Три года счастья (СИ) - "Kath1864". Страница 148
Эта коробка, называемая домом совершенно не держала тепло, но здесь, видимо, когда-то жили люди, а теперь живут монстры. Беглым взглядом, пробежавшись по хламу, что остался в его комнате. Все то, что имело ценность стало ненужным хламом. К тому времени, когда он уснул Элайджа мало что помнил.
Только бег секундной стрелки и белый коридор.
Майклсон тихо подошел к черной двери, открыл ее.
Но что скрывается за этой черной дверью? Демон питающейся похотью? Стерва? Страсть? Желание? Внутренняя тьма, то он может совершить в реальной жизни? Что-то ценное? Монстр?
В этой пустой комнате ее нет.
Она ведь здесь заточена по его воли.
Бросает взгляд на постель.
Ее нет.
Только пустота.
Она должна быть здесь, если он желает видеть?
Или он не желает видеть ее?
— Катерина.
Удар и Элайджа оказывается на полу. Она нависает над ним, ее руки сжимают его горло, давит на щитовидку, видимо чтобы ему было еще больнее. Но он ведь сам желал этого. Желал увидит его.Больнее после поцелуя с Хейли.
Он сделал ей больно и она платит тем же.
Болью на боль.
Ненавидит, желает разорвать на куски, уничтожить, потому что он сделал ей больно.
Она опустошена, нет сил собраться с силами и жить дальше.
Портить нервы.
Элайджа Майклсон повержен, прижит к полу, задыхается и даже не может пошевелиться.
Эффект неожиданности всегда срабатывает в пользу нападавшего.
Она посмела напасть на него.
Кетрин подняла на него взгляд, чуть покрепче сжала ладони на шее и улыбнулась. Он почему-то улыбнуться в ответ не было сил: тяжело смотреть, воздуха не хватает. Но сегодня она прекрасна в длинном, темно-зеленом прозрачном халете из-за которого просвечивается черное кружевное нижнее белье.
— Спасибо, за предательство, Элайджа, — раздался негромкий голос, женщины.
Спокойный, размеренный и немного хриплый после попыток Элайджи сбросить ее, ведь он сильнее ее, но видимо она злее и крепко ухватилась за него.
Бесполезно бороться с обиженной и озлобленной женщиной.
Такая одержит победу.
Ее лицо по-прежнему такое же, как голос, словно идеальное дополнение, но его оскверняли его поступок и взъерошенные им же волосы. Элайджа вцепился своими руками в ее волосы и бесполезно молить о прощении. А ее взгляд непроницаемый, но в нем вскользь пронеслось так много эмоций за это время: страх, отчаяние, тревоги и злобы, агрессии, желание убить и пролить кровь. Мутные, практически незаметные. Эмоции прирожденной стервы. А сейчас она не изменяла себе, смотря на него своими завораживающими глазами цвета горького шоколада. Элайджа задыхается так же, как и она задыхалась от слез узнав обо всем. Перевел на нее взгляд, пытался разжать руки и дышать. Главное не задохнуться от чувства вины.
Удалось.
Ему удалось отбросить ее и теперь она лежит рядом Она молчала, и он — тоже. Ни у кого не было слов, чтобы описать сложившуюся ситуацию.
Глупо.
Он влюблен в мать племянницы и так быстро забыл ее, но почему тогда вернулся сюда.
— Не стоит, оправдываться, Элайджа, потому что ты любишь ее, — произнесла Пирс.
Кетрин Пирс. Она старался не выдавать своих эмоций, но эти слова были словно горький яд на ее губах. Еще одна пропасть, которая разделяла бы их в том мире, который существовал еще не так давно. Мира на двоих.
Сейчас всего этого нет.
Только боль и ее горькая усмешка, когда она оборачивается к нему, приводит пальчиком по яровой ямочке.
— Тебе ведь было больно, когда ты думал, что она мертва, Элайджа, как и мне, теперь ты познал боль предательства, — немного подождав, произнесла она все так же тихо эти слова.
По спине пробежал холодок, когда он почувствовал легкую ладонь у себя на груди. Она ведь запросто может вырвать его сердце, как когда-то он вырвал ее. Немного и она сделает это, пробьет рукой его грудною клетку, сожмет в своих руках его сердце и все.
Все закончится.
Теперь непонятно от чего ему предстоит встретить смерть — от рук любимой женщины, которую предал или рук врага. Он не хотел это представлять, отказывался. Даже назойливое воображение, рисовавшее красочные картины его смерти, мужчина желал выбросить, не представлять. Он ведь тысячелетней бессмертный монстр. Но ее легкое касание только усиливало этот страх. Ему не продержаться долго. Ему не вымолить прощения. Мужчина судорожно выдохнул, бегло посмотрев на Кетрин, которая вновь с ним встретилась взглядом.
Прервать молчание и получить ответ.
— Если меня не станет, ты будешь скучать? — внезапно спросила она не отводя взгляд.
Боль. Опустошение. Ненависть.
— Что бы ты сделала с Хейли? — спрашивает он.
На секунду, он позабыл обо всем, решаясь на такой глупый поступок, спросить у одной женщины, чтобы она сделала с соперницей, той, что украла чужого, ведь они знакомы всего около года с Хейли. И стоит ли скучать о чужом человеке, который только, защищая и оберегая ее?
Элайджа ведь стал чужим для Кетрин.
Повисла ужасающая тишина, в которой он мог слышать биение собственного сердца. Уверенность в правильности решения таяла на глазах, но в ее взгляде вновь промелькнула тревога. Она впервые выглядела растерянной и уставшей, такой, а какой должна была быть любая женщина на ее месте. Преданная.
И все из-за одного вопроса?
— У нас почти не было шансов, но будь я рядом волчица молила бы о смерти, стонала от боли, прежде, чем я выбрала бы способ, которым убьет ее… Вырвать сердце к примеру, — вновь нарушила тишину брюнетка, притупив взгляд. — Она бы не выжила, Элайджа, только потому, что ты мой… Только мой…. Я бы не раздумывая убила ее чужими руками, одела бы лучшее траурное платье на ее похороны, если бы были, скорбела вместе с тобой, утешала тебя, точно зная, что стерва Кетрин Пирс одержала очередную победу. Ты ведь знаешь меня.
Глупо было полагать на что она ответит как-то иначе.
Незнакомые, чужие — вот кем они стали даже после стольких веков любви и схожего мироврзрения. По крайней мере, именно эти мысли посещали мужчину сейчас, лежа на полу, смотря с надеждой, но ей плевать. От былой уверенности узнать правду все исчезло, ведь он знал, что ответит стерва, для которой чужие жизни не так уж и важны и нахлынуло чувство бессилия и тоски. Он опустил руки, все еще чувствуя тепло руки Пирс на своей груди, она вновь забралась на него. Хотелось сбросить ее и одновременно притянуть к себе, возможно, в последний раз. Но ладонь плавно соскользнула, постепенно перемещаясь вниз, и спустя несколько мгновений он аккуратно обнимала ее со спины, слегка прижавшись к ней. Тепло. Живительное тепло, которого категорически не хватало.
Тепло и огонь, словно закипает кровь.
Кровь закипает, когда он накрывает своими губами ее губы, прижимает к себе и удерживает силой.
Не позволит вырваться.
Теперь она не казалась такой сильной, какой обычно представала перед всеми. Этот теплый поцелуй, дыхание слегка сбилось, а лицо спрятано в его плече. Он несмело провел рукой по спутанным волосам, спускаясь по спине, а после снова возвращался, прижав ее к себе. Хотелось пообещать ей, что все будет хорошо, что они все вернут и будут вместе в вечности, но не мог знать наверняка вернется ли он когда-нибудь к этой женщине, желая запечатлеть этот короткий момент в своей памяти, перемотать его в начало и снова пережить. Мужчина прижался губами к ее макушке, оставив короткий поцелуй и чувствуя, что Кетрин вновь берет вверх над своими эмоциями и понемногу успокаивается. Но он не хотел ее отпускать: еще минуту, еще секунду…
— Ты мне нужна, Катерина и я скучаю, — негромко произнес он, понемногу ослабляя крепкие объятия, — Мы будем в нашей вечности.
Ощущение покоя стало понемногу охватывать ее тело, заставляя расслабиться. Сонливость начала брать вверх, но она отчаянно сопротивлялась. Проклятая усталость сковывала мышцы и разум, но Пирс старалась выглядеть бодрой, смотреть в глаза. Наткнувшись на встревоженный и слегка укоризненный взгляд брюнетки, мужчина свел брови к переносице, хмурясь. Она уже наперед знала его слова, но по-прежнему ожидал, когда фраза сорвется с губ.