Корона и Венец (СИ) - Касаткин Олег Николаевич. Страница 40
Входя в курс дела полковник не мог не изучит опыт иноземцев — и хорошо помнил как сумасшедший актеришка Бут решил что он не иначе как римский Брут и застрелил в такой же театральной ложе президента САСШ Линкольна. Удалось это потому лишь, что полисмен у дверей отлучился на пять минут пропустить рюмку с извозчиком. (Эх — не было на господ американцев простого русского частного пристава — он бы вколотил в них порядок службы!). Но все равно тревога не уходила.
Глава 3
Не замечая волнения телохранителя, от гимназических воспоминаний Георгий вернулся к происходящему на сцене. В следующем действии Дон Карлос обвиняет де Сильва в предательстве. Герцог признаётся в том, что Гернани нашел убежище у него замке, но отказывается выдать его королю, не желая преступать старинного закона чести. Дон Карлос рвёт и мечет. Он грозит лишить де Сильва и головы, и замка, но старый герцог упрямо стоит на своём. Король предлагает герцогу выбор — вернуть невесту или выдать гостя. Де Сильва предпочитает потерять невесту, нежели навлечь позор на свой род. Король со свитой покидают замок. Герцог выпускает из тайника Гернани и предлагает ему дуэль. Молодой человек отказывается драться. Он готов отдать свою жизнь без боя, но перед смертью просит о милости — услышать голос доньи Соль. Де Сильва рассказывает ему о случившемся в зале. Гернани предлагает свою помощь в возвращении доньи Соль и обещает в любое время предать свою жизнь в руки герцога. Тот дудит в рог (видимо у каждого испанского гранда охотничий рог был при себе постоянно) и говорит что в день когда Гернани услышит его звук — придет время исполнить клятву и уйти из жизни.
…После гимназии Танеев решил посетить Владимирскую семинарию — как оказалось — духовные учебные заведения тоже под опекой министерства просвещения.
Как он поделился по дороге, он хотел обсудить со святыми отцами свои мысли про улучшение дела с приходскими школами. Совсем скоро они въехали во двор где на морозе ректор — архимандрит — преподобный Петр — узнавший о высочайшем визите за полчаса от все того же Кауфмана, согнал учащихся. Он произнес краткую речь — судя по время от времени дрожащему голосу — преподобный был таки напуган. Тем не менее хорошо поставленный глубокий голос его проникал в самое сердце. — Дорогие братья и чада! — вещал архимандрит Петр с крыльца. Мы зрим воистину знак милости Божьей — Государя Всероссийского, отца нашего земного, и главу Греко-Российской Церкви — Георгия Александровича.
Закон Российской Империи гласит: «Император есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры». Император как Православный Государь является верховным покровителем нашей Православной Церкви и охранителем ее благопорядка. А это значит что сейчас мы — недостойные слуги Господа видим тут пред очами своего защитника и благодетеля. Сейчас подобно Понтийскому Плату во Святом Писании я говорю вам «Се — Человек!». Человек в коем соединяется Земное и Небесное и коий держит меч светский — собрат нашего меча — духовного! Меча веры — ибо верой силен перед врагом и чист перед Богом великий русский народ. Верою Христовой — твердыней ее алмазной спасались наши предки от набегов половецких и печенежских, как щитом укрывала под игом татарским трехсотлетним душу народную, избавила от польских захватчиков в смутное время, вдохнула силу разящую в годину французского нашествия.
Крест господень, аки меч, разит грех и упадок! Меч же светский ограждает нас от врагов земных! Да смилуется Господь над всеми нами, и да благословит!.
На этом расчувствовавшийся Петр закончил свою патетическую речь. Импровизация и шероховатостей хватает — но с какой же искренностью говорит иеромонах!
Хор семинаристов исполнил «Многая лета» а затем Феогност предложил гостю проследовать в трапезную и не побрезговать бедным столом служителей Божиих…
В трапезной пахло яблоками и тмином, чувствовалось легкое дыхание ладана и тимьяна.
Вкушая грибные щи и картофельную кулебяку запивая крыжовничным киселем Георгий признал что кухня тут недурная (уж точно его визита сюда не ожидали). Так что ужасы описанные господином Помяловским в его «Очерках бурсы» (читали-с а как же — хоть и не рекомендован сей писатель — так ведь и Некрасова читали и того ж Герцена) все таки видимо ушли в область преданий. Здесь по крайней мере.
Затем ни поднялись в кабинет ректора и Танеев кажется уже приготовился взять архимандрита в оборот. Но тот сам перешел в наступление.
Ваше Императорское величество — начал архимандрит Петр (Длугов — вспомнил Георгий его мирское имя). Да не прогневаетесь вы — но прошу снизойти к моей скромной просьбе — прошу не для себя — для подопечных моих.
И дождавшись утвердительного кивка, сообщил.
— Дело в том что сейчас мы готовим выпуск учащихся — и нескольких отличившихся как это принято награждаем книгами. Так вот — не могли бы вы поставить на книгах этих свою подпись? Подумайте — насколько ценным станет для юных душ подарок хранящий монарший автограф?
Разумеется отказаться было невозможно и скоро Георгий устроился за столом — по правую руку — подарочные томики Пушкина — по левую — списки учащихся.
«Высоцкий Алексей — Предтеченский Николай — и Виноградов Василий — награждается книгой. Чугункин Ефрем — награждается книгой. Силецкий Александр — награждается книгой. Лебедев Сергей — награждается книгой Покровский Матвей — награждается книгой…»
— А дальше? — чиркнув пером по титульным листам он пробежался взглядом по именам.
Сперанский Александр — однофамилец а может и дальний родственник знаменитого вице-канцлера, Григорий Нарбеков — зацепила взор не совсем русская фамилия — среди обычных для юных поповичей фамилий с их окончанием на «ский».
Дальше — список «приговоренных» к переэкзаменовке и отчисленных по малоуспешности.
Так — а это как понимать?
«Семеновский Алексей — увольняется за невзнос денег за обучение.
Способин Дмитрий — увольняется за невзнос денег за обучение» — гласили сухие строки итоговой ведомости.
— А что вы скажете об этих юношах?
Архимандрит развел руками.
— Увы — я сам огорчен… Может быть эти отроки и не блистали великими успехами но были старательными исправными учениками. Я знаю их — Алёша — сын настоятеля храма Святого Петра из предместья Шуи а второй — из семьи крестьянина промышлявшего извозом — приходской батюшка — отец Гавриил за него просил — в его приходской школе он был в числе первых.
Но увы — крестьяне наши весьма небогаты да и а духовенство… Да не прогневайтесь вы — но низший причт — особенно сельский — по сути полунищие…
— Разве? — изумился Георгий. Cколь помню доходы церкви довольно велики…
— Доходы… — покачал настоятель головой. Доходы наверное велики вообще — но вот куда-куда а до приходов по уездной и мещанской России они не доходят.
Наш простой батюшка живет от прихожан — но разве наша деревня от своего черного хлеба и кваса может дать своим пастырям сытный каравай с мясными щами и осетром?
Кроме того — богатые приходы по штату возглавляются все больше черным духовенством — собственно все настоятели соборов таковы… А сельский благочинный обремененный семейством — все больше считает полушки и гривенники. Я вот лет пять назад ли около того изыскал епархиальные средства и устроил в нашей семинарии домовую церковь — в честь Сретения Господня. По штату при ей положено быть — священнику — и на его содержание согласно документам Синода назначено жалованье сто пятьдесят рублей в год. Слезы а не деньги! Есть конечно суммы предназначенные на вспомоществования и благие дела — но до благочиний мало что доходит.
(«А пожалуй надо и тут порядок наводить!»)
— Вот — словно опережая некий вопрос заявил Феогност — говорят дескать что батюшки мзду берут и что консистория — де самое взяточное место в губернии — да разве то от великой жадности? Поверьте, Государь — никто из нашей духовной братии не построил себе дворцов и особняков от «безгрешных» так казать доходов…