Хрен С Горы (СИ) - Кацман Изяслав. Страница 67

Так что я предоставил своим «макакам» возможность веселиться вместе с остальными, а сам отправился на боковую. Даже оживлённая дискуссия с участием доброго десятка вождей на счёт того, стоит ли посылать гонца в Тенук с радостной вестью немедленно, или отложить это до рассвета, мало интересовала меня сейчас. В итоге, как, я узнал с утра, Сеутене с Роротелу самовольно отправили вестника.

Спалось хреновато: конечно, отдых своего «пану олени» «макаки» охраняли, но звукоизоляция на открытом воздухе совершенно ни к чёрту, а веселье в стане победителей кипело до глубокой ночи — причём, что самое удивительное, с минимумом хмельного, ибо для качественной попойки оравы взрослых мужиков слабенькую папуасскую брагу на слюнях пришлось бы собирать в радиусе двадцати километров даже в такой густонаселённой местности.

Ничего удивительного, что на утро самочувствие моё было ещё хуже, чем вечером. С трудом заставил разбитое тело подняться, я добрался до реки и умылся, окунув для приведения себя в чувство голову в воду. Помогло мало.

На импровизированном совете вождей нашего воинства, где и выяснилось, что гонца с известием о победе уже успели послать, решили потихоньку переправляться обратно на тот берег. Совершать марш-бросок к Мар-Хону почему-то никто не желал. И вообще, остатки дисциплины в рядах нашей армии таяли прямо на глазах. Я, в общем-то, тоже не горел желанием спешить к морским воротам Пеу: узурпатор Кивамуй убит, взрослого потомства мужского полу, способного возглавить борьбу, у него не имелось; таки Хона, и, как мне пояснил Роротелу, по совместительству Вэя, также был мёртв, что автоматически означало грызню за власть между «сильными мужами» побережья и столь же автоматически исключало превращение этих приморских областей в гнездо сепаратизма, как случалось не раз в ходе прежних смут в Тенуке.

Все имеющиеся в нашем распоряжении плавсредства рванули к текокскому берегу Алуме практически одновременно. Правда этому предшествовала ожесточённая делёжка лодок и плотов между «макаками» и бонкийцами с сонаями с одной стороны, и воинами Сеутуне, Роротелу и Укетоноку — с другой. Но, в конце концов, все пришли к консенсусу. Главным образом благодаря моим словам, что следует оставить на этой стороне часть воинов — чтобы сторожили пленных и вообще, демонстрировали присутствие верных Солнцеликой и Духами Хранимой сил в не до конца усмирённой части её владений.

В итоге примерно половина воинов из всех отрядов переправилась на тот берег, а вторая половина осталась следить за пленными и окрестностями.

Всего в паре километров от реки наше шествие победителей столкнулось с представительным сборищем увешанных украшениями из ракушек, камней, костей и перьев «сильных мужей». Из знакомых лиц я в этой толпе сумел обнаружить только нескольких рядовых ласунгских регоев и парочку текокцев из числа заявившихся в последние два дня: ни Рамикуитаки, ни кого-либо из его приближённых не наблюдалось. Зато у встретивших нас в избытке имелось ощущение собственной значимости.

Для начала глава комитета по встрече и чествованию победителей — незнакомый мне представительного вида мужик в возрасте, обладатель зычного голоса и безукоризненных с точки зрения туземцев манер — толкнул речь, полную всяческих восхвалений в адрес славных героев, добивших Кивамуя-братоубийцу. Потом он начал расписывать будущий великий пир по случаю победы и вступления в освобождённую столицу Солнцеликой и Духами Хранимой тэми Раминаганивы, на который ждут всех, кто с оружием в руках бился за правое дело. И тут же, совершив изумительный плавный переход в своей речи, сей достойный и велеречивый муж вдруг заявил, что доблестному, мудрому и справедливому Сонаваралинге, о чьей воинской и магической силе слава успела разойтись по всему Пеу, надлежит, согласно повелению нашей благословенной повелительницы, немедленно привести к покорности земли Хона и Вэя. Причём выходило у этого папуасского цицерона, что мне оказано великое монаршее доверие, которое я просто обязан оправдать в рекордно короткие сроки.

В отличие от предводителей отрядов, участвовавших в последней битве, да и моих «макак», буквально загипнотизированных столь изысканной речью, состоящей из одних только «торжественных» слов, я этому словесному завораживанию не поддался. Беда только в том, что единственный способ преодолеть препятствие в виде «комитета по встрече» и проложить себе путь к Солнцеликой и Духами Хранимой — это скомандовать своим бойцам «фас». Чисто технически сделать это было несложно: «макаки» беспрекословно выполнят любой мой приказ, две сотни бойцов с лёгкостью настрогают мелкими ломтиками несколько десятков разодетых по последней туземной моде надутых индюков и наделают из них отбивных высшей категории, дружелюбный нейтралитет бонкийцев и сонаев, бывших с нами с самого начала, обеспечен, а мнением зрителей-текокцев можно в этом случае пренебречь. Но за стоящими сейчас на моём пути маячили толпы вождей и регоев со всего запада Пеу, через которых придётся прорубаться к телу тэми в дальнейшем. Устанут оружием работать мои ребятушки. Так что я вынужден был изобразить на своём лице радость по поводу оказанной мне чести и скомандовать своим бойцам поворот на 180 градусов.

Если честно, чувствовал себя я сейчас примерно как в подростковом возрасте после встречи со шпаной по дороге из школы, когда точно так же тебя загрузят хитрым «базаром», по которому вроде бы и сам виноват выходишь.

Оставшись на дороге одни и освободившись от обволакивающе-завораживающего воздействия «торжественной речи», «макаки» начали соображать, что нас где-то обманули. Думаю, ещё немного, и они сообразят — в чём. Потому во спасение их неокрепшей дикарской психики и своей собственной репутации великого колдуна, вождя и прочее, приходится толкнуть речь о том, что не только этот индюк, но и духи мне также сказали идти на запад, ибо там предстоит найти что-то очень важное.

Это немного разрядило обстановку и уменьшило мрачности на лицах моих верных соратников, но всё равно, возвращались к реке в полном молчании. Когда переправлялись, зарядил сильный дождь. До обустроенного «макаками» участка лагеря добрался полностью промокнув. Настроение это не прибавило.

Странно, конечно, пять лет до этого сколько раз попадал под дождь, и бывало не раз даже холоднее, чем сегодня, но почему-то никогда не мёрз, как сегодня. Посидев у костра и обсохнув, я немного согрелся, но зато вернулась утренняя разбитость, правда теперь к ноющим мышцам прибавилась ломота в суставах. Уж не заболел ли я…

Обсуждение планов по усмирению Хона с Вэем, на которое допустили Ванимуя с частью его людей, прошло как-то мимо меня. Я больше был озабочен раскалывающейся головой и возобновившимся ознобом. Сворачивание нашей стоянки и сборы в путь занимали меня ещё меньше. Потом я вообще отключился на какое-то время. Проснувшись посреди ночи, почувствовал себя лучше, правда всё ощущалось словно в какой-то дымке или тумане. Даже тошнота и начавшаяся рвота не доставляли особого мучения. Проблевавшись хорошенько, вновь заснул.

Утром с трудом открыв глаза, не смог встать самостоятельно. Пара «макак» по команде Гоку поставила меня вертикально, и я, для, начала опустошив желудок, с трудом переставляя ноги, двинулся в путь вместе со всеми оставшимся в моём распоряжении воинством. Увы, очень скоро я выбился из сил, и мои сопровождающие вынуждены были тащить меня на себе.

Дальнейшее слилось в череду пробуждений, во время которых меня обычно выворачивало наизнанку, и проваливаний в болезненное забытье. Временами, кажется, я материл окружающих, обзывал их фашистами и троглодитами и требовал оставить меня в покое, бросить на дороге, чтобы хотя бы от тряски перестало мутить и тошнить. Но вполне возможно, это происходило только в моём воображении. Впрочем, особого значения это не имело, поскольку выражал свой протест условиями транспортировки я на совершенно незнакомом кому-либо на острове Пеу языке. Да и знай мои «макаки», что я приказываю, вряд ли они бросили своего «пана оленя».