мелкий барсенот — я его так пока назову — не доволен высотой.
— У нас с тобой есть крылья.
Блин, как это прозвучало! Гордо! У нас… крылья!
Хотелось уже, чтобы он скорее был тут. Мой взгляд уткнулся в толстую железную решетку. А сможет ли Иррандо поднять ее? Вдруг тут опять колдовство? Я попыталась разглядеть, куда давил вчера Маркатарр, но ничего примечательного не увидела. Итак, что я могу сделать?
Пилочка — это смешно против таких конструкций. Надо было набор сантехника с собой носить. Или слесаря. Кто бы знал! Хоть пластиковые карточки под стакан пригодились. Ну и йод с влажными салфетками. Противно было чувствовать себя такой беспомощной и жалкой. И желудок песни поет… Я откусила кусочек печеньки, второй просунула на пол за решетку — пусть барсенот тоже подпитается. Главное, чтобы не ожил медведь, с которого содрали шкуру, и не съел нас обоих.
— Аня… Расскажи еще что-нибудь. Твой голос становится отчетливей, наверное, когда я выбираю правильное направление. А чуть поверну — наоборот, невнятней.
— Интересно. Значит, буду навигатором. — Я закатила глаза и выдала первое попавшееся в моей голове: — Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный в неволе орел молодой…
— Грустно.
— Тогда веселое. Когда мне было два года, папа побрил меня налысо…
— Зачем?
— Так вроде волосы потом лучше растут. Но я маленькая привыкла, что волосы мягкие, а тут бац — и нету. Макушка голая. Я орать. А потом они стали расти и колоться. И я орала, как только трогала макушку. На меня сразу надевали чепчик, я орать переставала. И так постоянно: снимут чепчик — ору, наденут — молчу. Пришлось целый месяц мне в шапочке ходить.
— Наверное, смешная была. Ты и сейчас смешная…
— Вот папа тоже так говорит. А когда мне было пять… — И я принялась травить байки. Про себя, про маму, про папу. Про то, как наш Барсик упал с полки попой в борщ и забрызгал всю кухню. Про универ и Светика.
А Иррандо слушал и летел, и я только могла догадываться, как ему трудно. По обрывочным фразам, которые становились все короче. Даже у меня голова начала кружиться от голода и недосыпа. А он пусть и дракон, но такой… человек!
Наконец спустя часа три, а то и четыре непрерывного радиовещания «Аня ФМ», песен про Винни Пуха и маршрутку, папиных «Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет…», моих откровений, анекдотов и пустой болтовни Иррандо сказал:
— Кажется, здесь! Святое Око, сколько же тут пещер! Сейчас…
— Давай я айфон включу? — подскочила я, волнуясь.
— Давай.
И я врубила на максимум громкости плей-лист. Дэвид Гетта и Эд Ширан, Кэти Перри и Три Дейс Грейс странно звучали на фоне средневековых решеток. Зато пещера увеличивала звук многократно и повторяла его эхом, разнося на всю округу.
— Вау! — вдруг сказал дракон.
— Ура, я научила тебя плохому, — хихикнула я, на самом деле не находя себе места от волнения.
Несколько минут спустя серебристый дракон с красным гребнем и алой полосой на груди влетел в мою пещеру и грузно приземлился.
— Иррандо! — Я бросилась к прутьям решетки и приникла к ним.
Дракон тяжело дышал, абсолютно мокрый и вымотанный. Но глаза с ромбовидным зрачком засветились счастьем, и он выдохнул:
— Анрита… Нашел тебя…
— Я… я… уже и не верила… А ты такой… молодец! Я сохранила печеньку… — бормотала я. — Прости, я такая глупая!
— Хорошая. Но нам надо убираться отсюда.
Отдышавшись, Иррандо стал изучать решетку. Я просунула руку между прутьями и показала на стену:
— Маркатарр нажимал где-то там.
Иррандо бросился туда. Ощупывал стену, всматривался, даже обдавал огнем — ничего. Тогда дракон принялся поднимать решетку лапами. Она не поддавалась!
— Может, рычаг? — спросила я. — Какую-нибудь дубину подставить…
— Сейчас.
Он сорвался с края пещеры и исчез. А я только и могла, что стоять, прижавшись лицом к прутьям, слушать стук собственного сердца и отбиваться от барсенота, дергающего меня за платье, лижущего ногу и требующего последнюю печеньку. Иррандо прилетел, таща в лапах вырванное с корнем дерево. Подсунул под поперечные прутья, поднажал. С его кольчуги шел пар от напряжения, пот градом катился по морде. Дракон не сдавался, нажимая снова и снова. Но решетка не сдвинулась, словно вросла в камни. Попробовал раскалить ее огнем. Я взяла на руки барсенота и вжалась в стену, чтобы не быть случайно поджаренной. Но прошла еще пара часов, а результата никакого. Небо за спиной Иррандо начало опасно менять цвет.
— Скоро сумерки, — тихо сказала я. — Уходи.
— Нет, я буду сражаться с Маркатарром.
Меня захлестнуло отчаяние. И страх. За Иррандо — он в два раза меньше Маркатарра, он устал… И не обладает магией. Ничего не выйдет. Я взялась за прутья и посмотрела на Иррандо. Он стоял напротив и тоже взялся лапами за решетку со своей стороны. Раздавленный, угнетенный собственным бессилием, смятенный.