Хрен С Горы (СИ) - Кацман Изяслав. Страница 23

Пока я проводил бюрократическо-магическую процедуру, мальчишки-посыльные и женщины из отряда пришельцев разводили костёр, на котором подогрели большой горшок с печёным коем. На траву рядом с горшком вывалили лепёшки из пальмовой муки, сушёные фрукты и копчёную рыбу (кстати — моё изобретение, которое уже успело удостоиться от благодарных местных гурманов нескольких строк в заунывных былинах, воспевающих нашего щедрого вождя и воинов-регоев, пирующих за его столом — ну и меня, как изобретателя, заодно). Распоряжение приготовлением к обеду взяла в свои руки пожилая тётка. Она зычным голосом отдавала команды, да и сама носилась по поляне, тряся обвисшими грудями. Зрелище было не очень аппетитным. Вот у двух молодых девах другое дело. Что до знатной обладательницы пышного наряда, то у неё ещё рассматривать было нечего.

Голод утолили. Теперь можно переходить к вопросам.

— Откуда вы почтенные идёте, и куда направляетесь? — полюбопытствовал я — Впервые вижу столько людей с запада острова. А вы ведь с запада?

— Да мы, из Тенука — ответил Огорегуй.

Ага, Тенук. Столица Пеу и, попутно — области Текок, лежащей почти у самого западного побережья, но выхода к морю не имеющей. Правят им непосредственно верховные правители острова — тиблу, или как говорят сонаи — типулу.

Нехорошие предчувствия зашевелились во мне. Последний год с запада приходили новости одна тревожнее другой: сначала смерть Пилапи Молодого, потом война за власть между его сыновьями, вроде бы завершившаяся гибелью одного из них. Компашка эта вполне может быть сторонниками проигравшего претендента. А эта увешанная местными драгоценностями пигалица либо одна из дочерей Пилапи, либо его внучка — дочь погибшего в борьбе за престол принца, или как они здесь называются.

— И какая нужда заставила пуститься столь знатных мужей в далёкий путь? — спросил я самым светским тоном, на который был способен. В принципе, если схематическая карта острова, нарисованная как-то дедом Темануем, более-менее верно передавала пропорции, то от Тенука до западной границы Бонко не будет и сотни километров. Но с учётом отсутствия на Пеу ездовых, равно как и вьючных, животных, а также того, что вместо дорог в лучшем случае пешеходные тропы, а худшем — вообще приходится продираться через заросли, такое путешествие в моей прошлой жизни было бы эквивалентно, наверное, поездке через всю страну.

— Мы люди покойного типулу Кахилуу — сказал Огорегуй — Наш вождь предательски убит родным братом Кивамуем. Большая часть регоев и таки запада признала власть узурпатора, мы же сохранили верность его дочери Раминаганиве, которую считаем законной правительницей Пеу — лёгкий кивок в сторону увешанной ожерельями соплюшки — Направляемся же мы к таки Бонко, надеясь на его помощь против узурпатора.

— Я всего лишь регой, служащий правителю Бонко — заметил я, чтобы хоть что-нибудь сказать — Решать будет мой повелитель.

Что там решит наш таки, я мог только догадываться. Надеюсь, он не вздумает влезть в войну на стороне этой пигалицы. На самом деле, конечно, заправляет всем её свита. Главный, скорее всего, этот Огорегуй — слишком уж важно и надуто он выглядит.

Вот ведь засада — первоначальная догадка оказалась верной на все сто. Нет, война совершенно не вписывается в мои планы по экономическому развитию отдельно взятой провинции на основе медного шанцевого инструмента, ирригации с мелиорацией и удобрения полей птичьим помётом. Тут нужно хотя бы лет десять мира (нынешние мелкие стычки с восточными, совсем уж дикими, племенами не в счёт), чтобы прорыть систему каналов, убедить земледельцев, что птичье гуано, скапливающееся на приморских скалах и смываемое дождями в океан, повысит урожаи. А потом уж на основе возросшего прибавочного продукта вырывать у моего шефа, мыслящего сугубо в категориях «больше коя, баки и свиней — больше воинов в личную дружину», ресурсы на увеличение выплавки меди (ибо и рудокопы в Сонаве, и рабочие плавильной мастерской в Хау-По хотят есть), а также на создание первой школы, поскольку без грамотных людей, способных прочитать те же инструкции для металлургов или наставления по агрономии или мелиорации-ирригации, весь этот прогресс заглохнет после моей кончины.

Да и сейчас… Сколько раз я уже жалел, тратя время на очередные разъяснения будь то в гончарной или медеплавильной мастерской, либо же как вчера и сегодня при определении фронта работ при прокладке канала, что нельзя все инструкции выдавать подчинённым в письменном виде, чтобы своё время, освободившееся от постоянного повторения одних и тех же вещей, тратить на дальнейшие изыскания в области металлургии и вытягивание из памяти знаний по разным отраслям, кои могут пригодиться если не сейчас, то в будущем.

В принципе, записать то я могу — тростника с Сонавского озера, нарезанного и высушенного между плоскими камнями в виде полосок шириной с половину листа формата А4, хватит на целую книгу. А надо будет, заготовлю ещё — самостоятельно или с помощью друзей-сонаев. С чернилами тоже проблем особых нет: конечно, птичьи перья, обмакиваемые в пасту из сажи и особой разновидности глины на сиропе, полученном упариванием ягодного сока, не очень хорошо заменяют шариковую ручку, но худо-бедно записывать свои мысли и наблюдения получается. Что я и делаю: в моей новой хижине в Хау-По уже скопилась полуметровая стопка записей по керамике, стекольному делу, металлургии и прочему.

А вот с передачей записанного — проблемы. Кое-кто из моих добровольных и не очень помощников ознакомился с арабскими цифрами и научился считать до десяти, а парочка наиболее сообразительных даже научилась складывать не слишком большие числа (я, в общем-то, не учил — само собой получилось), но письмом никто не интересовался, а для насильственного внедрения грамотности времени не хватало.

Впрочем, сильно предаваться размышлениям сегодняшние гости не дали. Удовлетворив законное любопытство хозяев, Огорегуй поинтересовался, что тут происходит: дескать, чего это народ массово копает землю вдали от населённых пунктов, да ещё с использованием огромного количества столь ценных девайсов из металла.

Я, понятное дело, постарался объяснить смысл великой стройки и вообще всего происходящего.

Происхождение медных лопат и мотыг особых вопросов не вызвало. Оказывается, слухи о мастере, наладившем производство металлических изделий, уже достигли и столицы. Там, правда, были уверенны, что он, то есть я — чужестранец. Пришлось прочитать небольшую лекцию о моём происхождении в версии деда Темануя и моих сонайских будто бы родственников. Пришельцы выслушали краткое родословие несчастного Ралинги, посочувствовали, когда я дошёл до гибели моей «родной» деревни (об этом событии четырёхлетней давности, оказывается, тоже знали по всему острову) и длительного периода своего «безумия», вздохнули с облегчением, когда я дошёл до того, как постепенно начал приходить в себя.

Двое светлокожих в компании с запада, едва выяснилось моё местное, пусть и не без помощи моряка-чужеземца происхождение, были несколько разочарованы.

Туманные намёки на общение с духами, начавшееся под влиянием свалившихся на меня испытаний, заставили сидящих вокруг нашего стола схватиться за амулеты, бормоча заклинания. Так что новые знания, вытянутые у духов, уже были самой приземлённой обыденностью.

На объяснение сути ирригационных работ свите юной наследницы местной короны ушло совсем немного времени. Много ли они поняли, осталось загадкой. Такое ощущение, что чужаки, будучи людьми по столичному культурными, решили не занимать попусту время человека, способного говорить с духами. В общем, посидев немного для приличия, они стали собираться.

Я по долгу гостеприимства предложил гостям, чтобы один из моих сопровождающих-регоев провёл их к резиденции Ратикуитаки.

После ухода гостей с запада я долго сидел возле потухшего костра. Настроение было не очень-то рабочее: не каждый день приходится обедать в компании увешанных оружием чужаков, для которых прикончить человека ничего не стоит. То есть, конечно, любой из приданных мне для солидности и пригляду регоев тоже, не моргнув глазом, прирежет любого, кто будет не по нраву таки. Но местные — зло уже известное и предсказуемое, в отличие о незнакомцев с запада. Так что сейчас у меня был просто нервный отходняк. Ну и что с того, что во время обеда и последующей беседы я сохранял полную внешнюю невозмутимость (надеюсь, по крайней мере), напряжённость никуда не делась.