Три года счастья (СИ) - "Kath1864". Страница 12

— Так поступает Кетрин.

Не сошёл с ума, и вполне осознанно назвал ее не « Катериной» , а « Кетрин.» Ведь только Кетрин Пирс могла предать, убить, манипулировать, использовать в своих целях. Кетрин плевать на всех, кроме себя.

— Что вообще может связывать такого человека слова с такой, как она? Не понимаю.

— Мерлин, тот человек слова, которого ты знала ,был всегда связан сперва с Катериной, сейчас с Кетрин. Я не стану тебе лгать, потому что она всегда нужна мне. Нужна, часть моей жизни, часть сердца, которую я уже давно должен был вырвать и выбросить, но я не могу сделать это. Не могу забыть ее. Не могу, прекрасно зная, что Никлаус не позволит нам быть счастливыми. Не могу, прекрасно зная, что она отдала свое сердце другому.

— Ревность не мое, поэтому послушай меня, Элайджа. За любовь всегда нужно бороться. Я, как и ты, живу не одно столетие, видела многое. Видела, как сражались и гибли за любовь. Видела, что любовь стоит этого. Видела и знаю, что за настоящую любовь стоит сражаться. И что может, она была нужна тебе даже больше, чем ты был нужен ей.Тебе больно не от того, что что-то ушло, семья распалась, ты утратил смысл существования, а от воспоминаний о том, что у тебя было. У тебя не было настоящей любви, которая заставляет чувствовать тебя живым, поглотит целиком. Я ведь любила, ты знаешь эту историю. Он был человеком, а я не настолько эгоистичной, чтобы обратить его. Бен заставлял меня жить и улыбаться, и после его смерти я дала себе слова, что буду улыбаться. Улыбаться сквозь боль. Я всегда пытаюсь заставить людей улыбаться, потому что я не хочу, чтобы они грустили так же, как и я. Всё можно пережить, пока есть для чего жить, кого любить, о ком заботиться и кому верить. Доверься и живи. Живи и если твое сердце отдано этой стерве на пятнадцати сантиметровых каблуках, то борись за нее и верни ту, которую любишь. Нейтрализуй ее яд и увидишь, что в ее сердце осталась часть нетронутая ядом злобы и гнева. Осталась часть способная любить. Осталась часть, которая жаждет большего, любви. Ты ведь всегда думал, что плохо желать большего, день изо дня сражался за семью и душу Клауса, что потерял часть себя, погрузился в хаос и вся та кровь. Ты позабыл о своих желаниях и том, что желать большего это нормально. Это нормально, Элайджа. Нормально желать, иметь свои мечты, любить. Мир жестокое место, если в нем нет места любви.

Молчит и вдыхает этот яд вместе с воздухом. Ее яд. Яд, которым его отравила Кетрин Пирс.

Он не спятил, не сошел с ума, но помешался на спасении семьи, а точнее ее части в лице младшего брата – Никлауса Майклсона, зациклился на исцелении своей прогнившей души спасая душу Клауса. Всегда был просто рядом с ним, не предавал, ну, если не считать историю с Авророй Де Мартель. Он отнял любовь у своего брата. Элайджа успокаивал себя тем, что им грозил Майкл, а тот делал, что положено – защищал семью. Успокаивал, что ничего не знал о даре внушения, которым их наделила мать. А может, хотел спасти и свою шкуру? Спасти не только семью, но и себя. Эгоизм, который скрывала маска выкованная из идеальных манер и якобы благородства. Маска скрывала его темную душу. Просто он такой : первородный вампир, всегда в костюме, с идеальными манерами, просто заботливый брат, монстр проливающей кровь по большей части во имя семьи, возможно, чтобы защитить кого-то от своей семьи, в сумме ведь одно и тоже. В сумме ведь выходит, что Элайджа Майклсон демон ночи отнимающей жизни невинных, хищник, что не может поменяться по щелчку пальцев. И насколько аморален , в этом мире безупречном, чистом и правильном?Аморален, считая, что поступает правильно.

Застыл, будто в коматозии, обдумывает все ее слова, которые бесконечным потоком слов доходит до него, записываются в какой-то части его мозга, а он ведь думал, что все потеряло всякий смыл. Он думал, что ему запрещено желать большего и то этого хотелось кричать так, чтобы сорвать голос, кричать, чтобы самому распасться на мелкие части. Кричать, а он все это время заглушал эмоции, скрывал их.

Его жизнь разбавляло черно-белое и никаких других цветов.

Он нашел любовь, но потерял в неё веру.

Он нашел любовь и оставил ее. Отпустил Катерину, не усмотрел, не спас и она стала Кетрин.

И почему-то верить в любовь у него больше не получается. Наверное, мечты и надежды были оставлены ещё давно. Оставлены во имя спасения души брата и жертвы ради семьи. Вся жизнь – сплошное черное, но он научился видеть в темноте за столько-то лет. Научился.

Кетрин жива, и она ещё дышит. Мертва Катерина, а он чувствует, что Катерина ищет выход из клетки, в которую ее заключила Кетрин. Ищет выход, так же как и она.

Улыбнулся, чтобы доказать себе и ей, что он все еще жив. Жив, касается ее руки и целует. Жив и благодарен ей, а та улыбается в ответ, съеживается потому ей не ловко, но все же ее старания были оценены.

— Я приготовлю нам кофе?

— Позволь сегодня это сделать мне, Мерлин. Латте с шоколадным сиропом , в благодарность за совет.

— Я верю в то, что найдешь в себе силы и будешь сражаться за настоящую любовь. Мы должны пройтись сегодня ночью по побережью. Вода смоет всю жестокость этого мира. Согласен?

— Согласен. Брайтон-Бич ( Brighton Beach. )

***

Темнота сменяется светом. Темнота, в которую ее погрузил Элайджа Майклсон. Открывает глаза и даже не сразу понимает, что находится на полу, жгучая боль в области шеи. Он переломал ее кости, сломал шею. Боль, дотягивается рукой до шеи. Он свернул ей шею, оставил здесь, на полу гостиной, сказал, что свяжется с ней, когда посчитает это нужным и уместным. Думает, что победил ее, обыграл.

Жгучая боль и ненависть.

Голова кругом. Пытается встать. Больно, что она даже прикусывает губу, чтобы не закричать от боли и ненависти. Боли и ненависти, которую она испытывает не только к Элайджи Майклсону, но и всему миру. Все же мир жесток, и она была права. Права, потому что этом жестоком мире, тот кто испытывал к ней чувства свернул ее шею. Убил.

Жестокий мир.

— Ублюдок! Ты ублюдок Элайджа Майклсон, - её хрипящий голос разносится эхом по гостиничному номеру.

И почему ей не наплевать, что шею ей свернул именно он. С ней поступали еще хуже, но Элайджа Майклсон видет в ней то же, что и все : черную, эгоистичную, подлую и безжалостную стерву.Почему он не убил её, когда была возможность? Почему она до сих пор не придушила его, не вонзила кол в его сердце, просто, чтобы ему было так же больно, как и ей. Ведь она единственная, та кто выжила и служит напоминанием в сердце Элайджи о том, что мир жесток и такие монстры, как он губят невинные души. Она его любовь. Она напоминание о всех его грехах. Она напоминание о том, что он не так уж и чист, как мог думать, когда каждый раз вытирал вытирал белоснежным платком кровь со своих губ.

А может, выживая в жестоком мире она сама стала жестокой, такой же, как и он, Клаус, вся семья Майклонов. А может он был прав, добил ее и доказал, что она никому ненужный испорченный товар, от которого можно избавиться. Она никому не нужна в этом жестоком мире и поэтому Кетрин Пирс выживает.

Выживет в этом жестоком мире.

Выживет.

Всё честно — они друг другу не обязаны, но сейчас Кетрин чувствует себя разбитой и грязной, ненужной вещью. А ведь вести эту игру должна была она. Она всегда устанавливает правила игры, чтобы выжить в этом жестоком мире. Элайджа Майклсон изменил правила этой игры, заставил ее что-то чувствовать. Гнев.

Смятение. Злобу.

Она не управляет игрой. Она не управляет этим мужчиной. Элайджа единственный мужчина, который не пал к ее ногам и не положил, к ее ногам, свое окровавленное сердце, которое она в любую минуту могла пронзить своим тонким каблуком.

Добил, оставив после себя головную боль и запах восточных древесных ноток его дорогих духов, который еще не выветрился из комнаты. Теперь,она может втаптывать его в землю, мешай с грязью, ведь он разозлил ее и все еще не у нее ног — все равно ведь вместе завязнем. Погрязнут вместе в этой грязи и никакие принципы не запрещают ей отомстить, а месть всегда была сладка. Сладкая месть за то, что тот играет не по ее правилам, не подчиняется, только в голове замыкают контакты, стоит ей отомстить, оступиться, как он окончательно отвернется от нее. Отомстит и ее месть будет сладкой.