Хрен С Горы (СИ) - Кацман Изяслав. Страница 66

Так что пришлось пойти на компромисс. Я распорядился разбиться для преследования противника на десятки во главе с «сержантами» и действовать группами, пообещав тем, кто будет отрываться от коллектива, «строгий выговор с занесением и порчу ауры с кармой». Ну и, разумеется, строго наказал собирать добычу, не занимаясь делёжкой на месте, пообещав самолично судить при разделе хабара уже в лагере. А сам остался с раненными в паре сотен шагов от берега Алуме. Мои воины, получив начальственное одобрение, припустили вперёд, стремясь опередить прочих претендентов на трофеи. Впрочем, приглядеть за своими людьми не мешает. Поэтому, я с пятёркой легкораненых двинулся следом за остальными.

Надо же, кто-то из врагов осмелился огрызаться. Два моих десятка окружили кучку воинов Кивамуя Братоубийцы, которая ожесточённо отбивалась. И, кажется, у нас уже есть потери. Надеюсь, мои первобытные анархо-коммунисты (почему — первобытные, объяснять не надо, анархо — потому что в погоне за убегающим врагом в их рядах царила настоящая анархия, а коммунисты — потому что справедливость они понимали, как разделить всё, по возможности, поровну) получили наглядный урок, что и преследовать разбитого противника следует организованно, а не кто во что горазд. Поймали, что называется, медведя.

Врагов перед нами была жалкая кучка. И два десятка моих бойцов, построившись строем (что они сейчас и собирались сделать), перебьют их без серьёзных потерь. Но слишком много за последнее время довелось видеть мне пролитой крови, и потому выйдя вперёд, я крикнул: «Сдавайтесь, и мы оставим вас в живых». Точнее попробовал крикнуть: из пересохшего горла вышел только хриплый шёпот. Впрочем, воины Братоубийцы услышали. Их предводитель, вооружённый заморским бронзовым топором, с дорогим ожерельем на шее, ответил:

— Зачем тебе обещать нам жизнь? Вас больше, чем нас. Вы можете перебить всех нас и взять наше оружие и всё остальное. — Что ж, в логике, папуасской, разумеется, этому регою не откажешь.

— Я видел, как одни люди-даре убивали других. Это было и вчера, и сегодня, и ещё много раз. Крови пролито достаточно. Потому я, Сонаваралинга, говорю, что не хочу больше убивать дареоев. И своим людям тоже приказываю не убивать тех воинов Кивамуя, что готовы сдаться.

Вражеский предводитель внимательно посмотрел на меня. Слишком внимательно. Сдаётся, имя Сонаваралинги уже успело получить некоторую известность. Причём, вроде бы слава обо мне идёт не самая худая: по крайней мере, во взгляде неизвестного регоя не прибавилось ненависти после того, как он узнал, кто перед ним.

Наконец, командир окружённой группы прекратил играть в гляделки со мной и принялся о чём-то негромко совещаться со своими воинами.

— Мы согласны сдаться — сказал регой через несколько минут обсуждения со своими людьми — Если ты поклянёшься сохранить мне и моим воинам жизнь. И позволишь проводить по Тропе Духов нашего типулу, как полагается.

Типулу! Кровь прильнула мне в голову. Это же конец гражданской войне! Главный враг лежит в десятке шагов мёртвый.

— Хорошо — ответил я — Как тебя зовут, регой?

— Ваминуй. Мы люди Рохопотаки, правителя Хона и Вэя.

— Я, Сонавалинга, клянусь сохранить жизни тебе, регой Ванимуй, и твоим воинам.

Моментально всё поменялось: только что предо мной стояли готовые биться на смерть люди, а теперь это были военнопленные — жалкие, надеющиеся на милость победителей.

— Оружие можете оставить при себе — великодушно разрешил я — Если поклянётесь не применять его против моих людей.

Вражеский предводитель посмотрел на меня удивлённо, но ничего не сказал.

— Постойте, он кажется, ещё живой! — крикнул я, заметив, что лежащий на земле воин с несколькими дорогими ожерельями тяжело дышит. Впрочем, похоже, долго он не потянет: с пробитым лёгким и проникающими ранениями в живот долго в каменном веке не живут.

— Это не типулу-таки Кивамуй — ответил Ванимуй — А наш вождь Рохопотаки. Кивамуй вон тот — пленный указал на труп рядом.

— А где знаки его высокого достоинства?

— Он снял их, когда стало ясно, что мы разгромлены — пояснил хонец — Чтобы меньше привлекать внимание врагов на пути к Мар-Хону.

Довольно неординарный шаг для туземца, в жизни которого всё мало-мальски важное связано с кучей всевозможных условностей, символов и ритуалов. Нужно либо очень сильно перетрусить, либо, наоборот, обладать недюжинной смелостью и непапуасской широтой взглядов, чтобы снять с себя регалии верховного правителя всего Пеу, являющиеся чуть ли не частью его самого. Судя по тому, что доводилось слышать о нашем главном противнике, трусом он точно не являлся. Так что покойник был личностью явно необычной.

— Вахаку — позвал я здоровяка-текокца — Ты же знал Кивамуя?

Не то чтобы я сильно не доверял словам сдавшихся хонских регоев, но проверить не мешало бы.

— Да, это он — подтвердил мой «олени», внимательно рассмотрев лицо покойника.

— Теперь, когда типулу-таки мёртв, символы его власти и силы должны быть при нём — сказал я — А насчёт его тела, я способен провести все необходимые обряды над покойным типулу-таки.

Ванимуй и его люди пожали плечами в знак согласия.

Сильно заморачиваться на счёт похорон убитого вражеского предводителя не стали: надели на труп ожерелья, за пару часов вырыли в ближайшем укромном уголке могилу, а я над неправильным овалом рыхлого краснозёма толкнул длинную речь с перечислением известных мне достоинств и славных деяний покойника, не упустив, однако, и некоторых нехороших поступков, как то братоубийство и диктаторские замашки, оттолкнувшие в итоге от него многих. Ванимую и его людям же выдвинул примерно такое же объяснение насчёт необычного для жителей Пеу способа избавления от мертвеца, как и для моих «макак» несколькими днями ранее. Единственное, что аргументом в пользу предания земле служил в сегодняшнем случае сам покойный, владевший до недавнего времени всем островом, и теперь навеки соединяющийся со своим владением.

Кстати, пока хонцы копали могилу, а потом я отпевал покойного типулу-таки, отмучался правитель Хона. Его регои решили забрать с собой, чтобы похоронить привычным туземцам образом дома в Мар-Хоне. Мне, конечно, перспектива провести несколько дней на тропической жаре рядом с трупом не то чтобы понравилась, но я решил не устраивать разборок по такому пустяковому, в сущности, поводу.

Все дела, связанные с захоронением Кивамуя, заняли весь остаток дня. Так что к реке мы с «макаками» выбрались уже на закате. На берегу к этому времени успел образоваться импровизированный лагерь победителей, куда стаскивались трофеи и сгонялись десятками, если не сотнями пленные.

Наше появление встречено было остальными несколько напряжённо: слухи о том, что Сонаваралинга не то убил, не то захватил в плен вражеского предводителя, каким-то непонятным образом распространились по всей армии, переправившейся через Алуме, и теперь народ ждал подробностей.

Я не стал долго томить публику, и громко произнёс: «Кивамуй Братоубийца погиб в бою. Бывшие с ним регои под началом Ванимуя подтверждают это. Также труп опознали также Вахаку, Гоку и многие другие воины из числа «пану макаки», бывавшие в Тенуке. Я совершил над его телом обряд, соответствующий высокому происхождению покойного типулу-таки, а труп предали земле, той земле, которой владеет род Пилапи. Те, кто был со мной, могут подтвердить мои слова».

Официальное объявление о смерти главврага вызвало бурное ликование во всём нашем воинстве. Наверное, единственным, кто не радовался сегодня из победителей, был я. Облегчение от доведённого до конца дела — чувствовал, опустошённость пополам с усталостью — тоже. А вот радости — не было. Не знаю уж почему. Может быть, потому что не воспринимал я узурпатора Кивамуя как врага, которого следует ненавидеть: никогда не сталкиваясь с убитым типулу-таки лично, рассматривал его только как некую проблему, с которой следовало разобраться.