Хрен С Горы (СИ) - Кацман Изяслав. Страница 25

Кроме Ратикуитаки и юной претендентки на трон Пеу наличествовали также Огорегуй, ещё два регоя из его компании и оба светлокожих чужеземца (что меня несколько удивило). С нашей стороны присутствовали парочка заклятых друзей, каждый из которых претендовал на роль главного шамана — Тонху и Кумаки, да четвёрка регоев — в том числе Такумал. Оказалось, я был последним, кого ждали. Судя по весьма скудному «столу», разговор предстоит серьёзный.

Едва я занял своё место между Тонху и молодым светлокожим, таки заговорил. Начал он издалека. Правда, не с тех времён, когда по просторам Земли бродили мамонты, а всего лишь с Пилапи Старого, потом перешёл к его тёзке — Пилапи Великому. Посокрушавшись по поводу оставшегося в прошлом туземного «золотого века», наш босс перешёл к делам совсем недавним — к борьбе за власть между сыновьями скончавшегося год назад великого и славного тиблу. Ещё минут пять у правителя Бонко ушло на описание гнусностей и подлостей Кивамуя и горькой судьбы Кахилуу. На этом со вступлением было покончено и, Ратикуи перешёл к делу.

Как и следовало ожидать, свита несчастной тэми Раминаганивы обратилась к нашему Самому Главному Боссу с просьбой о помощи в борьбе за власть. И теперь таки спрашивал совета у нас, своих приближённых — помогать или нет. Все напряжённо молчали, никто не собирался выступать первым.

Тогда Ратикуитаки назначил добровольца — им оказался Кумаки. Тот, разумеется, на амбразуру бросаться не собирался. Ну, то есть, не зная достоверно мнения нашего таки по данному вопросу, шаман предпочёл наводить тень на плетень. Речь его лилась гладко и плавно, сказывался опыт в таких делах — аж завидки берут. Но наш босс не для этого давал Кумаки слово. Властным движением руки он остановил колдуна, сказав, что уважает и понимает волю духов (мда, интеллектом он явно превосходил меня — я лично так и не догнал, что же вещали устами шамана духи — причём, чем дольше лилась речь Кумаки, тем туманнее всё становилось).

Следующим слово Ратикуи предоставил одному из своих регоев, которого я про себя прозвал Боксёром. Этот здоровый детина, умеющий орудовать всем известным на Пеу оружием, да и голыми руками способный отправить по Тропе духов почти любого, был совершенно лишён способности связно излагать свои мысли.

Боксёр с трудом выдавил из себя несколько фраз, сводившихся к тому, что Бонко — это хорошо, но всё Пеу — ещё лучше, и что тэми, коль ей помочь вернуть власть, отблагодарит нас всех.

Следом высказались ещё двое местных регоев, в общем поддержавших предыдущего оратора — будучи людьми военными и простыми, эти не боялись не угадать с решением нашего босса.

И… очередь дошла до меня. Говорил я, конечно, не столь витиевато как таки или Кумаки. Хотя и старался приправить свою речь оборотами «торжественной речи».

Речь моя категорически не понравилась всем присутствующим. Да и кому понравится, когда камня на камне не оставляют от «планов громадья» касательно дележа должностей при дворе малолетней правительницы. Начал я с того, что большинство сонаев (а на Горе народ лучше бонкийцев разбирается в столичных делах) рады окончанию войны между наследниками Пилапи Молодого и не горят желанием поддерживать каких-либо противников Кивамуя. Так что среди моих сородичей в Сонаве найдутся те, кто вовремя предупредит нынешнего тиблу-таки о чьих бы то ни было планах свергнуть его. А вот ожидать хотя бы одного воина в ряды сторонников Раминаганивы не стоит. Зато Кивамуй получит при таком раскладе сонавские подкрепления — это точно. И вообще, безнадёжное дело: затевать всё мероприятие, имея чуть больше двух сотен опытных воинов (здесь я ориентировался на численность свиты нашего таки и недорегоев старост и вождей плюс «кадровый резерв» из людей вроде Боре) против почти такой же личной дружины тиблу-таки, к которой примкнёт под тысячу, если не больше, регоев, стоящих на службе у таки западных областей, да не один десяток сонаев.

Когда я замолчал, Такумал, подчиняясь команде таки, подхватил эстафету. Он попробовал обнадёжить присутствующих возможностью вооружить всю нашу маленькую армию металлическим оружием.

Я в свою очередь напомнил, что руда идёт к нам из Сонава — в количествах, достаточных для изготовления десятка-другого боевых топоров в неделю. И сонаи легко перекроют поставки, едва заподозрят подготовку к военным приготовлениям. А приготовления к походу на запад острова с нашим народом останутся тайной не более, чем пару дней.

Потом я обратился к Огорегую с вопросом о дороге, по которой они добирались в Бонко. Ответ подтвердил мои худшие ожидания: между долиной Боо и заселёнными районами в верховьях Алуме лежало, по меньшей мере, пять дней пешего пути по диким и неприветливым лесам Огока. Небольшая горстка беглецов проделала этот путь отчасти на своих припасах, отчасти, ловя рыбу и лягушек в мелких водоёмах и болотинах, да собирая дикие плоды и коренья. Войску же придётся тащить на себе недельный запас провианта. Кроме этого, предстояла переправа через реку Огуме, текущую в глубоком и довольно широком ущелье — свита Раминаганивы вынуждена был сделать из-за этой преграды крюк к югу, почти к самому морю, рискуя нарваться на обитающих там ванка. Но если небольшой отряд ещё мог проскочить землю ванка незаметно, то нескольким сотням воинов это сделать затруднительно. Значит, если выбрать дорогу через Ванка и Огок, весть о появлении претендентки на трон Пеу опередит её войско на несколько дней.

Всё это я и высказал, преувеличив трудности в несколько раз. Причём, если с моей точки зрения это выглядело как раздувание слона (пусть не из мухи, но из какого-нибудь суслика — наверняка, ну или на крайний случай — из антилопы), то по местным папуасским нормам ведения дискуссии подобного рода гиперболизация была вполне в порядке вещей, проходя по разряду эпических и поэтических приёмов, а не как грубое искажение действительности в собственных целях.

Дальнейшее обсуждение вышло каким-то скомканным: гости повторили призывы помочь законной наследнице и обещания осыпать всех причастных всяческими благами и милостями; таки произнёс в ответ небольшую речь о желании помочь солнцеликой тэми, при этом деланно виновато и смущённо косился на меня. Но я уже неплохо изучил нашего босса, чтобы понять — на самом деле он торжествовал. Да и Огорегуй со спутниками говорили без вчерашнего пыла и жара, а словно отрабатывали обязательную к исполнению программу, подобно школьным активистам моего пионерского детства. Странно как-то это всё…

Но непонятки эти, равно как и полный царственного гнева прощальный взгляд юной претендентки на трон Пеу в мой адрес, быстро вылетели из головы, потому что наконец-то выдалась возможность пообщаться со светлокожими чужаками. Тот, кто постарше, заинтересовался полукровкой-металлургом с выдающимися колдовскими способностями. Именно такой образ, оказывается, вырисовался у них из рассказов окружения Ратикуитаки о моей скромной персоне.

Я же был рад поговорить с чужеземцами в спокойной обстановке мастерских. А Атакануй — незапланированному выходному: ещё не хватало беседовать с заморскими гостями под какофонию, сопровождающую полировку и заточку нашей продукции.

Для начала я поинтересовался, как зовут моих собеседников. Увы, настоящие их имена мой язык оказался воспроизвести не в состоянии. Так что пришлось ограничиться туземными прозвищами: Итуру — у молодого и Тунаки — у пожилого.

После десяти минут разговора о медеплавильном производстве, где я вынужден был в очередной раз озвучить ставшей официальной версию про то, что главное в производстве меди — нейтрализовать и куда-нибудь обратно загнать освободившихся на время из каменного плена духов, я плавно перешёл к своим гостям.

Были они моряками с одного из заморских кораблей. Я, разумеется, полюбопытствовал, почему это они остались на нашем острове. И неожиданным образом вынужден был прослушать лекцию-проповедь о религиозных взглядах пожилого Тунаки, сопровождаемую комментариями его молодого товарища, иногда весьма едкими. К концу этой лекции-проповеди я поймал себя на мысли, что молодого именую Бакланом, а пожилого — Сектантом, что полностью характеризовало обоих.